Гуру – конструкт из пустот

Вот куда папа сумел – на педиатра – туда и договорился. И Гуру пришлось испытать это тотальное унижение – учиться со всеми девчонками на самой не престижной в институте специальности. Мимо гордо шорхались мажоры с лечебного, которые спокойненько летали в Киев на футбол, заседали по вечерам по ресторанам, а на сессии – просто отслюнявливали бабки, не затрудняясь латынью.

А Гуру? Он годы учёбы очень тихо пересидел. Всё, что он мог позволить себе на фоне этих мажоров- такси в гололёд. Тут уже не могло быть иначе, лучше недоесть! Льда он боялся как больших собак, но только ещё сильнее. И перемерзать тоже не любил, так что заботливой маме лишний раз: "Завяжи шапочку!" беспокоиться не приходилось. Шапочка, кальсончики, две пары носочков, безрукавочка на свитерочек – это всё Гуру как матрёшка неприменно натягивал на себя сам:

– Я понимаю, что без шапки красивее. Никто не спорит, но может при минус десять стоит. Или я если всё таки мокрый, то застегнусь а не расстегнусь. И даже слонячая доза микроорганизмов не скосит.

Когда интернатура окончилась, папа опять сильно побегал и пристроил сыночку уже к себе – в Педагогический препарировать лягушек в качестве хранителя кабинета "Основы здоровья". И началось вымучивание очно- заочной бесценной инфекционной диссертации, защитив которую Гуру перебрался препарировать лягушек обратно в Медицинский институт, где и просидел хранителем физио-лаборатории, вплоть до открытия у себя третьего глаза, то есть до сорока одного года.

В стране СССР это был очень популярный карьерный маршрут для ребёночка из сов.интеллигентной семьи, который в наше время только усугубился дополнительными ступеньками: поучился мальчик в институте на бакалавра, пошёл учиться на магистра, дальше не работать же – засел латать из чужих кусочков кандидатскую диссертацию. Написал и это. Дальше что? А не пойти ли мне преподавать раз я такой умный? Конечно, я ничего не умею, но рассказывать-то одно и тоже точно смогу. Задание из третьего класса: "Прочтите параграф и перескажите своими словами" кандидат наук выполнить в состоянии? Ну, почти все, наверное как-то, да и смогут забить эфир, тем более на государственную, пусть и мелкую, но надёжную зарплату.

А Гуру сразу понял, что главное в жизни: покой, удовольствия и комфорт "не кантовать, не будить, при пожаре выносить первым!". Вот вам вожделенная формула смысла жизни: "Еда, сон и секс". А что ещё надо? Батя дачу за городом выстроил, есть где и под деревом посидеть и уединиться. А квартирка- пусть и маленькая, но и ладно, ноги в окно не высовываются, значит по размеру подходящая, если к стеночке подвинуться, то и ещё кого в койку вместить можно.

Одно только Гуру было обидно – очень ему профессия его не нравилась, уже даже грешным делом думал, что лучше бы от армии как-то по другому откручивался -симптомы-то все налицо.

Шли годы, он тихо ненавидел этих всех препарированных лягушек, а за одно с ними и всех коллег. Неужели всю жизнь такое терпеть? С годами злость на это только копилась. А выбор какой? Пойти опять в детской больнице поработать? Прямо ментальная ловушка. Рядом ходили наглые и благополучные хирурги и анестезиологи, гинекологи холёные, а на него – Гуру, вместе с его физио-кабинетом плевать они все хотели.

Гуру страдал:

– Вместо того чтобы поругаться с родителями и сказать: "Нет я не пойду в этот университет, а пойду туда.." Если бы я пошёл совсем не туда, куда они хотели, то сколько времени они не давали бы мне денег и не общались со мной? Всего несколько месяцев страданий. Зато потом вся жизнь свободная и счастливая в занятиях тем, чем хочу. Вместо этого я побоялся одного скандала и иду по стезе которая совершенно не нравится. Вот эта подмена: "Чуть- чуть перетерпеть надо, маленькую боль, маленькое неудобство, и потом получить достаток и комфорт".

И тут благодаря глянцевым журналам, где между всеми этими недоступными тёлками, теснился кое-какой текст, Гуру понял, осознал свой путь! Он выберется из этого затхлого омута с лягушками, и все эти тёлки придут к нему сами и лягут на диван! А уж он потрудится пересказать им всю подшивку Плейбоя с картинками и за девяностые, и за восьмидесятые. Пощупает и потрёт! Ибо надо уметь читать между строк.

