– Это твой первый юбилей, запомни его надолго. Иди дорогой отца. В этом будет залог твоего успеха. И всегда можешь рассчитывать на помощь моего правительства. Наша страна многим обязана свободной торговле. Религиозные предрассудки прошлого для нас не столь важны…
– Я благодарен вам и за это, ваше величество. Вы за считанные недели превратили Иран в истинно европейскую страну.
Мохаммед улыбнулся:
– Да, Европа сама пришла к нам. Вроде бы это были непрошеные гости – а оказались желанными. И они спасут нашу страну от разорения и поражения, в которое втянул бы нас союз с Германией. Ведь этот Гитлер… Он просто безумен!
И тут Коэн понял, что может быть полезен советскому гостю.
– Вы уже знакомы с господином Прониным? У него, кажется, есть какой-то сюрприз для вас.
– Советский торговый представитель? Да, мне докладывали.
Коэн подвел шаха к Пронину, который уже стоял наготове, в окружении двух сестер.
– Господин Пронин! Очень рад вас видеть! В нашей стране сейчас немало советских офицеров и дипломатов, но о вас мне рассказывали как о необыкновенном человеке. Вы ведь хорошо знаете советский Восток…
– О, да, ваше величество. И я счастлив познакомиться с жемчужиной Востока – с вашей славной столицей.
– Вижу, что у вас хорошие гиды, – шах открыто и, по восточным меркам даже нахально, рассматривал Арзу. – И прошу вас представить меня им.
– Их величество, шах Ирана Мохаммед-Реза Пехлеви, могущественный монарх, большой друг и союзник Советского Союза!
– Всё точно, – Мохаммед улыбнулся.
– А это дочери верного слуги вашего величества, Халила Исфандияри. Он сейчас трудится на благо Ирана в Швейцарии, а я рад представить вам его дочерей. Это красавица Арзу. А это юная Сурия.
Девушки поклонились – по-европейски кокетливо. Сразу видно было, что они учились в Германии и Швейцарии…
– Я очень люблю Швейцарию. Тоже учился там. Замечательная страна. Там все идеально – начиная с часов и заканчивая действиями полиции. Нам многое нужно у них перенять, не так ли?
Сурия бойко заговорила:
– А мне там было скучно. Слишком уж всё предсказуемо, по порядку. Маловато безумия! А без него, на мой взгляд, жизнь пресна.
– Браво! – сказал шах. Улыбнулся и пошел приветствовать других гостей. На Сурию он, кажется, даже не поглядел. А, может быть, наоборот, боялся обнаружить свой интерес к ней?
Про выстрел и арест террориста шаху сообщать не стали: к чему омрачать праздник? Но его охранники всё уже выведали у прислуги Коэна. Лица офицеров помрачнели. Так заканчивался праздник. Уже глубокой ночью Коэн устроил роскошный фейерверк в саду. Пронин постарался встать рядом с шахом, тихонько подталкивая к нему сестричек. В конце концов шах подхватил Арзу, и они вдвоем, рядышком сели на скамейку. Никто не решался беспокоить монарха в эти минуты. Охранники стояли поодаль. Да и Пронин не досаждал молодому шаху своим близким присутствием…
Даже издалека торговый представитель Совнаркома заметил, что Пехлеви и Арзу весело смеются, обсуждая это зрелище. Когда подали мясо, старшая сестрёнка снова оказалась рядом с шахом. Он торжественно подцепил вилкой из жаркого огромную кость и сказал:
– Мозговая! Мой отец всегда говорил: «Ешь мозговую кость – станешь умнее. И зубы будут крепче, и мысли мудрее.
Арзу кокетливо засмеялась.
Операция начиналась вполне благополучно… Может быть, даже слишком благополучно. Пронин даже почти забыл о шальном выстреле, который мог поставить точку в его жизни. К нему подошла Эва.
– Шах нагловат, не правда ли? Я слышала, что он уже прислал несколько букетов этой вашей укротительнице. Но поселили нас неплохо. По крайней мере не как бедных родственников. Но я надеюсь на вас. Помните наш договор?
– Горжусь вашим доверием.
Профессор Балабанов
Пронин познакомился с ним вскоре после приема у Коэнов. Этой яркой фигуре он отводил важную роль в своей игре.
Много лет – еще с 1906 года – жил да поживал в Иране профессор Игорь Сергеевич Балабанов. Так бывает: пришлый человек, русский исследователь, он знал персидские древности лучше придворных историков и летописцев. Он был лучшим знатоком Востока в Петербургском университете. С восемнадцати лет в совершенстве знал фарси, общался с персами – благо работа отца, чиновника Министерства иностранных дел, давала такую возможность. Помимо эпохи Ахеменидов он интересовался марксизмом. Слегка. Не так глубоко, как Дарием и Ксерксом. Но этого оказалось достаточно, чтобы после 1905 года в Российской империи ему стало неуютно. Он симпатизировал социалистам, а в стране после баррикадных боев первенство взяли черносотенцы. Балабанов напросился в длительную экспедицию под Тебриз. Да так и остался в Персии. После октября 1917 года он послал в Петербург телеграмму, в которой поздравлял Ленина и всё человечество с пролетарской революцией. Вскоре официально он стал гражданином СССР. Но возвращаться на Родину не торопился: слишком много дел было в Иране. Шах Реза Пехлеви познакомился с ним, когда был еще просто Реза-ханом. Балабанов познакомил его со своей коллекцией археологических находок. И будущий шах признался ему, что хотел бы вернуть Персии древнее могущество.
