Наследники Дерсу. Книга 1. Пасека

– Так Кодекс-то в шестидесятых годах принят? – поправил Владимир.

– Революция доказала, что люди не рабы, – Виктор, размышляя, поглядывал на искры костра, улетающие в ночное небо к звёздам, – а это самое главное. И постепенно пришли к необходимости признать общечеловеческие ценности, поправить их, переписать спустя две тысячи лет. Коммунизм – это как новая религия, но коммунист не может сказать так. Это ценности нравственного порядка, признанные во всём мире, но эксплуатируемые каждым строем по-своёму, кто как их понимает. В мире капитала свои представления. А наш экономический строй основан на общенародной собственности.

– За нас никто нам коммунизм не построит и на золотом блюдечке с серебряной каёмочкой не поднесёт! – Сергей обрадовался тому, что нашёлся собеседник. – Нас с детства воспитывали на примерах героизма людей на войне, в труде, в быту. Надо, чтобы каждый человек развивал в себе те способности, которыми наделила его природа, – конструировать модели, рисовать, петь, спортом заниматься, туризмом, например. В лесу можно пчёлами, – Сергей вспомнил увлечение своего земляка Кутелева, – тоже неплохо сад развести, на деревьях прививки делать, новые сорта выводить. Да и лесная селекция – тоже интересная штука, чтобы кедр не в сто лет зацвёл и шишки дал, а в десять.

– Нашему поколению повезло, хорошие учителя в школу пришли: и романтики революции, и профессионалы, и те, кто хлебнул войны, убеждённые люди, – Виктор поддержал Сергея.

– Коммунизм – молодость мира, и его возводить молодым, – с пафосом и иронией в голосе одёрнул мечтателей Владимир, – мы тоже это проходили. Зато сейчас понятно, что не видать нам его, как своих ушей. Ну и что? Я не особо-то и переживаю!.. Люди как жили, так и живут. Растят детей, работают, учатся, делают карьеру.

– Карьеру делают те, кто состоит в партии, – поправил Виктор, – и у каждого свой потолок, выше головы не прыгнешь. Допустим, ты инженер, а в партию таких, как ты, принимают только сорок процентов и шестьдесят рабочих.

– Вот тут-то у вас и зарыта дохлая собака, от которой душок идёт, – Вовка-бич снял с палочки кусочек поджаренного на костре сала, положил его на поджаренный кусочек хлеба, отломил от сочной луковицы и аппетитно захрустел. – Человека по идее принимать надо. Всем народом, а не исключительно членами партии. Уважает народ, доверяет – принять. Оступился – поправили. Навредил умышленно – выгнать из партии и расстрелять, как Сталин делал.

– Это будет похоже на то, как уголовники себе авторитета выбирают, – заёрзал на чурке Болотов. – Народ что для тебя, весь уголовный элемент?.. Весь лесхоз из уголовников? Из кого ж тогда будет состоять коммунистическая партия?

– А ты не передёргивай! Я дело говорю. Я что? Против самой идеи коммунизма? Вступают из-за карьеры, должность повыше получить, продвинуться. Карьеристы принимают в свою обойму друзей, так по веревке в связке друг друга наверх и тянут… Наслушался я, пока в ресторане подрабатывал.

– А по-твоему получается, что у нас анархия, а не общество – народ сам по себе живёт, а партия сама по себе. В партию принимают самых достойных и не обязательно друзей, но за которых поручиться можно. Отбор проводится по жёстким меркам, и, если у коммуниста родители из рабочей среды, а сам получил хорошее образование, это только приветствуется. Я, к примеру, прошёл стажировку в райкоме партии: потолок у меня – должность директора лесхоза. А вот если бы я молодым быстро продвинулся до директора да проявил себя, внедрив какой-нибудь громкий проект, возможно, меня бы заметили, отправили на стажировку в краевой комитет партии, тогда возможен рост до высокой должности начальника управления лесного хозяйства Приморского края. Но об этом можно только мечтать.

