Годы испытаний. Честь. Прорыв

Он нервно потер руки.

– Послушай, Марта, оставь меня в покое. Никуда я не пойду. – И он снова уткнулся в книгу.

– Не пойдешь на скачки? – растерянно спросила жена.

– Нет! – бросил он сухо. – Не мешай, пожалуйста, работать.

Она бесшумно вышла из кабинета. «Нет, положительно с ним творится что-то неладное».

А Мильдер вновь и вновь перечитывал то место воспоминаний Наполеона, где он признавал сделанные им военные промахи. «Вторжение в Испанию, – писал он, – было первой моей ошибкой, а русский поход – самой роковой ошибкой… Эта роковая война с Россией, в которую я был вовлечен по недоразумению, эта ужасная суровость стихии, поглотившей целую армию…»

Мильдер оборвал чтение и попытался представить себе бесконечные русские просторы, снежные бураны и себя вместе со своей дивизией, но все это выглядело смутно и неубедительно. Да и зачем затягивать войну до зимы? Это может поставить перед германской армией ряд сложных проблем. Можно, конечно, признать за истину высказывания и Клаузевица, и самого Наполеона, и Карла XII о сложности русского театра военных действий, но ведь времена-то теперь не те. Другая техника, другие люди…

«И все же насколько гениален Клаузевиц, – размышлял генерал. – Его «закон одновременности применения сил», теория «генерального сражения», определение роли внезапности в войне, определение значения полководца и морального фактора на войне – это камни фундамента современного военного искусства Германии, на котором впоследствии выросло гигантское здание всех военных теорий Мольтке, Шлиффена, Людендорфа…»

Вдруг кто-то мягкими, теплыми руками закрыл Мильдеру глаза.

– Герта, ты? – спросил он.

Но ответа не было, а ласковые руки продолжали закрывать глаза.

«Кто же это мог быть? Неужели Марта? Что с ней случилось?» И он начинал слегка досадовать, но в этот момент пальцы разжались и перед ним предстала его дочь Герта… в летном комбинезоне и лихо сдвинутой на правый бок пилотке. В этом новом костюме ее трудно было узнать. Из восемнадцатилетней девушки она превратилась вдруг в возмужавшего, загорелого солдата. «Почему она в этом комбинезоне?» – удивился Мильдер. А Герта бросилась к отцу на шею и стала его целовать, ласково разглаживая мягкой рукой седеющие волосы.

– Признайся, ты правда меня не узнал? – затараторила она. – Вижу, вижу, по твоим глазам, папочка… Я так и думала, что не узнаешь… Папочка, я больше не Герта фон Мильдер, – продолжала весело щебетать дочь, – а будущий ас великой Германии…

На лице Мильдера появилось недоумение.

– Я с Эльзой уже дважды летала на спортивном самолете. И, представь себе, мне было вовсе не страшно. Ничуть, ничуть! Дядюшка обещал похлопотать за меня. – Она понизила голос до шепота: – Меня примут в летную школу. Он все устроит.

– Герта, а как же быть с мамой? Она не согласится, чтобы ее дочь была летчиком.

Да, разговор с мамой не сулил ничего хорошего. Она, бесспорно, не может разделить романтической восторженности, неизвестно откуда появившейся у дочери, а самое главное – будет опасаться за ее жизнь. Герта это хорошо знала, потому она и пришла раньше к отцу, которому всегда доверяла все свои тайны.

Мильдер и сейчас не верил, что его дочь может стать летчиком, но ему было приятно, что она ищет опасную для себя профессию. По-видимому, сказалось влияние двоюродной сестры Эльзы, которая рано осталась без матери и выросла в военной среде. Отец ее был известным асом, а потом стал летчиком-инструктором. Уже второй год дочь его Эльза самостоятельно летала и даже несколько раз выполняла самостоятельные боевые задания по бомбардировке крупных городов. Да, Эльза пошла в отца. Ее летное мастерство вскоре принесло ей известность. Она была отмечена в приказах Геринга и получила «Железный крест» второго класса. Слава Эльзы вскружила голову и впечатлительной самолюбивой Герте. Это хорошо понимал Мильдер.

– Давай, папочка, заключим тайный союз, – предложила дочь. – Ни слова об этом маме!

