Покорение Америки

М-да, напридумывать сейчас можно много чего, только вот где взять стартовый капитал? Даже в банк не сунешься, на кредит нечего и рассчитывать. А потребуется минимум пара тысяч зелени, учитывая, что цены в современной Америке раз в десять ниже, чем в моё время. Соответственно, доходы также не в пример скромнее. Инфляция, мать её…

В магазинчике я приобрёл Dreft от фирмы Procter & Gamble, кусок глицеринового мыла для мытья и ещё кусок дегтярного для стирки белья, поскольку прачечной в подвале нашего дома не наблюдалось. Купил и большое махровое полотенце, вполне, кстати, качественное, не какой-нибудь китайский ширпотреб. Вооружившись тряпкой и чистящим средством, раздевшись до трусов, через час я привёл сортир в надлежащее состояние. После чего с удовольствием принял прохладный душ, смывая с себя липкий пот начала июня. Бойлер, как меня предупредил Кастильо, включался только по вечерам, народ тут же принимался мыться и стираться, соответственно, в это время напор воды на моём третьем этаже резко ослабевал. Бельё сушилось на протянутых от нашего к соседнему дому верёвках. Крепились они на маленьких балкончиках и пожарной лестнице, что на нашем доме, что на доме напротив. Натянуты верёвки были по хитрой системе, когда, потянув за один конец, ты мог привести в действие всю конструкцию. Повесил бельё – сдвинул верёвку, повесил следующее – сдвинул снова. Что любопытно, обитатели дома напротив действовали по той же схеме, но при этом никто и не думал воровать соседское бельё.

Подавляющее большинство жителей нашего дома составляли итальянцы с редкими вкраплениями представителей других национальностей. И, к своему удивлению, среди аборигенов я обнаружил не кого иного, как Лючано Красавчика, того самого механика из порта. Столкнулись мы с ним вечером в подъезде, когда я собирался добежать до бакалейного магазина, а он шёл навстречу. Оказалось, что с женой и двумя маленькими детишками он снимал квартиру этажом ниже. Днём Лючано работал, а вечером, перед тем как вернуться в лоно семьи, любил в компании друзей-итальянцев пропустить стаканчик хорошего итальянского вина в кабачке неподалёку.

– О, не ожидал тебя здесь встретить! – воскликнул Лючано, тряся мою руку. – Неужели ты тоже снимаешь жильё в этом свинарнике?!

Мы проговорили минут десять, пока наверху не послышались шаги и на лестничной клетке не появилась молодая женщина.

– Лючано, я видела, как ты подходил к дому! Ты чего тут застрял?

– Карла, не видишь, я друга встретил! Иди, женщина, я скоро подойду.

Мы договорились встретиться на следующий день в том самом кабачке под названием «Лилия», чтобы пообщаться в более спокойной обстановке. За бокалом действительно неплохого вина выяснилось, что Лючано в порту не просто механик, а ещё и член профсоюза портовых работников.

– Профсоюзы в Америке – серьёзная сила, – уверял меня Лючано. – Мы, если захотим, можем организовать забастовку, и тогда весь порт встанет. Представляешь, какие убытки?! Поэтому хозяева порта поневоле вынуждены с нами считаться. А ты где трудишься?

Я рассказал о своей работе на старого антиквара, добавив, что оказался у Лейбовица по наводке его друга детства – капитана сухогруза, на котором приплыл в Штаты. Лючано поинтересовался, зачем я уплыл из России.

Подумав, я ответил:

– Понимаешь, по ложному обвинению засадили в лагерь, и там мне грозила смертельная опасность. Пришлось бежать. Сумел добраться до Архангельска, а там пробраться на американский сухогруз. Капитан меня пожалел, не стал высаживать, так я и приплыл в Нью-Йорк.

– А семья?

– Семьи у меня нет, но есть… скажем так, девушка, которая, надеюсь, меня любит и ждёт.

– Как её зовут?

– Зовут Варя, Варвара. Или по-английски Барбара.

Я достал маленькое фото и показал Лючано.

– Красивая. А почему она не хочет приехать в Америку, если, как ты говоришь, она тебя любит?

– Поверь, просто взять и выехать из СССР не так просто. Да и не знает она пока, что я перебрался через океан. Небось думает, замёрз её любимый в тайге. Может, уже и замуж выскочила.

Лючано грустно покивал, затем задумчиво поглядел, как преломляются лучи светильника в красном вине, и сказал:

– Ты уж придумай, как можно поставить её в известность относительно твоего нынешнего положения. Может, она как-нибудь и сообразит, как можно выбраться из Советского Союза к своему жениху.