– Ну, и кто тебе мешает проявить себя? Водка? Каждый вечер пьёте. Я же вот бросил, правда, с помощью директора, мамы да принудительного лечения. Но я всё равно для себя что-нибудь придумаю и без вашей партии. Коммунизм, он ведь где, по-вашему, начинается? В семье! Вот это для меня и подходит. Сам себе построю.

– И для тебя место в партии найдётся, у нас тоже план имеется по приёму в партию. Вон, наш радист в лесхозе стал начальником пожарно-химической станции, карьеру сделал, потому как подходит на должность секретаря партийной организации, в райком ходит, к собраниям готовится, проекты постановлений пишет в разрезе требований вышестоящих органов, так что рабочие у нас тоже принимают участие в руководстве страной. А там, глядишь, в институт поступишь, ты же учился, лесничим станешь, а там и директором, со временем, конечно.

– Насчёт партии ничего не скажу, а вот учёбы – подумаю.

– Мы всей планете показали, на что способен социализм, – Сергей слегка разгорячился от выпитой водки, в голосе появились слегка хвастливые и восторженные оттенки. – Идея коммунизма будоражит многие народы. Вон какой фестиваль в Москве прошёл! Молодёжь съехалась посмотреть, что это за люди такие – коммунисты и комсомольцы – и как они живут. Молодёжь-то из бывших колоний, считай, от рабства только-только освободилась…

– Фестивали проходят по очереди в столицах соцстран, – уточнил Болотов. – В Москве он удался на славу!

– Мы и за космос ещё повоюем! – горячился подвыпивший Сергей.

– А вот это может плохо закончиться для всех, – Болотов собрал косточки от рыбы и унёс в костёр.

– Это почему же?

– Космос завоёвывают не для того, чтобы на других планетах яблони сажать, как в песне поётся, а потому, что оттуда легче на военные объекты и на города атомные бомбы сбрасывать.

– Войны, я думаю, никто не хочет, – Сергей тоже стал убирать на столе возле себя, – а наше дело – растить лес да тушить пожары. Выше должности лесничего я для себя и не желаю. Да и к чему выше? Вот твой участок работы, больше ста тысяч гектаров тайги, трудись, береги природу, охраняй от пожаров, преумножай богатства.

– Благородней нашей работы нет, это правда, – согласился Болотов.

Поёживаясь от ночной холодной осенней сырости, он у костра подобрал недогоревшие сучья, аккуратно сложил в огонь. Костёр занялся вновь пламенем, затрещал довольно и выбросил в небо сноп искр, повеяло теплом, и Виктор, довольный, подставлял то один бок, то другой.

– А если подумать, велика ли цена городской жизни? – продолжал рассуждать он. – Суетятся занять должность с зарплатой повыше и, соответственно, дополнительными привилегиями и благами. Конечно, это развращает. Чем выше поднимаются по службе, тем больше голова кружится, и зависть как на дрожжах растёт, и хочется ещё большего… Самая первая ступенька – это должность директора, отсюда открывается административный простор. Вот парадокс то ли общественного строя, то ли так заложено в человеке стремиться к большему, чем у тебя есть: получить квартиру попросторнее, машину с личным водителем или свою, курортное обеспечение за счёт государства…

– Так и рабочим хватает домов отдыха и санаториев, езжай – не хочу. В профсоюз заплатил четырнадцать рублей – и отдыхай две недели на всём готовом, – возразил Владимир.

– Я слышал, – Сергей тоже подошёл погреться к костру от всё более проникающей под энцефалитку ночной свежести влажного холодного воздуха, – что для министров и секретарей партии, народных депутатов курорты правительственные, бывшие царские резиденции, дворцы князей. Это другой уровень обслуживания.

