Уродка

Это я и сама хорошо понимала. И потому быстренько оделась.

Конечно, наилучшим вариантом было сразу же смотаться, но маме вдруг стало жаль непроданных изделий. И мы вернулись к своему столу, и подобрали с земли всё разбросанное. Деньги, что швырнул нам тот парень, мы тоже подобрали, и мама торопливо сунула их в карман.

И тут я увидела жандармов. Их было двое, и они неторопливо шли в нашу сторону по широкой базарной площади.

Когда они подошли совсем близко, мама почтительно им поклонилась. И я тоже поклонилась, хоть, возможно, и не так почтительно.

– Пропуск показывай! – сказал один из жандармов скучающим голосом. При этом он даже не взглянул на нас, смотрел куда-то поверх наших голов. А второй и вообще прошёл мимо и двинулся себе дальше.

И на пропуск жандарм едва взглянул. Так, мельком, зато внимательно посмотрел на нашу коробку с изделиями.

Я уж подумала, было, что он заставит нас открыть коробку, но тут жандарм перевёл взгляд на меня.

– Известно тебе, что занятие проституцией за пределами резервации уродкам строго запрещено?! – спросил он, вроде и безразлично, но с какой-то скрытой угрозой в голосе. – Тем более, на территории посёлка!

Я так и похолодела. Конечно же, я знала об этом запрете. И все уродки знали. Но занимались, ежедневно рискуя и хоть как-то зарабатывая этим себе на жизнь.

– А знаешь, что тебе за это грозит? – уже с явной угрозой в голосе поинтересовался жандарм.

Я знала и это. И мама знала. И обе мы отлично понимали, что оправдаться нам никак не удастся, потому, что тот, кто всё доложил жандарму, конечно же, не стал описывать, как маму ударили по лицу, и как я вырывалась и кричала…

Но жандарм почему-то медлил, и мама, наконец-таки, поняла истинную причину этой его медлительности. И, выхватив из кармана деньги, подобранные на земле, тотчас же ловко сунула их в руку представителя власти. А тот, не менее ловко сунул их в свой нагрудный карман.

– Ладно, проваливайте! – буркнул он почти добродушно. – Хотя, нет, постойте! Ну-ка, покажите, что тут у вас?

Поставив корзину на землю, мама тотчас же её раскрыла. А жандарм, нагнувшись, принялся неторопливо осматривать изделия.

Люди покупают изделия мутантов, потому что сами не в силах создать ничего подобного. Их руки не такие гибкие и ловкие, как наши, да и количество пальцев на руках у людей куда меньше. Вязать хоть что-либо спицами они, вообще, не могут… с плетением из лозы у них тоже немалые проблемы…

– Ну что ж, – пропыхтел жандарм, вновь выпрямляясь. – Чтобы вам не тащить всё это обратно в своё болото, покупаю всё! Вместе с корзиной.

И он взял нашу корзину. А в ответ сунул нам наши же деньги. Те самые, что мама отдала ему чуть раньше.

Это было чудовищно несправедливо, но мама крепко сжав мою руку, как бы приказала этим: «молчи!». И я смолчала, и даже поблагодарила жандарма униженным поклоном.

– А теперь убирайтесь!

– Всё равно, это был удачный день! – сказала мама, когда мы уже подходили к ржавым, густо обнесённым колючей проволокой воротам резервации. – Исключительно удачный день, правда, ведь?

Я ничего на это не ответила, да мама и не ожидала от меня никакого ответа. Она лишь молча вздохнула и также молча возвратила угрюмому охраннику наш разовый пропуск вместе с обязательной монеткой… а потом мы пошли дальше. И не разговаривали до самого нашего дома.

Но когда я и дома продолжала упорно молчать, мама всерьёз забеспокоилась.

– Ну, чего ты?! – спросила она, садясь рядом со мной на топчан и обнимая меня за плечи. – Расстроилась из-за тех пьяных придурков? Плюнь и забудь!

– Как же я могу забыть, ма?! – сказала я, вставая и подходя к тусклому, треснувшему по краю зеркалу, висевшему на стене. – Ведь они даже отказались насиловать меня, настолько я им была неприятна!

– Ты расстроилась из-за того, что тебя не изнасиловали? – удивилась (правда, несколько ненатурально) мама. – Ты из-за этого так переживаешь?

– Не надо утрировать, ма! – крикнула я, чувствуя, как подкатывается к горлу какой-то тугой солёный комок. – Ты прекрасно знаешь, о чём я!

– Знаю, – тихо проговорила мама и вздохнула. – Не наша вина в том, что мы… что мы не такие, как все… что мы…

– Что мы уроды, ты хочешь сказать?! – закончила я за неё, внимательно и безжалостно рассматривая в тусклом зеркале собственное своё отражение.

Отражение мутантки, уродки, чудовища!

Эта жуткая шерсть на голове! И сколько её не сбривай, всё равно хорошо заметно, что она тут была, есть и всегда будет!

И эти руки с пятью пальцами на каждой, когда у нормальных людей их всего только три! И эта мягкая кожа без роговых чешуек! И большие глаза с круглыми, а не щелевидными зрачками! И ушные раковины, что так безобразно торчат в стороны!