Случилось у меня и ещё одно интересное знакомство. На моём этаже жила семья индейцев из племени шайеннов. Гордый профиль краснокожего главы семьи, которого все звали просто Джо, напоминал киношного Гойко Митича. Впрочем, в отличие от экранного персонажа, этот индеец одевался вполне цивилизованно и даже несколько франтовато, учитывая неизменно торчавший из нагрудного кармана уголок платка. Костюм его, под которым угадывались крепкие мускулы, был скромным, однако всегда чистым и выглаженным. Работал Джо на почте, развозил по утрам на велосипеде корреспонденцию, получая за это семь долларов тридцать центов в неделю. Вся его зарплата уходила на оплату квартиры, поэтому ему поневоле приходилось подрабатывать вечерами разнорабочим в бакалейной лавке на соседней Бакстер-стрит. Там он получал по-разному, в зависимости от объёма работы, но меньше пары долларов со смены домой не приносил.

С его семейством я сошёлся уже в первый день, когда постучался к соседям с банальной просьбой одолжить немного соли. Картошки купил у лавочника с целью просто сварить её в оставшейся от предыдущих жильцов кастрюле, а о соли забыл, а на ночь глядя где её найти? Вот и набрался решимости, торкнулся сначала в соседнюю квартиру, но там никто не открывал, а через дверь открыли.

Открыла жена Джо, которую звали Амитола, что в переводе с языка шайеннов значило Радуга. Она и впрямь была светлым человечком, улыбка не сходила с её лица. Это была приземистая бабёнка с таким же гордым, как у мужа, профилем и смоляными волосами, заплетёнными в две тугие косы до пояса. Джо и Амитола воспитывали двух мальчиков четырнадцати и двенадцати лет и девочку семи лет. Все они теснились в такой же маленькой однокомнатной квартирке, как и у меня, но отнюдь не выглядели несчастными.

Джо в тот момент тоже был дома. Он как раз ужинал, вернувшись со второй работы. Английским Джо и его скво, как выяснилось, владели чуть хуже меня, но всё же мы вполне внятно с ними пообщались. Особенно кстати для налаживания контакта пришлись извлечённые из кармана леденцы, которые я раздал детям, а те сразу же засунули сладости в рот. Узнав, что я из России, Джо первым делом спросил:

– Это у вас ведь Ленин устроил революцию?

Позже выяснилось, что Джо втайне сочувствует коммунистам, которые ведут священную борьбу против капиталистов. Он бы и сам не прочь взять в руки оружие, отомстить буржуям за то, что загнали его народ в резервацию. Однако останавливает наличие семьи, не бросишь же жену и детей на произвол судьбы.

Вообще я как-то быстро подружился с Джо и его семейством, они стали приглашать меня в гости, и, чтобы и впрямь не подыхать дома вечерами со скуки, я стал к ним захаживать. Обычно с какими-нибудь недорогими съестными подарками вроде пирога из соседней пекарни. Ну и неизменными были сладости для отпрысков. Уже после первого визита растроганная Амитола предложила мне свои бесплатные услуги по глажке белья. Я настаивал на оплате, но она стояла на своём. Отказываться было глупо. Если на неглаженной простыне я мог спать спокойно, то разгуливать в мятом костюме считал признаком плохого тона.

Джо, естественно, свой костюм не носил постоянно. По дому индеец обычно ходил в безрукавке, поигрывая мускулатурой, и видно было, с какой гордостью поглядывает на него Амитола.

Обычно с Джо мы сидели на кухне, вели беседы на разные темы. Во время очередных кухонных посиделок мы пили на кухне чай, и Джо потягивал длинную трубку, пуская ароматный дым в открытое окно.

– А ты, Ефим, зачем уехал из своей страны? – спросил он меня как бы между прочим. – Из страны, в которой рабочие взяли власть в свои руки?

– Иногда, Джо, случаются ситуации, что приходится покидать родные края, – уклончиво ответил я. – Находятся люди, которые делают твоё существование там невыносимым, стараются отправить тебя за решётку без всяких на то оснований. Думаю, ты меня поймёшь, вас вон тоже в резервации загоняют. Так что мой приезд в Штаты отнюдь не значит, что я не люблю свою родину, просто стоял выбор – либо я спасаю свою шкуру, либо подыхаю в СССР. Если представится случай, я готов помочь, но отсюда, из-за океана. Лучше расскажи, как ты стал городским жителем?

Выяснилось, что рос Джо в резервации, как и его будущая скво, которая была моложе соплеменника на три года. Раньше народ шайеннов обитал в северной части Великих равнин в районе Блэк-Хилл. После того, как в верхней части реки Арканзас был построен торговый пост Форт-Бент, большая часть шайеннов переселились на юг. Но некоторые, а среди них были и предки Джо, остались жить в верховьях реки Платт. Однако все эти годы между северными и южными шайеннами поддерживались дружеские отношения.

