Материализация легенды

Ю.Ш.: – ???????

YА: – Ну, не обижайся! Здесь только обезьян можно разыграть, спрятав банан! Так она, зараза, пойдет, и сорвет 2 – один себе, а 1 мне!

Ю.Ш.: – Понятно, я не обижаюсь! Так как продвигаются дела?

YА: – А никак! Пока никак. Я отвечала на все его вопросы о матери, о своей семье, об артериальном давлении и пр… Этих вопросов море!!!!!! Потом мне это надоело, я достала микрофон и стала с ним говорить голосом… Так стало легче и быстрее. Но отвечал он мне, все равно, печатая на компьютере. Когда попросила выйти на связь голосом, – разочарование. И не синтетический голос, и не знакомый… Теперь он думает. Сказал, что сам выйдет на связь, и не может пока знать, когда конкретно. О себе не говорит ничего вообще. Не понимаю! Он не ответил ни на 1 мой вопрос! Говорит, что это не важно, что для меня важнее мать. В настоящее время я с ума схожу! Столько времени прожить без надежды, а теперь как будто все это рядом и все равно бесконечно далеко и ничего не понятно. Он задался целью меня испытать? Или он меня опасается? Я просчитала, что мой голос сильно изменился за последние 10 лет, – да и акцент тоже, – потому и рискнула выйти в прямой эфир просто голосом. А его голос – я думала его узнать – или сильно искажен, или я его уже не помню. Я начинаю его обожествлять, как и моя мать. Всю жизнь жила без кумира, а теперь чуть ли не влюблена! БРЕД!!!! Согласна?

Ю.Ш.: – Да, уж – сложно! Расскажи, что ищешь человека: В.А. – и что он на это скажет!

YА: – Молчит. Говорит, что он тоже ВАА, но это ничего не меняет. Таких имен, как он знает, по миру и инету десятки тысяч…

Ю.Ш.: – Спроси, кого он ищет! Ты мне рассказала свою историю, расскажи ему все то, что рассказывала мне. Ему можно доверять!!!!!!!!

Что-то клацнуло в модеме, и связь отключилась. Юля перегрузила модем, но… Чат был пуст.

Олег. Клиника. 001

Сознание восстанавливалось рывками, – точнее, мелкими шажками. «Сначала было слово»… Нет, не слово даже, – мысль, еще не оформленная словами, еще не обретшая форму и значение определенного понятия и смысла, не наполненная полнотой ощущений и эмоций… Сначала кратковременно, как выбулькивающие из глубины болота или раскаленной лавы небольшие порции газа: пузырь лопнул, – и опять небытие. Или это уже не небытие, раз я его тоже понимаю и ощущаю? Раз я отделяю небытие от забытья…

«Слово» тоже не пришло сразу, – с некоторого времени я понимал, что рядом со мной, вокруг меня кто-то говорит, но… Слова были как пение в опере: звуки голоса сливались со звуками окружающего аккомпанемента какофонии звуков окружающей среды и становились частью этой «оперы жизни», а не выделялись в отдельную арию… Ведущие голоса на этой сцене были не выделены, – не отделимы от остальных звуков. И внутри меня они не вызывали никаких реакций, мыслей, желаний. Потом сквозь закрытые веки стал проступать свет. Свет и тень… СВЕТ и ТЕНЬ. Свет! И Тень!… Кто-то открыл мне глаза по очереди, потом сразу оба, но ничего, кроме яркого света я не увидел. СВЕТ…. А потом опять Тьма. Всё это сопровождалось какофонией звуков и голосов, хотя голосов и, тем более, слов я не понимал. Точнее, не выделял слова и голоса в звуках. И снова тишина. Опять забытье? Или ушли все и оставили меня одного под присмотром аппаратуры?

ОГО! «Аппаратуры»!… Какое сложное слово!… Откуда оно? Прихожу до «тямы»? Просыпаются более глубокие участки памяти, мозга? Появляются новые ассоциации? «Ассоциации»!… Да, кажется сознание возвращается… А ведь не хочется… Хочется вот так же парить между небом и землей в небытии, быть не связанным с окружающим и внутренним мирами… Скользить по эфемерным линиям мироздания, мирового эфира, космоса…

Не получится. Пришла БОЛЬ! Я не мог даже локализовать точно область, из которой она пришла. Казалось, болело всё тело: голова, спина, живот, конечности. Неужели меня так хорошо расстреляли (откуда я взял, что меня расстреляли?), что попали во все части тела? Или это эскулапы так постарались, роясь во всех уголках, до которых смогли дотянуться своими ножичками?