Что Гуру сказал дома по поводу смены работы? Наверное, как и все представители

аксалотли:

– Я на эту работу больше ходить не буду!

И на удивлённые возмущения родителей:

– Можно всех слушаться и тогда забудешь чего хотел!

Но вывод из своей истории Гуру сделал жёсткий:

– Я от всех своих студентов требую, чтобы вы дальше учились чему-то, то первый фильм который вы должны посмотреть до тех пор пока не поймёте – "Трасса 60". Старый американский фильм о том, кто должен делать что, и должен делать как. Если ты не сделал в своей жизни то, что сделано в этом фильме – ничего в жизни не получится.

Замечательный вывод. Осталось выяснить сколько раз до сорока одного года Гуру успел посмотреть этот фильм, чтобы сделать свой правильный вывод.

В жизни Гуру было много ярких действ, после которых он делал правильный вывод для студентов. Некоторые выводы, такие как поставленный в эпиграф книги, Гуру для студентов сделал, а себя от "совокупляться со здоровыми" – освободил. Потому что где ему было здоровых взять?

Да, у Гуру определённо открылся третий глаз, и подтверждающий этот факт документ он расторопно получил в ближайшем месте – на Донецких курсах от Санкт-Петербургского негосударственного чего-то там, платно поучившись, как это водится, пару месяцев заочно и сдав психологический, очень знакомый по "Космополитен" тест.

Вот именно эта справка и стала настоящей его путёвкой в жизнь. Кто бы мог подумать? Кстати, мы до сих пор не назвали имени своего героя. Почему? Просто потому что до сих пор он и был безымянен – свистун в кашне. Теперь же, в сорок один год, получив в Донецке справку, он обрёл наконец своё истинное имя – Гуру, и другого ему не надо. Взрослые имена у индейцев – только после инициации, будем как они. Шаманить – так уже без отклонений!

== продолжение следует ===

https://yapishu.net/book/310628

Человек в осколках детства

Эпиграф:

Трикстер – ум без чувства ответственности.

(из Википедии)

=================

Мы как-то без подробностей пробежались по судьбе человека аж до третьего глаза. Но было же всё сложнее. Так вернёмся же и собрать подробности: как мальчик, который мечтал о велосипеде, масштабировался до осознания. что надо мечтать о своём бюсте в Центральном сквере. Ведь мечты это очень важно. Их мы выносим из детства и тратим на их воплощение всю свою сознательную жизнь. А потом в старости, оглядываясь на оставленную траекторию, пытаемся оценить: "Превзошли ли наши действия детскую мечту или дали слабину?"

Что вообще о детстве вспоминается? Свет и теплота ушедшего мира! Как мама любила, а папа хоть и был строг, но и разрешал, как он объяснял:

– Можно всё, но за любое действие последует расплата и всё чего-то, да и стоит.

Хотим ли мы, готовы ли принять эту расплату – вот в чём весь ржавый гвоздь вопроса.

Когда мы узнали, что Дед Мороз – не настоящий? Не помним! Но восхищённое ожидание чуда запомнилось навсегда. То есть в нашем подсознании Дед Мороз, он – есть! И хоть носки с лосьоном, да и подарит, ведь мы так и остались мальчиками и девочками, пусть и немного грузными, с одышкой, без скакалок, но если сравнивать наш возраст с Дедовским, то всё равно – шелбаны.

Гуру запомнились его стартовые мечты – куча конфет, гора солдатиков, и он – летящий на велике мимо соседских дворов.

С Дедом Морозом на пару запомнился и главный, сопровождающий Гуру всю жизнь страх – гололёд. Сколько он не убеждал себя: "Понимая, что у тебя есть эмоция страха, ты должен отделить себя от неё, шаг за шагом. Она -отдельно, твои действия – отдельно". Не помогало. Гуру стал мечтать избавиться от этого несколько комичного страха под гипнозом. Но ему объяснили – не поможет: "Под гипнозом бояться не будешь, но терапии не произойдёт- ведь когда проснёшься- ты этого не вспомнишь".

Уже будучи взрослым мужиком, он когда темно и пьяный, или лёд засыпан хоть миллиметровым слоем снега, то не боялся, ему было не скользко и не страшно, даже в машине ехать по чистому льду – не страшно, но как только он лёд видел, то всё – наступал полный ступор.

Ещё запало Гуру – как невкусно было в детстве лечиться. Ах, эти отвратительные таблетки из семидесятых прошлого века! Как только мамаши ни заталкивали их в своих деток: и заворачивая в промокашку, и расталкивая в порошок на ложечке с водой: "Быстро выпей", "Глотай!", "Не смей плевать".

