Геологические были. Записки геолога

Геологические были. Записки геолога
Гений Павлович Карпов

Автобиографичные рассказы на тему послевоенного периода развития геологии Красноярского края и о работе автора в бассейне реки Подкаменная Тунгуска.

Геологические были

Записки геолога

Гений Павлович Карпов

© Гений Павлович Карпов, 2017

ISBN 978-5-4483-9080-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Цена освоения Сибири

В 1942-м году Новосибирский проектный институт отправил отряд изыскателей по долине Казыра. Отряд вышел из посёлка Верхняя Гутара Иркутской области в верховья реки Казыр, чтобы, спускаясь вниз по горной реке, осуществить изыскания трассы для строительства новой железнодорожной ветки Абакан – Тайшет. В отряде были инженер-строитель А. Кошурников и молодые техники-геологи К. Стофато и А. Журавлёв. Но в контрольный срок – седьмого ноября – экспедиция в Новосибирске не появилась. Тогда немедленно были организованы её поиски. Эту историю гибели и дальнейших поисков экспедиции описывали многие известные писатели, причём каждый на свой лад. Главное, чтобы была интрига. В. Чивилихин сочинил целый рассказ, как будто бы сам плыл на том плоту. Он утверждает, что протока у острова Кедрового находится у правого берега. По его версии, тело самого Кошурникова, частично замытое песком, нашли в 1943-м году на правом берегу Казыра (Книга «Серебряные рельсы»).

И. Чуковский пишет, что экспедиция погибла у левого берега Казыра, а Кошурникова якобы нашли на берегу так же в 1943-м году (Книга «Серебряный герб»).

Другие пишут, что останки всех троих нашли через полтора года на высокой речной террасе в траве. Кто-то даже утверждал, что на месте гибели экспедиции спустя полвека (!) нашли в воде страницы из дневника Кошурникова. На самом деле всё произошло иначе.

Подлинную историю гибели экспедиции я услышал в посёлке Нижняя Тридцатка от местных охотников осенью 1951-го года. От тех людей, которые и нашли тело Кошурникова в декабре 1942-го года.

Первые попытки поисков экспедиции силами пограничников и местного населения были безуспешны. В посёлках Верхняя и Нижняя Тридцатки, куда группа Кошурникова должна была прибыть из верховьев Казыра, в то время стояла пограничная застава. По долине реки Казыр проходила государственная граница между СССР и Тувой. Поскольку шла война, все опытные охотники были на фронте. Поэтому на организацию поиска пропавшего отряда ушло много времени.

О том, что это такое «опытные охотники», можно судить по разговорам между ними. В 1951-м году в моём присутствии один пожилой охотник отдавал другому сохатого, который в это время ещё гулял где-то в тайге. Покупателю оставалось всего ничего: пойти и «взять» его. Адрес «жительства» сохатого выглядел примерно так: второй лог на правой стороне реки, урочище Козлова, в вершине третьего распадка.

В поисках экспедиции принимали участие В. Вилисов, Н. Баяндин, Н. Кулаженко и, возможно, Д. Козлов. Дмитрий Иванович Козлов на финской войне получил ранение ног и потому был плохим ходоком. Кто из них обнаружил тело Кошурникова, они говорили – кто, но эту деталь я уже не помню. Нашли его, почти засыпанного снегом, под кедром на высокой террасе, куда в половодье вода в реке не поднимается. Сумка с документами и дневником, где он записал всё, что произошло с ним и его помощниками, висела на ветке кедра над ним. Из дневника Александра Кошурникова гибель экспедиции стала известна во всех деталях. Невероятное самообладание человека, подробно описавшего трагический путь отряда перед своей неминуемой гибелью, в глазах местных жителей сделало его героем.