Открыл глаза, – и вновь зажмурился от яркого света. Солнечный день или яркие лампы? Свет резанул по глазам, как тупой пилой. Стало больно где-то глубоко в глазах, в голове. В сознание ворвались звуки участившейся канонады: «Пи-пи-пи»… – и какой-то сирены. Сирена? Артобстрел? Бомбежка? Откуда? Почему? Она в убежище?

Кто ОНА? Где ОНА? Почему ОНА?…

Через силу открыл глаза и увидел над собой лицо… Сирена стихла, принося внутри блаженство от тишины. Лицо? Это не ОНА! Что с ней?

– Лежи, лежи. Всё будет нормально. Пить хочешь? – спросило лицо.

Я снова бессильно закрыл глаза, и в сознании возникла та последняя баклажка «изподкрановки», в рот просочились первые капли… Первые и последние. Губы были мокрые, во рту бегали, догоняя друг друга капли прохладной жидкости. В горло не просочилось ни капли. Жадины! Экономят на святом! Жесткая мокрая ткань коснулась лба, повторились ритмичные протирающие движения, приносящие наслаждения своей прохладой. Когда ткань стала передвигаться по лицу вниз, ощущения стали неприятными, но не омерзительными. Особенно неприятными стали последующие движения по лицу сухой и жесткой ткани, осушающей губы.

Холодные руки стали меня переворачивать с боку на бок. Мне показалось, или на самом деле мокрая ткань стала двигаться по разным частям тела? Меня моют? Ха! ОБМЫВАЮТ! «ХА»? Первая эмоция? – Это уже интересно! «Холодный труп медленно двигался по улице и улыбался! – ТРУП! УЛЫБАЛСЯ!» – откуда-то взялась краткая фраза, сам не знаю уж и откуда.

Я попытался открыть опять глаза и… застонал. Нет, я пытался сказать «СПАСИБО!», но вместо слова вырвался стон. Этот стон не только вырвался из моего рта, – он еще и попал ко мне в уши. Т.е. я слышу самого себя? Слушаю со стороны? ХА и еще раз ХА! Нашел себе аудиторию в собственном лице!

Руки опять уложили меня на спину, – я понял, что ориентирование в пространстве тоже возвращается, – и голос над моим телом произнес:

– Док! Он просыпается!

Да проснулся, уже проснулся! Я скоро хохотать буду, как от щекотки, от ваших щеток. Ведь по телу меня терли не тканью, как тарелку, – я только теперь это понял, – а мягкой щеткой.

Глаза мне опять открыли, в глаза хлынул поток света, – можно сказать, что ослепил. Закрыли.

– Нормально выходит, – я понял, что это уже другой голос, мужской. Значит, первым звучал женский?

Чего? Кто выходит? Я? Откуда выходит? И куда заходит? Ох! Лучше бы опять плыть «по волнам моей памяти», или по каким волнам я там плыл до этого? Спокойнее.

Шипение. Руку около плеча сдавило чем-то, сдавливание медленно прекратилось, потом повторилось. На указательном пальце я ощутил какой-то твердый предмет. Не могу сказать, что его не было ранее, – просто включились каналы связи с моим пальцем. Как бельевую прищепку на палец одели. Попытался пошевелить рукой и обнаружил, что руки не могу оторвать от холодного металла. Металла? Откуда?

Я попытался что-то крикнуть, но горло мне не подчинялось. Да и что-то очень мешало мне в горле. Рядом со мной возникло какое-то бульканье.

– Не надо сопротивляться, – раздался мужской голос надо мной. – Просто расслабьтесь и предоставьте всё нам. За Вас дышит аппарат, потому не надо ему сопротивляться. Путь дышит.

Ощущения от моего тела постепенно включались и становились просто невыносимыми. Где-то со стороны груди или живота проступила пульсирующая боль. Я попытался крикнуть или зарычать, но услышал только собственный стон. От усилия боль просто зашкалила и запульсировала во всем теле, в голове. К боли добавилась беспомощность, безысходность…

– Больно? – спросил голос. Мне показалось, что я кивнул головой. – Сейчас обезболим, – и я почувствовал, как в руку воткнулась игла.

Я так же понял, что у меня просто переполнен мочевой пузырь. Щас или он лопнет, или глаза. Совершенно инстинктивно я забарабанил кистью руки по поверхности постели.

