Отряд. Трилогия «Материализация легенды». Том 2

Отряд. Трилогия «Материализация легенды». Том 2
Геннадий Анатольевич Бурлаков

Как можно представить себе возникшего из ниоткуда нового графа Монте-Кристо? А почему именно графа, а не графини? Или принцессы? Главное не титул, а наличие средств и возможностей, ненависти и любви, стремлений и тормозов. Ну, и сказки, – само собой, – светлой Сказки! Лично я не теряю надежды на продолжение.

Обращение к читателю:

В произведении описаны события, имевшие место в реальности: в настоящем и прошлом. Фотографирование и видеосъемка на описанном объекте и вокруг него категорически запрещены законом под страхом смертной казни, потому исключительно чтобы разнообразить скучный текст использованы иллюстрации, взятые совершенно из других мест, лишь отдаленно похожие на описываемые события: фото, карты, имена, лица.

Все совпадения: в описаниях, фото, названиях и именах собственных – с любыми, о которых Вам известно, – случайны и непреднамеренны, т.к. открывать и распространять истинную информацию о любых объектах, механизмах, людях и пр., описанных в данном литературном произведении, запрещено законом. Заранее приношу извинения за возможные совпадения. Предупреждаю сразу – при любом совпадении: Вы ошиблись!

В настоящее время готова трилогия «Материализация легенды» из серии романов «Архипелаг Монте Кристи»:

Островитянка.

Отряд.

Гвардия Принцессы.

Лично я не теряю надежды на продолжение серии романов «Архипелаг Монте Кристи».

Дневник. Год первый. День первый.

Господь, Люблю Тебя, Спасибо Тебе, Нуждаюсь в Тебе, Приди Сейчас в Мое Сердце!

Эта молитва, которую я помню еще с рождения, – которую мне мать часто произносила. Она произносила ее надо мной, и учила меня ей… Эта же молитва впечатана в колонтитул моего дневника, – папа когда-то заказал несколько таких домашних тетрадок для семьи. А мама настояла на такой вставке наверху страницы.

Привет. Меня звать Кристина. Фамилия Монте. Из маминых и папиных уст я всегда, с рождения была Крис, Кристи.

Мне 12 лет, и я решила вести этот дневник для себя лично. Я живу на острове в океане.

Мне грустно, – у меня здесь нет никого из сверстников, с которыми я могла бы поговорить, пообщаться. Потому я вспомнила, как в каком-то фильме мама сказала дочке, что если тебе не с кем поговорить, или если не хочется ни с кем делиться мыслями и информацией, но хочется об этом поговорить, – то веди дневник. С ним ты можешь делиться самым секретным, говорить о самом потаенном, фантазировать и не бояться, что тебя поднимут на смех. В дневнике можно плакаться на жизнь, родителей и любовь, и знать, что они ничего об этом не узнают. Можно критиковать подружек, ругать полицейских, признаваться в любви, показывать средний палец кому угодно, – и получить от этого удовольствие, а в жизни оставаться такой, какой от нас требует общество, – и общество ничего о твоих мыслях и жестах в дневнике не узнает.

Конечно, если дневник не попадет в руки мамы, подруги, полицейского…

Но у меня есть практически 100-процентная гарантия, что этого не произойдет: я практически одна на этом острове

Мама заболела, и моим дневником не заинтересуется. Да и не попадет в мою комнату. А больше на острове никого нет…

Это и хорошо, и ужасно…

Но я отвлеклась. Начну сначала…

Меня звать Кристина, – Кристи. Фамилия Монте. Мне 12 лет. Я живу на острове в океане.

И вовсе это не интересно, и тем более не чудесно!…

Моя мама домохозяйка. Она всегда дома, и никуда не ходит. Она умеет готовить пищу, руководить роботами-слугами, знает много разных вещей.

Моя мама родом из СССР. Она родилась в очень благополучной семье. Ее отец, – мой дед, – был очень большим финансистом. Он служил у одного очень влиятельного человека в далекой стране. Этот человек был Правителем небольшой страны.

Дед, – папа моей мамы, – руководил всеми финансами этого Правителя.

Его жена, – моя бабушка, – была красавица. Она блистала в том великосветском обществе всеми оттенками улыбок и цветами своих бриллиантов. Мама говорила, что она была самая блистательная дама в королевстве.

Они познакомились в самолете, когда бабушке стало плохо, а дедушка ей помогал.

Мама училась в университете в Англии, изучала какие-то древние языки, историю. Она должна была выйти замуж за сына Правителя по расчетам деда.

Папа занимался электроникой и оружием. Точнее, он создавал и программировал все наши компьютеры: производства, управления, оружия, строительства и пр. Он разрабатывал, испытывал и внедрял новые системы управления всеми устройствами и системами: от домашних часов и роботов-слуг, систем управления промышленными производствами до межзвездных станций и кораблей.

Дед, – папа моего папы, – был военным инженером. Он проектировал летательные аппараты, – самолеты, ракеты и пр. Его работа была очень секретной, и моя мама о ней почти ничего не знала.

Его жена, – моя бабушка со стороны папы, – была врачом. Они с дедушкой познакомились в госпитале, куда тот попал после террористического акта на территории конструкторского бюро, где работал деда.

Папа встретил мою маму в библиотеке, когда она готовилась к выпускным экзаменам в университете. Они начали встречаться, потом решили пожениться. Вышла за отца наперекор воле деда, своего отца. Она очень любила и любит отца.

Потом родилась Я… Всё, что я знаю о своем детстве и своих родителях, мне рассказывала мама. Это как сказка о далеком сказочном государстве, в котором жили-были разные люди. Мне даже трудно это всё прочувствовать, т.к. я, как получается, в своей сознательной жизни никогда и не жила в реальном мире. Я ЖИЛА НА ОСТРОВЕ.