– Но как же мы сможем все это долго скрывать? – удивился отец. – Ведь ты должна будешь там жить… и вообще…

– Я об этом думала, – перебила нетерпеливо Герта. – Весной организуется закрытый пансион. Он будет готовить переводчиц для министерства иностранных дел. Я как будто поеду туда, а сама буду учиться в летной школе…

Мильдер был поражен. Он соглашался с ее девичьими причудами, но пойти на такой коварный обман он был не в состоянии. А вдруг с ней что-нибудь случится? Да и потом это просто невозможно: мать со временем захочет ее увидеть, и все откроется. Но, не желая огорчать дочь, он сказал примирительно:

– Хорошо, Герта, я подумаю. Это очень серьезное дело.

Она радостно обхватила шею отца руками и стала снова целовать его.

– Да, но почему ты сейчас в этом комбинезоне?

– Мне подарила его Эльза. Ты посмотри, как он мне идет.

Она отошла в сторону и несколько раз повернулась, довольная собой.

– Но мама увидит тебя в нем, и весь твой план рухнет тотчас же.

– Не беспокойся. Мама меня еще не видела. С вокзала я пробралась в сад, оставила свой чемоданчик в саду и проникла через окно в твой кабинет… Ведь, правда, я это ловко сделала? Ты совсем меня не заметил?

Мильдер действительно ничего не видел.

– Вот ты какая!..

Герта села на подлокотник кресла, заглянула в усталые, покрасневшие глаза отца.

– Ты слишком переутомляешься, папочка. Береги себя. Ведь ты у меня один…

Она окинула взглядом письменный стол, заваленный книгами и пачками карточек-выписок. Слегка удивилась тому, что отец читал Наполеона. Его любимым полководцем, она знала, был Фридрих Великий. На стене висела большая топографическая карта европейской части России, испещренная условными значками.

Герта собралась было спросить у отца, почему он стал увлекаться топографией России, как дверь кабинета раскрылась, и на пороге в белом переднике, отороченном тонкими кружевами, показалась фрау Мильдер. На лице ее отразились одновременно и радость и удивление.

– Так вот вы где секретничаете!..

– Мамочка! – бросилась Герта к матери и стала ее целовать.

Мать спросила:

– А это что на тебе?

Герта растерялась. Выручил отец:

– Это комбинезон Эльзы. Он понравился Герте. Девичья причуда.

2

Когда разыгрались в Германии в конце июня 1934 года кровавые события, Мильдер, тогда еще полковник, командир полка, помнил, как немцы, встречая друг друга, спрашивали: «Ты еще жив?»

Тридцатого июня Рем был посажен в тюрьму, а генерал фон Шлейхер – большой авторитет в немецкой армии – был убит вместе с женой по-бандитски, выстрелами в спину. Мильдер встречался не раз со Шлейхером в академии и на офицерском совещании в Берлине. Некоторое время он занимал пост премьер-министра, но потом был уволен; как говорили, его предал бывший друг – фон Папен. Шлейхера знали как одного из умнейших политиков старой школы. Он пользовался огромным влиянием в рейхсвере.

В тот же вечер Геббельс самым нелепым образом пытался объяснить приступ неистового гнева своего хозяина. Он выдумал, что Рем в сообществе со Шлейхером и другими подготовлял восстание против Гитлера при поддержке одной иностранной державы.

Мильдер, слушая Геббельса, не верил этой нелепой басне. Но, как солдат, он старался об этом не думать, ибо служил не тем, кто в данный момент стоит у власти, а целям мирового господства Германии. Кроме того, Мильдер понимал, что всякая смена власти дает более широкие возможности для проявления индивидуальных способностей и быстрейшего продвижения по службе.

Генерал скрупулезно, до фанатизма, охранял и берег все, что было связано с честью и достоинством его военной родовитой фамилии – баронов Мильдеров.

В отличие от своих именитых предков Густав Мильдер обладал разносторонними дарованиями: он был не только смелым и решительным генералом, но и имел писательский дар и большую склонность к научной работе.

Он мечтал со временем стать знаменитым военным историком и теоретиком, чем-то вроде Клаузевица двадцатого века. Мильдер с увлечением вел свои личные и военные дневники, занося в них все, что, по его мнению, должно было явиться фундаментом для глубоких научных трудов и мемуаров.

Глава тринадцатая