– Ну что еще? – спросил опять мужской голос без тени раздражения. АГА! Я уже различаю оттенки чужой речи. Это хорошо.

Я показал кистью руки, – ну не получалось пока двигать отдельными пальцами, – в сторону паха. Не помню уж, с какой по счету попытки мне это удалось. Ощущение, что указательный палец сдавили пассатижами, только усилилось.

– Помочиться? Мочись, мочись, – там катетер стоит, – прокомментировал мужской голос правильно понятое мое движение. Вот только он не понял, что стоящий, – как теперь выяснилось, – там катетер при пустом мочевом пузыре просто вызывал ложные непрерывные позывы, как если бы пузырь был переполнен. Но ничего не поделаешь. Пока я привязан, – АГА, вот почему я не могу двигать руками, а ногами, – пробую. Нет, тоже привязан, – я полностью в их власти. Ублюдки! Уберите катетер! Но никто меня не слышит. Только рядом со мной опять забулькал, видимо, дыхательный аппарат.

– Да не сопротивляйся же ты! – опять раздался мужской голос.

Потом последовал укол в руку,… и я ушел в спасительное небытие.

Не знаю, сколько прошло времени.

Я стал приходить в себя от того, что стал задыхаться. Грудь пыталась работать, ребра пытались вдохнуть полной грудью, но ничего не получалось. – Сплошное бульканье рядом со мной. Уже неравномерное, «крупно капельное». Даже «крупнокалиберное». Кто же кому из нас мешал: аппарат мне или я аппарату? Вот ведь вредная железяка! Или кусок пластика с гофрированными трубками? Не знаю уж, и откуда взялись в памяти «гофрированные трубки». Мне никогда не было интересно по жизни, что там делается в операционной или реанимации. Ага, я в реанимации, наверно.

ОООооооооооооооо!… Из горла по ощущениям словно куст дерева выдернули вместе с развитой корневой системой! Сразу стало возможно дышать, хотя горло саднило нещадно. Интересно, а «почвы» вместе с «корневой системой» много удалилось? Значит, меня отключили от дыхательного аппарата. Но руки, все же, привязаны! Блин! Боятся, что я набью им морду за «куст»?

– Ну вот, теперь можешь дышать. Только не забывай это делать самостоятельно, а то опять подключу к аппарату, – сказал опять мужской голос. Мне показалось, или это на самом деле был уже другой мужской голос?

Опять процедура капельного вливания жидкости в рот. Наконец-то влага достигла горла. Я судорожно глотаю ее, – мне хочется задрать голову и вливать-вливать-вливать из баклажки «изподкрановки». Но капли жидкости прекратились.

– Ещё! Ещё пить! – шепчу я, но не слышу своего голоса. В памяти всплывают замерзшие лужи, ледяная сосулька во рту. Полцарства за сосульку!

– Потерпи, милый, потерпи, – и нежные руки, вслед за женским голосом, начинают обтирать мне лоб, виски, щеки, шею. Опять ворочают меня с боку на бок, обмывают. Ощущения уже откуда-то знакомые. Чувствую, как из-под меня выдергивают простыню, и, кажется, подстилают другую. О! Она дает совсем другие осязательные ощущения: Сухая? Гладкая? Чистая? Не могу понять. Но приятно.

Вот, гадина! Она опять привязала мои руки после перестилания постели! Но злиться уже нет сил… И, я блаженно засыпаю…

…Я закашлялся. Суки! А будить перед заливанием воды в рот не надо? Да что же за веки такие тяжелые? Хотя, это не вода… Ага! Вкус солоноватый, специфический. Бульон? Похоже. Похоже на говяжий бульон. Интересно-интересно. И услышал продолжение какого-то разговора рядом со мной:

– …Пищеварительный тракт не поврежден, – только брыжейка толстого кишечника иссечена на протяжении несколько сантиметров. Потому кормить начинать можно. И заводите уже работу кишечника после операции, пора. Остальные травмы будут восстанавливаться при энтеральном питании лучше, чем на параэнтеральном. И психиатра пригласите. До того, как его развяжете. Что говорят нейрохирурги?… – громкий мужской голос в процессе монолога удалялся все дальше и дальше, потому ответ тоненьким женским голосом на его вопрос я услышал в виде невнятного бормотания.

Бульканье бульона в горле… Я смакую каждую капельку, но кормление заканчивается. Мне промокнули губы сначала влажной ткань, потом сухой.

Снова пустота…

… Опять вынырнул из небытия…