Годы испытаний. Честь. Прорыв

– И зачем, не пойму я, ты на свою голову приключений ищешь? Разве и без этого мало у тебя неприятностей по службе? Пора бы тебе остепениться, Михаил. Испортишь взаимоотношения с начальством. Ведь знаешь, начальство всегда право. Кто тебя поддержит?

– А ты?

Быстров даже вздрогнул.

– Я что? Я маленький человек.

– Ничего, что маленький, лишь бы не подленький. А впрочем, ты прав: на тебя, чувствую, плохая надежда.

– Да, отчасти ты прав. Но учти, иногда и маленькие, вроде меня, могут погоду делать.

В это время работник их отделения вызвал Быстрова к генералу, и спор прервался.

– Мы еще увидимся, – сказал на прощанье Быстров. – Да, чуть не забыл: тебе надо зайти к начальнику отдела кадров.

Там Канашов узнал, что ему предлагают работать в отделе боевой подготовки округа. Канашов наотрез отказался и отправился к Быстрову. Тот, услышав об отказе, рассердился.

– Я тебя, как друга, выручаю. Ведь Русачев тебе не даст ходу, а у нас такое обширное поле деятельности: дерзай, твори, фантазируй…

– Нет уж, увольте от такой милости. Спасибо за заботу. Я свой полк ни за что не поменяю на стол, стул и бумаги.

– Чудак, – усмехнулся Быстров. – Гляди, чтобы после не пожалел.

…Как только Канашов освободился в округе, он заторопился в часть. Его уже беспокоило, выдерживают ли командиры намеченные сроки работ по оборудованию лагеря; не слишком ли они увлеклись лагерем и не забросили ли подготовку к тактическим занятиям? На днях вернется из отпуска Чепрак. Вскоре полк должен перебираться с зимних квартир в лагерь.

И сквозь это множество разных мыслей нет-нет и всплывет одна: «Надо доводить спор, поднятый в округе, до конца, не отступать…»

И он твердо решил: «Напишу обо всем наркому обороны».

3

Воскресный день выдался на редкость погожим. Небо необычайно светлой, мягкой голубизны, без единого облачка. У самой земли цепко держалась утренняя прохлада, и трава и листья на деревьях, омытые росой, были свежими, яркими, будто кто-то их выкрасил свежей краской.

На плацу, посыпанном золотистым песком, выстроился полк, хотя командиры были уверены, что строевой смотр не состоится, так как Канашов еще не приехал из округа. Но, к удивлению всех, из штаба дивизии прибыл приказ комдива строевой смотр не отменять. Полком было приказано командовать капитану Горобцу.

На правом фланге стоял батальон капитана Горобца, в середине – батальон майора Белоненко, а на левом – батальон капитана Урзаева.

В девять часов утра прибыл полковник Русачев в сопровождении штабных командиров. Капитан Горобец громко подал команду: «Смирно! Равнение на средину!» – и, гордо запрокинув голову, направился навстречу Русачеву. Он так усердно «печатал» строевой шаг и с такой силой бил ногами о землю, что фуражка чуть было не свалилась с его головы. Затем о готовности к смотру доложили остальные комбаты: Белоненко и Урзаев. Русачев кивнул головой, и на середину плаца, ослепительно блестя начищенными трубами, вышел духовой оркестр полка.

И вскоре началось то самое важное, чего с таким нетерпением ждали все. Тысячи глаз с напряженным вниманием смотрели в сторону штаба. Оттуда должны были вынести знамя полка. Кто сегодня будет этим счастливчиком? Гордо и торжественно со знаменем в руках пойдет он в голове колонны. Все ожидали с таким напряжением, что в глазах начинало рябить и взгляд туманили набегающие слезы.

И вот наконец из помещения штаба вышли три рослых человека. Два из них были младшие командиры и один лейтенант.