И эта постоянная и такая ненормально высокая температура тела, из-за которой люди особенно нас презирают!

– Уродка! – прошептала я, прижавшись горячим лбом к прохладной глади стекла и крепко зажмурив глаза, чтобы только не видеть в нём мерзкого своего отражения. – Уродина!

Часть первая. Уродка в резервации

Глава 1

Впервые я встретилась с ним возле лавры. И сразу поняла, что он чужой, то есть, не из нашей резервации. И даже не из одной из соседних… хоть я там мало кого знала в лицо…

Но то, что он пришёл к нам издалека, я поняла сразу. Точнее, сразу же после того, как он со мной заговорил.

У него был акцент. Слабый, почти незаметный, но, тем не менее, некое, не совсем правильное произношение отдельных слов присутствовало. И я…

Впрочем, начну всё по порядку.

Иногда по вечерам я посещаю лавру. Не для исповеди (на то существуют утренние часы), а, скорее, для самообразования. Ведь именно по вечерам падре проводит в лавре нравоучительные беседы с молодёжью и беседы эти здорово мне нравятся. Даже не так сами беседы (ибо оратор из нашего падре неважнецкий, он довольно-таки косноязычен, да ещё и изрядный зануда в придачу), как возможность узнать из этих бесед что-нибудь для себя новое и интересное.

Именно из этих бесед в лавре я и услышала впервые о Новой (то есть нашей) Эре, и о тех неисчислимых бедствиях, которые ей предшествовали. Правда, обо всех этих бедствиях падре говорил мало и расплывчато (скорее всего, и сам не слишком хорошо в них разбирался), ещё меньше времени он уделял теме далёкого и почти мифического прошлого, предшествующего всем этим событиям (глобальной ядерной катастрофе, всемирной эпидемии и т. п.). Но, из всего сказанного, вытекал тот непреложный факт, что и до катастрофы на Земле жили люди (нас, мутантов, правда, тогда ещё не было), и жили они совсем иначе, нежели живут сейчас…

К примеру, у людей имелись тогда удивительные повозки, которые могли двигаться сами, без помощи лошадей или других тягловых животных. А некоторые из этих повозок могли передвигаться по воде и даже (хоть в это я не особенно верю) летать по воздуху. И дома людские не ограничивались тогда одним или двумя этажами, а были гораздо выше (насколько они были тогда выше, этого наш падре, видимо, и сам не знал, во всяком случае, представлял весьма смутно). А ещё люди тогда владели очень мощным и смертельно опасным оружием. Настолько опасным, что оно, в конце концов, едва не уничтожило полностью всю человеческую цивилизацию.

И это же оружие породило нас, мутантов.

Уродов, иными словами.

Это и многое другое узнала я именно из нравоучительных бесед падре с молодёжью, вот почему я люблю эти беседы и охотно (по мере возможности) их посещаю. А возможности эти выпадают мне в последнее время не так и часто, ибо надо помогать маме в мастерской, да и, вообще, моя мама не видит никакого смысла в этих моих посещениях и всячески старается им препятствовать…

Странно, но и сам падре тоже, кажется, придерживается этого же мнения. Он проводит занятия исключительно для парней, чтобы постепенно выделять из их среды наиболее способных и рекомендовать потом этих способных на низшие руководящие должности: старосты блока, внутреннего охранника или даже (чем чёрт не шутит) писаря в канцелярии. Но эти должности сплошь мужские, женщина в резервации не имеет права занимать любую, даже самую ничтожную руководящую должность.

Как-то так сложилось, что первопричиной всех своих бед и несчастий уроды всегда считают настоящих людей (и не без основания, кстати), но в данном конкретном случае люди совершенно ни при чём. Сами мутанты-мужчины завели такой порядок, и женщинам ничего не оставалось, как покорно ими подчиниться. Впрочем, краем уха я слышала, что и у настоящих людей также везде и во всём доминируют именно мужчины, и, скорее всего, так оно и есть в действительности.

Некоторые наши девушки тоже посещают вечерние занятия падре, но делают это с вполне конкретной и определённой целью. Ибо где ещё можно обратить на себе внимание представителей противоположного пола, как не на этих вечерних молодёжных посиделках, где на каждую девушку приходится аж несколько парней. Тут поневоле на любую из них будешь обращать повышенное внимание…

Моя мама вначале тоже охотно отпускала меня на нравоучительные беседы падре с молодёжью. И даже едва ли не силой из дома выпроваживала, когда я по тем или иным причинам отказывалась тащиться очередным дождливым вечером в лавру по раскисшей от грязи тёмной улице. Потом у нас с мамой всё наладилось: я стала охотно и часто посещать беседы падре, а мама втихомолку этому радовалась. И так продолжалось до тех самых пор, пока мама, наконец-таки, не разобралась, что привлекают меня в лавру совсем даже не молодые ребята, а именно эти самые беседы. Вот тут то её отношение к этим моим посещениям кардинально переменилось.

– Сколько времени ходишь, а ни один парень на тебя ещё внимания не обратил! – выговаривала мама, провожая меня на очередное заседание в лавре или встречая на пороге по возвращению с оного. – Ты что, настолько уродливее остальных?