Изыскательская экспедиция под руководством Кошурникова в середине лета начала свой путь из таёжного посёлка тофаларов в Иркутской области. Горными тропами с вьючными оленями они преодолели перевал и спустились в долину реки Казыр. Далее их транспортным средством стали плоты. Строптивый, непредсказуемый, бурный Казыр всегда полон опасностей. Одни только саянские перекаты чего стоят. В районе устья речки Яшиной тридцать километров Казыр катится, как с горы. Волны на стремнине выше метра высотой, постоянно слышен глухой стук валунов, перекатываемых по дну. При прохождении порогов приходилось выгружаться на берег, а груз перетаскивать на себе к нижнему концу порога, а потом строить новый плот: прежний – река раскатывала по брёвнышку. Протяженность волока у порога Щёки – более трёх километров, у Базыбайского – около пятисот метров. Для строительства нового плота нужно было заготавливать новые бревна, т.к. старые, прошедшие через порог и напитавшиеся водой за несколько недель плавания, были уже не пригодны. На всё это требовалось время, потому экспедиция Кошурникова в пути подзадержалась до осени. А осень с шугой и заберегами в тех местах наступает иногда в конце сентября. В октябре зима уже вступает в свои права полностью.

До ближайшего селения Верхняя Тридцатка оставалось примерно сорок километров. В районе острова Кедрового Александр Михайлович держался левого берега, как наиболее пригодного для будущей железной дороги. Здесь их плот и попал в ловушку. Основное русло они оставили правее и направили плот в узенькую протоку. В протоке вода метров пятьдесят скатывается по перекату как с крутой горки. Далее русло расширяется, течение резко замедляется, и плот, получивший разгон на перекате, быстро несёт вперед. А там река уже замерзла, и плот с разгона ушёл под лёд. Кошурников успел перескочить на лёд. Одного из парней затянуло под лёд вместе с плотом сразу. Второго Кошурников поймал за руку, пытался вытащить, но вода оказалась сильнее. Мокрый, без продуктов, без возможности развести костёр, он побрел по глубокому снегу вниз по течению, по левому берегу Казыра. При нём осталась только полевая сумка с документами.

Насколько мне помнится, охотники говорили, что прошёл он около двадцати километров. Но до жилья оставалось ещё двадцать, а силы иссякли. Когда Кошурников понял, что гибель неизбежна, он из последних сил сделал записи в дневнике. Полевую сумку повесил на ветке кедра, на видном с реки взгорке. Тут же под кедром его и нашли. В 1953-м году, возвращаясь с геологической партией из верховий Казыра, я проплывал по той протоке. Плот со всем нашим грузом направился по главному руслу, а мы с Михаилом Калининым пересели в лодку и свернули в Кошурникову протоку для экскурсии по историческому месту. Сколько ни грёб Михаил веслом, обогнать плот, который шёл по главному руслу у нас не получилось. В устье протоки вода оказалась как бы подпружена более быстрым течением главного русла. Поэтому здесь в середине октября и образовалась в тот роковой год ледяная ловушка для плота изыскателей. Мы проплывали это место в сентябре, и уже чувствовалось стылое дыхание глубокой осени.

Теперь любой, кто читал о той экспедиции в газетах или журналах, может сравнить детали её гибели и отличить художественное произведение от реальной были.

О судьбе молодых членов экспедиции – Стофато и Журавлёва – больше уже никто не вспоминал. К тому времени, когда начались поиски, река покрылась прочным льдом. В печати нигде нет упоминаний об одежде членов экспедиции. Теперь можно лишь предполагать, что упомянутые останки человека, обнаруженные, якобы, в песке на правом берегу, могли принадлежать одному из утонувших парней. Горная река во время весеннего паводка могла разбросать их тела на сотни километров от места гибели плота.

От случайности к необходимости

Судьба геолога мне была предписана, видимо, свыше. И, несмотря на моё детство, далёкое от тайги, именно в тайге прошла вся моя трудовая жизнь. Сесть же за письменный стол и вспомнить некоторые события давних-давних лет заставила уже взрослая внучка.

– Дедушка, а как ты стал геологом? – Спросила она однажды.

– Как тебе сказать, Катя? Всё получилось случайно и в то же время – закономерно.

Первые мои шаги в геологии начались под руководством замечательного человека Александра Дмитриевича Смирнова. Это тоже была, видимо, случайность, повлиявшая на все дальнейшие события.