«Кто же это такой?» – нетерпеливо всматривались все в незнакомую высокую фигуру лейтенанта. Он стоял к ним спиной и, по-видимому, развязывал чехол на знамени. Наконец темно-зеленый чехол упал, его подхватил на лету один из ассистентов, и ярко-красное, с золотой окантовкой бахромы знамя полка выплеснулось огненной волной на солнце и, подхваченное ветром, затрепетало упругим шелком. Лейтенант уверенно поднял древко знамени, положив его на левое плечо, и понес навстречу замершему в строю полку. Два ассистента, такие же высокие и стройные, как и знаменосец, шли по обеим сторонам знамени. Правого плеча их касались обнаженные клинки, сверкающие голубыми молниями. Оркестр дружно грянул торжественный марш. Все застыли в немой и торжественной позе по команде «смирно».

Когда знаменосец с ассистентами подходил к середине плаца, где стояло командование, Миронов узнал в нем Жигуленко. Он, как показалось Саше, стал еще выше ростом, и стройная фигура, затянутая в новые ремни портупеи, была настолько привлекательна, что все невольно залюбовались его молодцеватым видом.

Оркестр грянул марш, и батальон Горобца тронулся первым. Миронов, казалось, не шел, а летел, не чувствуя земли. И хотя усердия его никто не заметил, так как его взвод шел последним, после взвода Дуброва, он все же вытягивал носки и «рубил» землю ногами с таким старанием, что звенело в ушах и вздрагивала нижняя челюсть. Чтобы затормозить ее дрожание, он сильнее сжимал губы, и от этого лицо его принимало неестественно сердитое выражение.

Строевой смотр, как показалось Миронову, окончился быстро, и это его слегка разочаровало. В ушах еще звучал зовущий марш, и перед глазами языком пламени горело знамя полка.

«Вот теперь-то я напишу стихи о знамени», – думал Миронов. В груди сладко заныло от этой мысли.

И даже неприятный разговор его не задел. А разговор шел о том, почему Русачев назначил знаменосцем Жигуленко.

Командиры – старожилы части считали, что этим приказом нарушена святая традиция полка, которую поддерживал Канашов. Накануне строевых смотров он обычно собирал командиров батальонов и рот на совещание и только после этого назначал знаменосцем командира, добившегося лучших показателей в обучении и воспитании взвода. Все были уверены, что назначат лейтенанта Рощина. Но Русачев категорически отверг его кандидатуру.

Лейтенант был маленького роста, худощав и кривоногий.

– Нет; так не пойдет, – заявил Русачев. – Да вы просто не понимаете, что строевой смотр части – это парад армейской красоты и мощи.

Глава пятнадцатая

1

Начиная с мая у генерала Мильдера не было свободного часа.

Получив приказ выйти с дивизией в пограничную зону, он понял: задача, которую предстояло ему выполнить, будет сложной. Но не только противник, даже и подчиненные Мильдера не должны были догадываться об истинных целях марша. Его надо было совершить скрытно. Солдатам сообщили, что дивизия следует на очень важные маневры. Лишь небольшой круг офицеров – командиры полков и штаб дивизии – был предупрежден, что могут возникнуть боевые действия против русских войск, подтягивающих силы к германо-советской границе. И только один человек в танковой дивизии – генерал Мильдер – на совещании у командующего был посвящен в действительные цели сосредоточения немецких войск в приграничной зоне и намерения Гитлера начать внезапным нападением войну с Советским Союзом.

Накануне марша Мильдера уведомили, что танковую дивизию перебросят по железной дороге и только небольшую часть маршрута – километров пятьдесят – ей придется совершить своим ходом. Но железные дороги были до отказа перегружены перевозкой войсковых частей, и дивизия пошла своим ходом.

Главное, что беспокоило Мильдера, это подводные танки «Морской лев». Они были испытаны для готовящейся операции против Англии в 1940 году, но неожиданно по приказу фюрера их направили на Восток. Эти танки были новинкой для личного состава дивизии, и это обстоятельство доставляло командиру больше всего беспокойства. Непредвиденный марш этих новых капризных машин по плохим дорогам мог принести много неприятностей. Но все обошлось благополучно, если не считать, что несколько танков потребовали небольшого ремонта. И это подняло настроение Мильдера.