Моими игрушками были сначала мои детские мягкие игрушки, которыми забита моя детская комната. Мама говорила, что они были мне интересны не долго, – только с куклой Машей я и спала, и ела, и гуляла. Кукла Маша была изначально почти с меня ростом, – ну а потом я ее обогнала.

Мама и папа начали заниматься со мной с одного или двух месяцев. Они показывали мне картинки, показывали буквы и слова и рассказывали мне всё, что есть на этих картинках. Мама говорила, что я потому читать начала с одного года. Ходила с трудом, но в разбросанных на полу табличках со словами уверенно находила слова «мама» и «папа», а потом и другие слова.

Очень быстро я пристрастилась к компьютерным игрушкам, в которых было много цифр и букв. Всякие считалки, стройки, ребусы с буквами и цифрами… Мама очень расстраивалась и считала, что я порчу себе зрение и к хорошему это увлечение не приведет. Да я и до сих пор, если найду где-то такую игрушку, то с удовольствием с ней играю. А папа смеялся, соглашался с мамой, выводил меня от компьютеров на улицу… и приносил новые и новые развивающие игрушки.

Вот и теперь я сижу за компом. Что-то вот вспомнила обо всём, и так грустно стало…

Пошла я на пляж…

Пока. До связи.

Олег. Город. 002-1.

… ВСЁ! Теперь всё! Я готов!… Вперед, …

Я поехал в ресторан. Вошел туда под руку с Сестрой, водитель остался в машине на улице. Потом отъехал за угол дома, чтобы не привлекать внимание публики ресторана. Мы сели за столик в глубине зала. Пела ласкающую, лирическую музыку немолодая певица. Та или не та? – скорее всего та же… Мы сидели с Сестрой, медленно потягивали легкое вино из бокалов, если какую-то еду, – я уж и не помню какую. И разговаривали.

Сестра под эту музыку разговорилась и рассказала мне, как они втроем, – три сестры, – остались в юном возрасте одни после авиакатастрофы. Без родителей. Как спина к спине с сестрами дрались в детском доме с другими воспитанниками.

Было видно, что Сестре было грустно, – она несколько раз ходила в дамскую комнату. Возможно, докладывалась начальству, возможно на самом деле старалась успокоиться. Несколько раз мы танцевали медленные танцы в центре зала… В зале, с появление огней уличных фонарей, стало больше посетителей. Кроме медленного блюза стали заказывать различные более веселые мелодии…

И рассказ Сестры стал более мажорным: их перевод в другой детский дом, где преподавали боевые искусства. Потом институт, профессиональный спортивный клуб с боевой подготовкой. Их уже никто не мог обидеть ни на улице, ни на танцах. «Размазывали по асфальту не глядя, и даже без одышки» – улыбнулась Сестра и залпом допила из фужера.

Потом появился менеджер «Тени», – и они, «спина к спине», совершенно спокойно перешли из выпускников института в медицинский персонал Клиники. Здесь тренировочный объем возрос резко и сразу: все виды боевых искусств, все виды холодного и «горячего» оружия, необозримое количество вариантов оказания медицинской помощи при ранениях от тех же видов оружия, с которыми их учили обращаться. Их зачем-то обкатывали танками, «глушили» минометным огнем, учили прыгать с поезда, бронемашины, мчащейся гоночной машины. Им дали возможность стажироваться – и много – в перевязочных, операционных, манипуляционных кабинетах. Они могли в темноте с закрытыми глазами войти в любую вену, зажать любую рану, остановить кровотечение чуть ли не стоя на голове. Прыжки с самолетов и вертолетов разных конструкций, работа с рациями и передатчиками различных армий… Сестра сказала, что рассказанное ею сегодня, – только вершина айсберга их «сестринской» подготовки. Зачем? – Она не знает. Их хорошо кормили, хорошо им платили, не обижали, бесплатно обучали… Почему бы и не жить так? Между делом их учили красиво танцевать, петь, рисовать, ориентироваться по картам, разминировать и минировать различные объекты, воспитывать и растить детей, готовить блюда всех стран и экзотические блюда… Не учили только любить и быть любимыми. Но они любили друг друга, и им этого пока хватало.

Мальчики на улице просто не рисковали к ним подходить. «ТРОЙКА» – за ними закрепилась эта кличка в их родном городе, когда они приезжали туда в гости к своим подругам из училища. «Тройка», – даже когда они появлялись на улице по одной или в паре. Однокурсницы почти все уже повыскакивали замуж, нарожали некоторые уже и не одного ребенка, – а они всё продолжали учиться. Хотелось любви. Но «тройку» просто панически боялись, почему-то, все местные ребята. Уже не мальчики к девочкам, а наоборот девочки к мальчикам подходили пригласить на танец в ресторане, в баре, на танцплощадке, – и мальчики начинали «писаться» еще до их приближения только от их взгляда.

Тогда сестры перестали ездить в свой город. Они отрезали своё прошлое и … и я поцеловал Сестру во влажные от слез губы. Я оглянулся, желая поменять музыку на более веселую и….

… И увидел лицо, прижавшееся снаружи к стеклу витрины и глядящее мне в глаза. В тех глазах я увидел ненависть и пустоту. Страх и борьбу. Мольбу и отчаяние. Я смотрел ему в глаза, но лицо исчезло. Я остановил рукой Сестру, поднялся из-за столика и вышел на улицу из ресторана. На асфальте под окном в старом свитере, сморщенном сползанием по стене, сидел парнишка.