Мой позывной «Вестница»

Гена тоже не оставался в долгу. Он постоянно что-то паял и сверлил, и в результате привел аппаратуру в такой порядок, в каком она не была уже довольно долго. После этого мои мальчики с таинственным видом просидели пару ночей за телескопом, а следующим утром торжествующий Коваленко объявил, что они с Геной открыли новую комету и он подаст заявку на присвоение ей имени «Коваленко – Фролов».

Гену несколько смущала такая щедрость своего нового друга, но Витя был непреклонен.

А я, каюсь, все это время ничего не делала и просто наслаждалась жизнью. Погожим утром я выходила на свою полянку и часами слушала и смотрела на этот мир. Теперь он больше не казался ни чужим, ни равнодушным. Я чувствовала, что начинаю жить с ним в одном ритме, и у меня не оставалось сомнений в своем предназначении.

Я больше не сомневалась в том, что далеко не случайно оказалась застигнутой снежной грозой вместе с моим юным охотником, а затем очутилась через много лет в том же самом месте, но уже в совершенно другом времени.

Дорога домой прошла практически без приключений, и видавший виды «Боинг» оказался гораздо комфортнее «ТУ-114», на котором мы летели сюда еще неделю назад.

«Академик»

Надо ли говорить, что, приехав домой, я застала совершенно ту же картину, которую успела подсмотреть в своем недавнем сне. Те же обшарпанные стены и изуродованная кабинка лифта. Только сын, предупрежденный о моем приезде, уже не задавал нелепых вопросов, но молча обнял меня все в том же своем невозможном халате, и мы долго стояли с ним и плакали.

– Как долго тебя не было, мама, – восклицал он, – нам так тебя не хватало.

– Но зато я больше тебя не оставлю, – повторяла я.

Со стороны могло показаться, что после долгой разлуки обнимаются ровесники, но я-то знала, что стала старше его даже не на одну, а на несколько жизней.

Потом мы поехали на кладбище повидать могилку мужа, который умер три года назад. И опять мы плакали, но уже в последний раз.

Разумеется, я поехала и на работу, но там уже не было никого, кто бы был со мной знаком. К тому же и численность работников на бывшем «почтовом ящике» сильно сократилась, а пустующие корпуса взяли в аренду посторонние фирмы, в основном торговые.

В отделе кадров приняли от меня заявление, что я прошу восстановить меня на работе в прежней должности, и облегченно вздохнули, узнав, что я не претендую ни на какую материальную компенсацию.

Затем я написала заявление об увольнении по собственному желанию, и с выправленной трудовой книжкой отправилась в пенсионный фонд.

Скоро я стала пенсионером с почти полувековым трудовым стажем, однако пенсии моей, как выяснилось, едва хватало расплатиться за коммунальные услуги.

А что же Гена – мой храбрый охотник? К сожалению, дела у него обстояли нет так гладко, как хотелось.

В моем «почтовом ящике» его признавать не хотели, так как он был не штатным работником, а, так сказать, прикрепленным.

Когда же он поехал в Иркутск, оказалось, что такой организации, как «Каскад», давно не существует. Так что подтверждение его существования вообще оказалось под большим вопросом. Он не застал в живых своих родителей, у которых был поздним ребенком, и поэтому его единственной связью с человечеством оставалась одна я.

Ну, и как бы поступили Вы, оказавшись в подобном положении? Что сделал он, я знаю: пошел на охоту. По тем самым местам, по которым он невольно путешествовал, вроде, всего лишь спустя полгода, а на самом деле больше двадцати лет назад. Даже кедры успели за это время подрасти, а подлесок вообще превратился в большие деревья. А вот горы совсем не изменились, они были все те же…

Примерно в то же самое время я также не собиралась сидеть сложа руки, и первым делом устроила генеральную уборку в квартире, которой не касалась женская рука со времен моего отъезда.

Сын как мог пытался мне помочь, а на самом деле только суетился без толку. И еще я совершенно его смутила, задав вопрос почему он не женат. Он отвечал, что собирался жениться, но все никак не решался сделать предложение, а когда его девушка вышла замуж за другого, совершенно махнул на себя рукой.

Толя вдруг вспомнил, как отец рассказывал ему о странном звонке вечером того же дня, когда я пропала после снежной бури. Слышимость была очень плохая, но он узнал мой голос. Как будто я сообщила, что добралась нормально и попросила сказать сыну, чтобы он не расстраивался, когда от него уйдет девушка. Потому, что я нашла для него другую невесту.