Двое суток затратили на то, чтобы развернуть дивизию и занять исходные позиции. Из сорока восьми часов, отведенных для этой подготовки, Мильдер лишь с трудом смог выделить восемь часов (по четыре часа на каждые сутки) на ночной отдых. Завтракал, обедал и ужинал «на ходу», не вылезая из машины. И все же он с досадой отметил, что, несмотря на все старания, ему не удалось побывать там, где он намеревался.

Большая часть времени ушла на осмотр частей первого эшелона, занимавшего исходные позиции. А во втором эшелоне произошел в это время досадный случай: на необозначенном участке минных полей подорвались два танка. Эти внезапные взрывы привлекли внимание русских пограничников, и Мильдеру поэтому не удалось в тот же день провести рекогносцировки с подчиненными командирами. Вечером этого неудачного дня он написал жене очень короткое письмо, в котором намекал на то, что он переживает сейчас дни небывалого душевного подъема и что всех ожидают великие события. Однако из предосторожности он не отправил это письмо.

Весь день тринадцатого июня Мильдер вместе с другими командирами дивизий участвовал в рекогносцировке, проводимой командующим танковой группы. На рассвете они, пригибаясь и маскируясь в кустарнике, прошли вдоль берега Западного Буга. Берег противника мирно дремал, и ни одному самому опытному русскому наблюдателю не могла прийти в голову мысль, что они, немецкие генералы, в такой ранний час внимательно изучают каждый клочок земли, выбирая скрытые подступы, удобные пути для танков, осматривая и прикидывая все, чем выгодно воспользоваться для нанесения сильного удара.

Не доходя полукилометра до моста, командующий жестом руки остановил гуськом идущих за ним генералов.

– Вот здесь, – показал он рукой на овражек, поросший кустарником, – начинается участок прорыва вашей дивизии, генерал Мильдер.

Мильдер почувствовал, как от быстрой ходьбы и охватившего волнения у него покалывает сердце.

– На участке вашего прорыва два моста… – Командующий понизил голос. В предрассветных сумерках был виден темный силуэт русского часового, охранявшего мост. – Надеюсь, вы понимаете, насколько важно для нас захватить эти мосты в целости и исправности?

Мильдеру приятно было, что командующий уделяет ему особое внимание. Правда, для такого доверия были все основания. Мильдер и прежде блестяще оправдывал все надежды командующего. В Польше его дивизия первая захватила мост через Вислу, обеспечила успешную переправу танкового корпуса и тем ускорила захват Варшавы. Мильдер хорошо знал, как надо готовить такие быстрые и смелые группы захвата. Он уже думал о том, как завтра проинструктирует командиров этих групп.

Приближался восход солнца. Восток, накаляясь, алел, и над свинцовой гладью реки подымались седоватые клочья утреннего тумана. Они быстро сгустились и. образовали плотную завесу, скрывая таинственно молчавший берег противника.

– Учтите, генерал Мильдер, мосты у русских подготовлены к взрыву. Успех решают се-кун-ды, – подчеркнул командующий. И по тому, как он беспокойно посмотрел на мосты, Мильдер понял, что успех готовящейся, операции зависит от него лично, и это льстило его самолюбию.

В пятницу пятнадцатого июня Мильдер провел две рекогносцировки: одну – с командирами полков и вторую – с командирами, возглавляющими группы захвата мостов противника. В одном из полков Мильдер обнаружил недостаточно продуманную маскировку и за беспечность наложил взыскание на командира полка. К вечеру выяснилась еще одна неприятность: база горючего дивизии вторые сутки не могла выйти из местечка Постно, так как все дороги были забиты подходящими к границе частями пехоты и артиллерии.

Тем же вечером разведчики дивизии подтвердили данные, установленные неделю назад: береговые укрепления противником не заняты. «Значит, русским ничего не известно о наших намерениях», – с удовлетворением отметил Мильдер.

В субботу двадцать первого июня Мильдера вызвали на наблюдательный пункт командующего танковой группой – южнее местечка Богукалы, в пятнадцати километрах северо-западнее Бреста. Там он доложил командующему о готовности его дивизии и еще раз сообщил, что русские все еще не заняли своих береговых укреплений по Бугу.