– А коммунистическое учение говорит об удовлетворении жизненно необходимых потребностей, которые должны быть разумны, просчитаны, скромны. – Болотов, взяв с земли сухую ветку, поправлял несгоревшие дрова, сгребая их в центр костра. – И примеры тому есть: тот же Христос, которого называют первым коммунистом, и Сталин скромно жили. Настоящие революционеры отказывали себе и отдавали тем, кому это нужно было в большей степени. Коммунист – это тот, кто снимет с себя рубашку последнюю и отдаст тому, кому она нужна, образно говоря. Главная ценность социализма в том, что государство обеспечивает все потребности для нормальной жизни человека. К примеру, биологическая потребность в мясе составляет десять килограммов на человека в месяц. Мы вышли на семь килограммов. При меньшем потреблении человек развивается с умственной недостаточностью. Правительство ставит задачу создавать мощные комплексные животноводческие хозяйства. А теперь посчитаем, сколько надо засеять дополнительно площадей под зерновые, подготовить специалистов всех уровней, выпустить сельхозтехники, удобрений, гербицидов, построить посёлков и сёл. Так что безработица социализму не грозит. На первом месте у нас забота о здоровье нации, духовном богатстве человека, образовании. В перспективе каждый человек должен иметь высшее образование и пополнять свою коробочку до старости, – Виктор постучал пальцем по голове, – чтобы остался в обществе только один класс – класс высокообразованных, высококультурных и абсолютно здоровых людей. Это и есть, по моему мнению, коммунизм, а словами церковников – рай на земле.

– Вот я и говорю, тормозов не стало. Сталина. Он бы навёл порядок. – Володя добавил в ароматный чай ложечку сахара, – у нас общество – это что?.. Курятник! Каждый пытается на шесток повыше запрыгнуть и обгадить того, кто оказался пониже.

– Грубо говоришь. Но в этом-то и проблема. Сергей прав: Кодекс надо бы чтить выше, чем попы «Отче наш». А мы ни того, ни другого толком не знаем и не признаём. А это чревато. Вот, к примеру, разбирали мы в райкоме одного, в кавычках, коммуниста. Судили развратника закрытым судом, лишили партбилета, посадили. Идейное воспитание, пожалуй, главнее всего прочего. Не менее важно, чем выполнение плана. Ведь, к примеру, один добросовестно кедры сажает, а другой пучок саженцев закопал в землю – вот и выполнил план, ещё и премию получил. Пойди, пересчитай за каждым, проверь в тайге, кто где прошёл. Мы и воспитываем, и контролируем, чтобы каждый работал честно, на совесть, грамотно. Надо, чтобы каждый молодой человек учился, хотя бы заочно, чтобы понимал профессию, для чего он трудится. А наиболее достойных выдвигаем в депутаты или назначаем на должность. Так оно и есть, но в жизни бывает всякое. Поэтому любое дело надо делать на совесть, призвания доводить до совершенства при воплощении, оттачивать свой ум и, конечно, не только иметь представление о чести и достоинстве, но и жить по этим высоким нравственным принципам.

– Политинформация на сон грядущий окончена. – Володя добавил дров в костёр, повернулся спиной, чтобы подсушить от влажного воздуха одежду. – Светка моя сейчас в постели пуховой, на подушке мягкой, а я тут, как король на именинах, на жердях месяц бока отлёживать буду. А пустой карман, он как бы и не тянет, по-вашему?.. С голодным брюхом ходить тоже комфорта мало. Кто заработать мешает? Трудись! Шишкуй, корнюй, охоться, рыбачь. Тайга богатая. Барахолка в городе есть, перепродавай, что под руку попало. А поиметь молодую девку при случае? Да какой же мужик откажется? Так что мораль пусть коммунисты для себя поберегут. Без неё спокойнее. Карьера мне не маячит, а красиво жить не запретишь.

– Ты хорошенько подумай, о чём говоришь. – Виктор устал от разговоров, пригревшись у костра, его клонило ко сну. – Одно дело, когда ты сам по себе живёшь, и другое, когда один за всех в ответе, а все за одного. Это разные ветви развития гомо сапиенса. Одни в орангутангах так и останутся, другие рай на земле будут строить. И вот возьмут ли тебя туда, это ещё вопрос.