Больше звонков от меня не было, и об этом все забыли. Даже когда приходили из каких-то официальных органов и расспрашивали обо мне.

Я хорошо понимала, что не могла звонить в тот день, но слова о том, что я обещала найти для сына невесту, не давали мне покоя. Мне вдруг до смерти захотелось понянчиться с внуками.

Узнав про мое чудесное спасение, к нам с первого дня начали приходить соседи. Дом был ведомственный. Раньше он принадлежал Бауманскому Техническому Училищу, а теперь – Техническому Университету, что было одно и то же.

С некоторыми соседями я была знакома еще со студенческой скамьи, с большинством по работе мужа, а с остальными – просто по-соседски. И у всех я спрашивала: как они запустили дом до такого состояния.

– А что мы можем поделать? – отвечали соседи.

Дела в Бауманке шли со скрипом. На технические специальности который год был недобор. Сейчас все стремились стать юристами или финансистами, а инженерные специальности не котировались у современной молодежи.

– Ну, хорошо, – убеждала я, – на работе проблемы и платят мало, но это совсем не значит, что нужно жить наравне со свиньями.

Не добившись согласия уговорами, я решила действовать своим примером. Купила краску и валики и ближе к концу рабочего дня вышла красить подъезд. Пример подействовал. Скоро нас уже было несколько женщин, а за нами и мужчины потянулись. Покрасили стены подъезда на всех этажах, отмыли кабинку лифта, а для того, чтобы бомжи не заходили в подъезд, решили организовать дежурство.

Сначала на общественных началах, а потом скинулись на зарплату вахтера. Нашли свободное место, соорудили перегородки и провели телефон. Скоро наш подъезд было не узнать.

– Мам, а я и не знал раньше, что у тебя такие организаторские способности пропадают, – твердил мой сын.

– А ты еще многого обо мне не знаешь, – отвечала я шутливо.

Постепенно молва обо мне ширилась и меня начали приглашать в разные студенческие аудитории. Получила я предложение и от бауманцев.

К тому времени я уже не просто отбывала «номер», рассказывая о том, что произошло в тот памятный день, но и говорила о том, какой я оставила страну двадцать два года назад и какой застала ее сейчас.

Да, я помнила и электрички из всех окрестных городов в Москву за продовольствием, и набившую оскомину идеологию, и пустые, бессодержательные передовицы газет, и еще многое-многое другое.

Но я помнила и достижения нашей страны и то, что на мою пенсию тогда я могла бы более или менее прилично жить, а теперешняя пенсия походила больше на насмешку.

И, главное, я помнила, что мы гордились своей страной и были ее патриотами, и никому бы не позволили оплевывать ее, как делают это сейчас, унижать и прошлое, и настоящее великого народа.

Это низкопоклонство перед Западом, признаться, коробило меня больше всего. И еще сплошные американские боевики в кинотеатрах и бесконечные сериалы по телевизору.

Некоторым, и таких было большинство, нравились наши встречи, другие пытались возражать, а иногда даже оскорбить меня.

Одним словом, я становилась популярной личностью, но эта популярность была неформальной, потому что ни одно официальное лицо со мной не встречалось и не общалось.

За исключением, пожалуй, одного случая.

Как-то утром мне позвонили и сообщили, что со мной хотят встретиться. К тому времени я уже привыкла к различным звонкам и к индивидуальным, и коллективным встречам, поэтому даже не стала уточнять, кто это позвонил и зачем нам встречаться.

Черная «Волга» с проблесковым маячком, обходя пробки довольно быстро доставила меня к девятиэтажному зданию на Хорошевском шоссе. Я даже не обратила внимания, была ли вывеска на этом стеклянном здании, потому что меня оперативно, без всяких формальностей доставили в кабинет начальника.

Он был мне совершенно не знаком, как, впрочем, и все другие видные деятели последних десятилетий.

Это был полный мужчина лет за шестьдесят, больше похожий на ученого, каким он в действительности и оказался, чем на чиновника или военного.

– Здравствуйте, Екатерина Ивановна, – сказал он сочным баском и представился, – наслышан о Вас и хочу познакомиться лично.

Он вышел из-за стола, протянул мне руку, а потом усадил в кресло напротив.

– А скажите, то что с Вами произошло – действительно было? – продолжил он.

Я подтвердила, что все в точности так и было.