Но наступил 1851 год, с белыми людьми был заключён Ларамийский договор[16 - Ларамийский договор – договор о перемирии между вождями индейских племён и представителями правительства США, заключённый в 1868 г. в Форт-Ларами, штат Вайоминг.], и шайеннов загнали в резервации в штате Монтана.

Далеко не все смогли пройти Дорогой слёз[17 - Дорога слёз – этническая чистка и насильственное переселение американских индейцев из их родных земель на юго-востоке США на индейскую территорию (ныне Оклахома) на западе США. По дороге индейцы страдали от отсутствия крыши над головой, болезней и голода, многие умерли. Вместе с индейцами на индейские территории переселилось множество негров – находившихся в рабстве, вступивших в брак с представителями индейских племён или просто беглых. В наши дни одноимённое название носит дорога, включённая в Систему национальных троп США с целью увековечивания американской истории.]. А в 1867 году конгресс принял «Закон о переселении индейцев в резервации». Отныне одним росчерком пера все индейские племена утрачивали свои исконные земли и должны были жить в резервациях, расположенных в пустынных и горных, удалённых от воды районах. Без разрешения американских властей ни один индеец отныне не смел покинуть свою резервацию. Редкие восстания только усиливали репрессии.

Так что родился Джо, в 1903 году, уже практически в голой степи, где пытались выжить остатки племени шайеннов. И неизвестно, какой стала бы его жизнь, если бы в их селении не объявилась некая миссис Смит. Это была не очень симпатичная по меркам индейцев женщина средних лет, но умная и добрая. Она организовала начальную школу, в которой обучала детей шайеннов чтению и письму на английском, а также арифметике. Одним из учеников этой миссис Смит и стал паренёк по имени Кваху (в переводе Орёл), которого учительница для простоты звала Джо. Это имя индеец и взял себе, когда решил искать счастья в большом городе белых людей. А фамилию Смит в знак благодарности позаимствовал у своей учительницы. Ему повезло, он нашёл работу на почте, сумел адаптироваться к городской жизни и привёз в Нью-Йорк свою возлюбленную, которая родила ему троих замечательных детишек.

– Мой старший сын получит образование ещё лучше, чем я, – не без гордости говорил Джо, попыхивая трубкой. – Мы с женой откладываем понемногу ему на учёбу. С дипломом об окончании колледжа перед ним все дороги открыты.

– А второй сын и дочь, на них есть деньги?

Джо помрачнел, отвернувшись к окну. Сделав паузу, он сказал:

– Неплохо, само по себе, что они окончат обычную школу. Я в своё время и о таком мог только мечтать, думаю, они найдут свой путь в жизни. – И так уверенно посмотрел на меня, что в истинности его слов я не сомневался.

Говорили мы и о религии. Увидев в квартире Джо разукрашенный деревянный столбик с крыльями, символизирующий птицу, я спросил, что это значит. Оказалось, это тотем его племени, который охраняет семью Джо от невзгод.

– А ты в какого бога веришь? – спросил он меня.

– В своего, православного.

– В церкви бываешь?

Хм, и правда, что это я, мог бы хоть разок и в храм зайти. Наверняка в это время в Нью-Йорке имеются православные приходы. И уже на следующий день я шагал по улицам бруклинского района Гринпойнт. Как же приятно было слышать практически повсюду русскую речь! Словно дома оказался. Правда, и польской хватало, но я на это уже почти не обращал внимания.

– Православный храм ищете? – переспросила встретившаяся по пути женщина, одетая вполне цивильно, а не в сарафан с кокошником. – Ближайший отсюда собор Преображения Господня.

Объяснила, как найти, и вот я уже стою перед собором, выстроенным в стиле византийского возрождения. Трижды перекрестившись по православному обычаю, переступил порог храма. Да и внутри всё привычно, как у нас, в России. Конечно, не рублёвский приход с иконами в золотых окладах, но тем не менее образов хватало, да и красивая настенная роспись притягивала взгляд.

В соборе как раз шла служба. Я нащупал пальцами деревянный крестик, подаренный ещё отцом Илларионом, прошептал следом за батюшкой слова молитвы. Когда действо закончилось, я купил свечи и поставил их у иконы Богоматери за здравие родных и близких. Пусть они ещё не родились, но, думаю, если по чьей-то воле меня закинуло на восемьдесят лет назад, что иначе как чудом не назовёшь, то по этой же воле может сбыться моя просьба о здравии дорогим мне людям. Заодно слева от входа в храм на большой подсвечник поставил свечу за упокой тех, кто мне был дорог.

На выходе меня неожиданно на чистом русском окликнули:

– Господин, мистер… Можно вас?