Теперь-то всё культурно – любые лекарства пахнут – пожалуйста – на выбор: с лимоном, апельсином, клубникой. Да, добавили сахар, но это же не произошло в ущерб действующему веществу. Подсластить пилюльку, сделать её кругленькой и всё- дети её без проблем глотают, а есть ещё и жевательный антибиотик, жевательные витамины. Это прекрасно – эффект же действует. Разве сущность извращена? Форму -да, извратили, а сущность антибиотика осталась такой же. Раньше же этот запах доводил иногда до рвоты. Кто не содрогнётся при одном упоминании о том, как его – маленького тошнило от метациклина, а мама: "Потерпи. Вот простудился же, бедолажка ты мой. Зря тогда ноги промочил". Лучше было ноги не мочить, лучше было не заражаться.

Мама ещё в детстве заметила: Гуру -прирождённый врач, никогда не забывал принимать кругленькие жёлтенькие витаминки С, а в сезонные эпидемии его даже на самый интересный фильм невозможно было затянуть: "Это – потенциально опасное место, не стоит сейчас ходить в кино", – рассудительно назидал мальчик, вспоминая свои метациклиновые муки. И это при том, что надо понимать насколько Гуру обожал кино.

Запомнил Гуру и атмосферу своих детских дней рождения, их всегда праздновали несколько раз. Родители объяснили, что сводить разных людей в одну компанию не надо. Поэтому он собирался со своими бомжеватыми одноклассниками – в день рождения, с соседскими мажорами – на следующий день, а с родственниками всегда собирались в ближайшую субботу. Разношёрстые гости таким образом не пересекались.

Но никогда Гуру от гостей не отказывался, потому что налить всем по чашечке чаю и разрезать тортик – не сложно, а за то собирался урожай всевозможных подарков, потому как от подарков отказываться – оно тоже давит. И если кому-то отдать предпочтение, оставив за бортом других, то это остаться без части подарков. Нет, такого не хотелось.

Сохранил он эту традицию на всю жизнь. А когда гости уходили, то убрав со стола, вся семья друг друга чмокала, все друг с другом обнимались, и шли спать, как в детстве. Да, такой прекрасный вечерний ритуал: одели пижамки, выпили горячего молока, посмотрели совместный фильм, ушёл напряг, теперь ничего не мешает всем сладко спать.

Во дворе с соседскими пацанами у Гуру отношения складывались не очень. Эти ребята относились к одетому во всё тёплое неспортивному мальчику, появившемуся в их дворе уже школьником, со всей свойственной детям жестокостью, прилаживая клички, каждая из которых втыкалась остриём неоспоримой правды, начиная от "долговязый" или "сыпилявый".

Обзывали и дразнили его, впрочем, как и всех. Давно замечено, что самые обидные прозвища – это детские, ведь дети не имеют ни капли жалости. Они – сволочи дразнились самым болезненным образом. Прозвище, данные дворовой компанией всегда подчёркивало самый главный твой недостаток. Радовало только то, что были они у всех. Кого-то там называли занудой, кого-то толстым, скелетом, коротким, очкариком, кучерявым, косым, ботаном… Кого-то ещё как, но дразнили всех и, говорили этим неприкрытую правду, всегда чётко показывая самое больное место.

И Гуру эту свою детскую обиду, пронеся через жизнь, модернизировал в инструмент. На своих терапиях он всегда терпеливо разведывал детские травмы и прозвища своих клиентов- невротиков и начинал в эту больную точку тыкать, показывая пытающимся защититься от реальности невротикам, что как их дразнили – это и есть правда, мало того – это нормальная здоровая реакция. "Да,– считал он, – Пациент не должен говорить, что не в физической красоте дело":

– А почему же не в физической? – вопрошал Гуру, – Женская душа – после того, как оценили бюст, а мужская – после задницы, ширины плеч и всего остального.

В конце концов, улыбаясь он говорил клиентам:

– Хорошо – внешность не главное, но я заставлю такую душу иметь, что никто не потянет такого напряга.

То, что Гуру был сыночком "из интеллигентов", что его папа заведовал кафедрой в Институте, а соседские пацаны – сплошь люмпены пролетарского происхождения, а то и вовсе безотцовщина, остро чувствовалось в детском взаимоотношении. Как вздыхал папа: "Кругом одна шпана". И что от них можно было ожидать, от всех этих соседских детей?