Стальные перья

– Это дерево Каонэль-то захудалое?! – возмутилась гарпия, с запозданием понимая, что ее все-таки втянули в склоку.

Она снизилась, так, чтобы их лица с птерингом оказались на одной высоте. Гневно взглянув в глаза Керкегора, круглые, почти птичьи, в окружении мелких перьев, гарпия запальчиво произнесла:

– Да если бы ты знал, как у Каонэль уютно и удобно, и дома всегда пахнет лесом, и листва шелестит, ты бы трижды подумал, прежде чем возводить свою платформу! Вот!

Птеринг задумчиво прищурился, даже покосился назад, словно хотел взглянуть на эльфийское дерево новым взглядом, но в последний момент передумал.

– Пусть так, – сказал он запальчиво, – пусть там удобно, уютно, шуршит листвой, и все такое! Но у Каонэль свое дерево есть, и у меня платформа есть, и у других хранителей дома тоже есть… Почти у всех! А вы с горгоной как перекати поле, то к Страгу переберетесь, за Араоном ухаживать, то опять к Каонэль. Можешь обижаться, но этот твой полет над собственным пустым участком – чистой воды извращение!

Гарпия возмущенно заморгала, но решила не показывать, что оскорбилась.

Пожав плечами, невозмутимо произнесла:

– Вообще-то все идет по плану! Все так и задумано!

– Что задумано? Летать над своими пустыми землями и вздыхать, глядя на жилища остальных? Странная задумка, Аэлло, очень странная!

– Именно, что задумка, – подтвердила Аэлло. – Чтоб ты знал, принцесса Жемчужного Ожерелья не имеет права на собственный дом, пока не выполнит долг перед сестрами. А вот когда выполнит… Когда выполню! Разгромлю захватчиков-нефилимов, и прославлюсь как самая великая свершительница крылатого народа – тогда построю здесь такой дом, что все окрестные птеринги ахнут!

Керкегор возмущенно заклекотал что-то на неизвестном Аэлло наречии, но глядя на ее удивленное лицо ответил по-человечески:

– Чтобы ты знала, птеринги ахают редко, даже никогда! У нас устройство клюва не подразумевает такого непотребства! А лучше жилища, чем моя платформа, здесь ни у кого нет! И даже не рассчитывай на мой голос, когда захочешь себе нечто подобное!

Аэлло расхохоталась, запрокинув голову, и смеялась долго и с удовольствием.

– Платформа? – издевательски переспросила она. – Наследнице жемчужного престола подобает жить на парящем острове, и этот самый остров вскорости здесь воспарит!

Гордо дернула подбородком, развернулась в воздухе, и полетела дальше.

Вслед ей раздалось обиженное:

– Настроения нет, Аэлло? Так бы и сказала! Зачем сразу ругаться-то…

Пролетая над пустыми, равнинными землями банши, Аэлло суеверно пощелкала пальцами.

Внизу замелькали домики с просторными конюшнями. Мимо них тянется вереница женщин в кожаных доспехах, с прямыми, как жердь, спинами. Амазонки лениво покачиваются в седлах. Проследив за процессией, Аэлло так разозлилась, что черную уродливую скалу Мелисс и дом Гнура пролетела практически не заметив. Только когда увидела купол жилища ихтионки, ощутила, как выдохлась.

Все-таки пролетела чуть дальше, к самому морскому берегу, и чуть ли не кубарем скатилась по воздушным потокам, балансируя крыльями.

Наконец, сохранив равновесие, сложила крылья, и поздоровалась:

– Привет, Каонэль.

Эльфийка сдержанно улыбнулась, отвечая на приветствие.

В руках у нее длинная розовая раковина, которую, судя по вмятине на мочке длинного уха, Каонэль слушала, как раз перед приземлением гарпии.

– Красивая, правда? – спросила эльфийка, проводя серым пальцем по гладкой розовой поверхности. Но тут же умиление на бесстрастном лице сменилось более привычной эмоцией, и она быстро спросила: – А ты откуда?

Аэлло расправила крылья и проговорила гордо:

– К южной речке летала.

На миг запнулась, и продолжила спустя секунду:

– Посмотреть… что там за рыба. А еще ругалась с птерингом, но он сам виноват. Нечего вмешиваться, куда не просят!

Эльфийка не заметила замешательства, а может не обратила внимания.