В 1940—41-м годах я занимался в самодеятельном оркестре в красноярском Дворце культуры железнодорожников. Директор Иван Иванович Быстров часто бесплатно приглашал нас в большой зал Дворца культуры на концерты, спектакли, оперетты. Вот тогда впервые о геологах я и услышал в романтической пьесе «Машенька». В ней рассказывалось, как долгожданный Машенькин жених-геолог вернулся из тайги, где он обнаружил рудное месторождение. За это открытие он получил премию тридцать пять тысяч рублей и, по тем временам, стал почти миллионером.

Следующий намёк судьба дала мне в мае 1944-го года. На улице имени Сталина (ныне проспект Мира), недалеко от угла с улицей Робеспьера, жили мои знакомые парни. Я бывал там часто. В 1944-м году зашёл к одному из них – Виктору Бородулину, который только что вернулся с фронта. Он и рассказал, что у них во дворе поселился геолог из Москвы и набирает людей для сезонной работы на лето в тайгу.

– Да вот и он из калитки вышел, – кивнул головой Виктор.

Это был пожилой мужчина, худощавый, невысокого роста. В опрятном, но каком-то сером костюме. И весь человек мне показался обыденным. Серым.

– Здравствуйте! – Обратился я к геологу несмело. – Это правда, что Вам нужны люди для работы в тайге?

– А Вы кто, молодой человек? Я набираю людей на полевой сезон для работы в ангарской тайге.

– Я сейчас заканчиваю второй курс техникума, – представился я. – В конце мая мог бы поехать с Вами. Осталось только экзамены сдать.

– Нет, – резко ответил он, – я не могу столько ждать!

– Скажите, пожалуйста, а что Вы там будете искать?

– Железо на Ангаре, – отрезал он и ушёл.

Учился я в то время в железнодорожном техникуме имени Ф. Э. Дзержинского, который был эвакуирован в Красноярск из Москвы в начале 1942-го года. Недолго думая, я пошёл к директору техникума. Охота, говорят, пуще неволи.

– Можно к Вам? – Обратился я к директору после робкого постукивания в дверь.

– Да. Что у тебя случилось?

– Нельзя ли мне скорее сдать весенний экзамен? Я хочу поехать на лето в геологическую экспедицию!

– Я думаю, у тебя ничего не получится. Но на всякий случай зайди в управление железной дороги, в отдел кадров. Посмотрим, что там скажут, – ответил А. А. Воейков.

И я пошёл. Тогда ещё не было этого помпезного здания Управления Красноярской железной дороги на Площади Революции. На такое парадное крыльцо как сегодня у меня тогда не хватило бы духа подняться. В 1944-м году здание было попроще. Зашёл в кабинет начальника отдела кадров. Естественно, мне отказали. Тогда я решил уйти из техникума. Снова обратился к геологу. Ни фамилии, ни имени его я не спросил.

Мою фантазию он быстро остудил:

– Сколько тебе, парень, лет? – Спросил он, критически посмотрев на мою тощую фигуру.

– В декабре будет восемнадцать, – приврал я немного.

– Ну вот, приедешь ты со мной в Мотыгино, тебя военкомат там заберёт в армию, а с кем я работать буду? Не получится у меня с тобой ничего!

На том мы и расстались. Но у судьбы память оказалась цепкой.

В армию я всё-таки попал. Принял посильное участие в войне (ефрейтором-пулемётчиком) и вернулся домой с медалью «За победу над Японией». Приехал домой только через шесть лет. Нет ни специальности, ни образования. Долго думали с мамой и братьями, выбирали – куда устраиваться на работу. От мысли продолжить учёбу в техникуме пришлось отказаться: на третий курс меня не приняли, да и тот техникум уже отбыл в Москву. В новом на первом курсе учились пятнадцатилетние мальчики и девочки, а мне уже почти двадцать пять.

Однажды мама приходит домой с новостью:

– Ну, сын, я нашла тебе работу! У нас в соседнем подъезде живёт геолог. Он недавно вернулся из командировки, из тайги. Я его сейчас встретила. Он сказал, что в Геологоуправлении идёт набор курсантов на курсы коллекторов. Что это за работа – коллектором – я не знаю, но давно уже от больных у себя в больнице слышала, что у геологов большие зарплаты. Пойдёшь?