Дым от костра разъедал глаза, ночная сырость проникала сквозь одежду и загоняла в палатку.

– Ладно. Подумаю на досуге. Мне, получается, либо в лесу землянку рыть от социализма подальше, либо с вами соглашаться, но это пока. А там видно будет, кто из нас прав окажется. Вон шмотки из Японии покачественней и красивей, чем наш ширпотреб. Не за горами, видать!.. Ну что, спать будем? – Владимир первым откинул полог палатки, разделся и стал вползать вперёд ногами в спальный мешок.

Сергей лёг спать в энцефалитном костюме, чтобы ночью вставать и подбрасывать дрова в костёр, отпугивая дымом и огнём зверей. Долго не мог согреться, крутился, мешая соседям, потом вспомнил, что голому человеку спать теплее. С трудом разделся в мешке, сложил одежду поверх спальника, вскоре согрелся. Сквозь мягкие мелкие пихтовые ветви, служившие матрацем, спиной ощущал жерди настила, долго не мог заснуть и от неудобства на новом месте, и от впечатлений прожитого дня.

Ему вспоминалось, как они втроём сидели у костра и беседовали, дым витал над тайгой, слышался скрипучий крик сойки, стерегущей покой зверей от тигра, гипнотизирующий взгляд в спину сковал на мгновение мышцы. Вспомнил свою родину, сосновый бор, июльский жёлтый дождь пыльцы, когда цвели сосны. Лучи солнца пробивались сквозь кроны на устланную хвоей землю, и всё вокруг сверкало позолотой. Сказочной красоты наваждение повторялось из года в год, и он с подругой детства бродил по лесу, окружавшему усадьбы лесников.

Однажды в тёплый летний вечер он и Марина остались в бору на ночь встречать зарю. Развели костёр и, сидя на корнях толстой сосны, прижимаясь друг к другу плечами от июльской ночной прохлады, мечтали, как будут строить свою судьбу и счастье. Под утро вдруг послышался треск сухой ветки, и совсем рядом они увидели дикую козу. Спасая жизнь, она выскочила к людям, к костру на поляне, на миг остановилась с мольбой в глазах, оглянулась и, не дожидаясь спасения, кинулась за деревья. Следом на опушку выскочил волк, оценивающе и, как показалось Сергею, с усмешкой посмотрел на влюблённых и кинулся вдогонку за козой. Тогда Сергей впервые пережил страх и за девушку, и за себя, и за козу. Не всё в жизни бывает так безоблачно, как мечтается.

Рассвет они встретили у калитки её дома, утро было омрачено. Они продолжали ходить на свидания, бродили по сосновому лесу, собирали поспевшую чернику, угощая друг друга из ладони, нежились в объятьях. Осенью он ушёл в армию, и до весны, всё реже и реже, она писала ему письма…

«Там Маринка моя, – вздохнул Сергей. – Да какая она теперь моя? Пусть будут счастливы… Но ведь бывает и такой судьба людей, когда верны друг другу оказались до гробовой доски. Это я понимаю…»

Вспомнился недавний случай. Он ехал из Владивостока в Кавалерово. За полдень в Каменке остановился автобус у столовой. У дерева на земле сидел мужчина. Он умер. Кто-то из пассажиров оказался свидетелем, и теперь ждали, когда приедет участковый и прокурор из райцентра. К месту происшествия подтянулись местные жители, говорили, что у мужчины умерла жена, он стал с горя пить. Какие-то дельцы давали деньги горемыке на самогон, затем, заставив подписать документы, у него за долги забрали дом, а его выгнали на улицу. Так он и умер под тополем, прижавшись спиной к стволу. Не сложилась дальше жизнь у него, не смог справиться с потерей подруги. «За собой увела», – шептали старухи.

Наконец, сон одолел, реальность переплелась с вымыслом. Лена приблизилась к нему, её глаза, ресницы, милое выражение лица очаровали нежностью, он осторожно стал её целовать. Она затаила дыхание, словно ждала этих поцелуев. Любуясь друг другом, растворяясь в чудесных чувствах, окутавших их, он всё глубже впадал в сон, а …Аня Титова с завистью смотрела на них.