– Не обращай внимания. Ты же знаешь Керкегора. Характер у него, мягко говоря, неуживчивый. Значит, говоришь, летала к южной речке? – задумчиво протянула Каонэль и потерла подбородок. – Ах да. Знаю такую. Она потом в подземную реку переходит. Бурную и холодную.

Аэлло удивленно подняла брови.

– А ты откуда знаешь? – спросила она.

– Да так, – уклончиво осветила серая. – Плавала.

Аэлло задумалась – говорить о том, как проучила наглую амазонку, или не стоит? Вид у Каонэль не сказать, чтоб задумчивый или занятой… Но если не знать, что гарпия защищала честь подруги, и вообще, ссора с Брестидой вышла случайно и почти незапланированно, эльфийка может не так понять. А чтобы поняла правильно, надо начинать с самого начала: как прилетели в Цитадель, и как бессмертная крылатая дева, веками грезившая о любви и человеческом тепле, попала под обаяние неких серых глаз… И как теперь плачет по ночам, а днем слагает дурацкие вирши. Но ведь эта тайна горгоны, не Аэлло…

– Ладно, – сказала эльфийка, вкладывая гладкую розовую раковину в руку Аэлло. – Ты оставайся, возвращай потерянное настроение, а у меня дела.

И, не дожидаясь вопросов, что за дела, серая легко взбежала по крутому спуску, направляясь в сторону Цитадели. Аэлло успела привыкнуть, что любопытная эльфийка к вопросам о себе относится настороженно.

Поджав тонкие губы и нахмурив лоб, Аэлло какое-то время смотрела на бескрайнюю голубую пустыню, прямо на нитку, где море Атлантии встречается с небом. Море сегодня спокойное, зеркалом отражает небесную гладь.

Воды Атлантии синие, яркие, как васильковое поле, ничего общего с серо-зелеными волнами Жемчужного моря.

По мере того, как синюю гладь перед глазами Аэлло услужливая память преображала в бушующие валы с пенными шапками, лицо Аэлло хмурилось, а пальцы крепче сжимали раковину. Наконец, когда нос сморщился, губы оказались искусанными, а в уголках глаз заблестело, Аэлло затрясла головой, и запустила раковиной прямо в надвигающийся серо-зеленый вал.

Всплеск синего зеркала прогнал наваждение, а на том месте, где только что скрылась раковина, показалась голова Селины.

Аэлло заморгала, уставившись на бледную белокурую ихтионку, недовольно сверкнувшую большими глазами с рубиновой радужкой.

– Что за кракен тебя укусил? – спросила Селина.

Аэлло не ответила, даже демонстративно отвернулась. Она замерла, словно не могла оторвать глаз от крохотного облачка, похожего на рыбу с четырьмя плавниками и змеиным хвостом.

– Эй! Что за кракен укусил, спрашиваю? – повторила вопрос ихтионка, подплывая к берегу.

Над водой показались хрупкие белые плечи, мокрые волосы прилипли к спине, словно ихтионка набросила на голову покрывало. Когда Селина показалась по пояс, на груди засверкали чешуйки. Бледный лоб нахмурен, губы скривились, ихтионка что-то буркнула себе под нос, помянув не то снова кракена, не то каракатицу.

Поняв, что уплывать ихтионка не собирается, как не собирается и отставать, Аэлло скрестила на груди руки, и, поджав губы, недобро уставилась на нее. Селина, которая уже почти полностью вышла из воды, застыла, стоя по колено, копируя позу Аэлло: тоже скрестила руки на груди, и тоже разглядывает гарпию исподлобья. На шее ихтионки ожерелье со светящимся голубоватым светом кристаллом, отчего чешуя на груди окрашена в бирюзовый. Под кристаллом, на тонкой цепочке поблескивает золотой осколок. Узкие бедра охватывает тяжелый пояс, в петле на нем трезубец, маленький, размером с грабельки для рыхления грядки.

Гарпия и ихтионка одного роста, обе хрупкие и белокурые, только отдающие в голубизну кудри гарпии разбросаны по плечам, а локоны ихтионки похожи на гладкое шелковое покрывало, ко лбу прилипла мокрая прядь.

В третий раз услышав о кракене, Аэлло не выдержала:

– Да о каком кракене ты говоришь все время?! Кто должен был меня кусать?