«Мы совсем забыли про великих предков! Я, конечно, мусульманин, но ислам стирает образы национальной истории… Как будто всё началось только с арабов, только с пророка Мохаммеда. Нам необходима идеология, которая заставит иранцев вспомнить о своих корнях. Только такая идеология может сплотить моих вялых соотечественников. А иначе мы просто станем нефтяной колонией англичан или русских». Балабанов покачивал седоватой головой – и хану показалось, что ученый с ним согласен.
Поэтому, когда он достиг власти – тут же приблизил к себе русского историка. Балабанов пообещал создать ему легенду – вполне правдивую – о великом прошлом Персидской империи. Он описал для шаха десять ключевых сюжетов из истории персов – и Реза часто обращался к ним в своих речах. Кроме того, именно Балабанов посоветовал «иранскому Бонапарту» взять имя древней парфянской династии Карен-Пехлевидов. Этот славный род служил еще Ахеменидам, а потом его отпрыски царствовали и в Иране, и в Армении, и в Грузии. Балабанов с легкостью доказал, что отец новоявленного шаха – воинственный Аббас Али-хан – был потомком этой династии. Взамен шах назначил его смотрителем своих исторических коллекций, полностью оплатил исследования ученого на 10 лет вперед и выделил для него уютный дом в центре Тегерана.
…В Тегеране много лет работал глубоко законспирированный советский агент – торговец средней руки Абти-ходжа. Его настоящее имя – Альберт Торосян – было известно немногим. Берия считал его одним из самых надежных наших разведчиков в Иране. Прежде чем отправиться к Балабанову, Пронин обязан был подстраховаться и нанести визит Торосяну.
Абти-ходжа каждый вторник с часу дня и до вечера заседал в кофейне, адрес которой Пронин запомнил еще в Москве. Он сразу узнал его, увидев за столиком, по тонким щеголеватым усикам на худощавом загорелом лице и постоянной кривой усмешке. Подсел. Как принято на Востоке, поздоровался. Абти-ходжа, опустив на нос очки в золотой оправе, кивнул в ответ.
– Вам не кажется, что наши английские гости не остановятся в Иране? Советские войска могут пропустить их и в Грузию, до самого Тбилиси.
– Союзники, как-никак. Вот сколько дел наворотил проклятый Адольф! – четко сказал Торосян слова отзыва и оценивающе оглядел Пронина с головы до ног. – Впервые в Персии?
– Так точно. Торговый представитель Совнаркома.
– А, знаменитый Пронин. Я уже слышал о вас. Но не знал, что вы окажетесь моим коллегой не только по части торговли. У меня есть интересный товар для советских женщин. Заколки для волос! Щипцы для завивки! Всё сработано в шикарном восточном стиле. Есть даже с полудрагоценными камнями. Скоро победа. Надо украшать жизнь ваших женщин. Им многое пришлось перенести. А радости было мало…
– Эти вопросы мы с вами еще обсудим. Я непременно закуплю у вас партию заколок.
– И щипцов.
– Может быть, и щипцов. Но сейчас у меня для вас всего лишь один вопрос и не самый трудный. Вам известен Игорь Сергеевич Балабанов?
– Кто же в Тегеране не знает почтенного историка? Разве что невежды да зеленая молодежь.
– Могу я к нему обратиться? И даже слегка. Подчеркиваю – слегка перед ним открыться?
Торосян нахмурил лоб:
– Вы можете вполне доверять Балабанову. Он не забыл, что он русский. А во-вторых – симпатизирует Советскому Союзу, хотя и не был в нашей стране ни дня. Он может быть вам полезен. А к кофе я предпочитаю цукаты. Угощайтесь.
Торосян подлил Пронину из почерневшего серебряного кофейника.
– Но я вас должен предупредить, – сказал Абти-ходжа, – Что в последние годы у профессора появилась странная лаборантка. Я бы сказал, фаворитка. Она живет у него. Говорят, он завещал ей все свое имущество – и дом, и коллекции.
– Кто она?
– То ли француженка, то ли англичанка. Не знаю, каким ветром её сюда занесло. Но в друзья Советского Союза её записывать не стоит. Он называет ее «моя Аннет».
– А Балабанова можно считать нашим другом? – Пронин глотнул крепкого кофе и даже закрыл глаза от наслаждения.
– Тут всё сложнее. Но вы должны увидеть его сами… Но и у русских, и у армян есть поговорка – «В картишки нет братишки».