Тайга доносила тревожные ночные шорохи и звуки.

Сергей проснулся. На каком-то животном уровне он почувствовал опасность, словно по коже прошлись катком из иголок. От страха он открыл глаза, ощутил, что голова замерзла, ухо касалось угла палатки, настил из жердей и веток хвойника надавил спину через спальник. В палатку сквозь полиэтиленовое оконце сочился слабый лунный свет. Сергей различил Виктора и Владимира, они мерно сопели, их спальники скатились друг к другу. Он уловил шорохи: скрип веток от лёгкого ветра, бойкие переливы шумевшей реки. Ему показалось, что он слышит мужской разговор.

«Ничего не понимаю! Но… почему так страшно?! – подумал Сергей. – Наверное, костёр догорел… Тигр пришёл?!» – пронеслось в голове.

Сергей вдруг почувствовал, что угол палатки, в который он так уютно уткнулся головой, кто-то нюхает!!! И это был вдох крупного зверя!!! Тело отказалось подчиняться. Мысли пролетали одна стремительней другой: «Что делать?» Сердце пыталось выпрыгнуть из груди, разгоняясь в бешеном ритме…

Сергей затаил дыхание. «Разбудить всех? Но… какая реакция будет у любопытного зверя? Добраться до ружья? Не успею!!! Расстегнуть спальник?..»

Сергей замер. Все тело пробивала дрожь. «Тихо. Не слыхать, чтобы кто-то ходил!.. Кто-то вздыхает?! Может, показалось? Но я же чётко только что слышал, как меня обнюхал сквозь стенку палатки зверь!!! Видать, ушёл! Выйти из палатки и развести костёр?»

После пережитого желание выходить из палатки пропало. Сон как рукой сняло, всё тело пробивала крупная дрожь, таёжные шорохи и звуки не давали покоя. Остаток ночи Сергей думал, согреваясь в спальнике и ворочаясь на жёсткой подстилке из веток. «Человек – хозяин тайги. Так говорят только те, кто не встречался один на один с хищным зверем, тигром. Человеку посильно и реки пустить вспять, и горы туннелями изрезать, и под землёй шахты построить. Всё подчиняется разуму и организованности. А одного человека в тайгу закинь? И всё!.. Выживет, конечно, но к тайге и лохматому хозяину быстро поменяет отношение. Со зверем человек вроде бы как и на равных, говорят же «не тронь его, и он тебя не тронет», а всё одно, лучше его стороной обойти. Какой я там хозяин?! Может, и хозяин, но не главный!.. Законы тайги суровы, и непринятие их означает одно – ответное непринятие зверем человека… со всеми вытекающими!»

Лесникам про ночной визит Сергей решил не рассказывать: «Посмеются и не раз припомнят историю о том, как помощника лесничего в ухо зверь нюхал… И чего, будут издеваться, он тебе на ушко нашептал?»

Утро наступило в поздних сумерках. Сквозь плёнку маленького оконца в палатку заполз рассвет. Таёжники нехотя заворочались. Сергей высунул руку, мурашки от холода побежали по телу, оделся, достал ледяные от легкого мороза портянки, обулся, собрал для костра недогоревшие обугленные ветки, сложил сверху наколотых с вечера дров, разжёг. Дымок пополз вверх, насыщая воздух запахом горящей бересты, кедровой смолы, сухой древесины. Вода в ведре и остатки чая в котелке взялись корочкой льда. Чуть в сторонке от бивака, сидя на мешке, бурундук завтракал орехами, шелуша шишку.

Вспомнив, Сергей подошёл к углу палатки, где обнюхивал его зверь, рассматривая землю: огромные кошачьи следы с отпечатками когтей…

Сергей осмотрелся по сторонам, вглядываясь в просветы между деревьев и кустов, осторожно пошёл от палатки в сторону слияния рек, к мысу, умыться, набрать ведро свежей воды.