Многие из французских военных, что попали в плен еще в мае сорокового года, во время боев на французско-бельгийской границе, содержались в лагере, в горах, у скалы Старый монах. Там строился подземный завод по производству атомного оружия. Немецкие физики-ядерщики вплотную подошли к решению проблемы создания бомбы, летом 1944 года был создан опытный образец устройства, который и был испытан в октябре на острове Рюген. Устройство имело значительные размеры, и не могло еще быть применено в качестве авиабомбы или боевой части ракеты, но ученые надеялись в ближайшем будущем проблему эту решить, потому и строился этот секретный, подземный завод. Сам завод, вместе с исследовательскими лабораториями, был в ведомстве «Ананербе», а руководство лагерем и охрану осуществляла служба имперской безопасности, СД.
Врач полка наложил на сломанную ногу шину, плотно прибинтовав ее к ноге, и выдал Жану костыль, чтобы тот мог передвигаться самостоятельно. После его отвезли на железнодорожную станцию. Его, на этот раз, не забрасывали в кузов, а даже помогли взобраться, сам капитан абвера сопровождал пленника. Он сел в кабину, а в кузов запрыгнули четыре солдата с автоматами, хотя он, со сломанной ногой, и так не смог бы сбежать. Теперь он не лежал, а сидел на полу кузова, опираясь спиною о борт.
Дорога была все такой же, грязной, раскисшей, покрытой лужами, ямами и колдобинами, и каждый ухаб болью отдавался в сломанной ноге. Путь лежал через лес, на деревьях уже начала распускаться листва, но пения птиц не было слышно, гул близкой канонады заглушал все звуки весеннего леса. Ствол березы, перебитый осколком снаряда, как полуоткрытый шлагбаум, проплыл над машиной, и тонкая ветка с набухшими почками, хлестнув по кабине, прошла мимо лица пленника. Жан подумал, что даже исхлестанная пулями, иссеченная осколками снарядов жизнь, все равно прорывается зеленой листвой сквозь серный дым войны. Придет еще время, когда он будет спокойно гулять по весеннему лесу и слушать пение птиц, непременно придет.
Лес кончился, и машина въехала в небольшой городок с железнодорожной станцией. Уцелевших домов было мало, повсюду виднелись закопченные дымом пожаров развалины, черные трубы местами торчали из земли там, где еще недавно стояли дома. У самой станции машина остановилась, капитан ушел, а Жан, под охраной четырех автоматчиков, остался сидеть в кузове. До слуха его доносились свистки паровозов, крики команд на немецком, грохот и лязганье вагонных колес. Наконец, капитан возвратился и приказал погрузить пленного в грязный товарный вагон, в котором уже находились другие военнопленные.
Потом менялись станции, эшелоны, команды, иногда поезд попадал под бомбежку, он останавливался, охрана разбегалась, стараясь укрыться в лесу от бомб, а пленные так и оставались в закрытых вагонах. В те минуты, когда свист бомбы разрывал пространство и грохот близкого взрыва сотрясал вагон, Жан думал, что, наверное, было бы лучше умереть тут, под бомбами русских самолетов, сразу кончилось бы все: и боль, и отчаяние, и позор плена. Страшило лишь то, что никто из близких и друзей никогда не узнает о его судьбе.
С конечной станции, куда прибыл эшелон, пленных везли в лагерь в закрытых грузовиках, так что он не знал, куда его привезли, где находится этот лагерь, хотя местность казалась ему знакомой. Лагерь располагался в горах, на самом перевале; у края его, перед поросшим низкими деревьями склоном высилась скала, под скалой – вход в пещеру. Дощатые, неотапливаемые бараки серо-грязного цвета стояли на самом седле перевала, продуваемого всеми ветрами. Вокруг были разбросаны камни-валуны, поросшие мхами и лишайниками. По периметру лагеря располагались четыре вышки, на которых дежурили часовые с пулеметами. Колючая проволока ограждала территорию лишь с трех сторон, с четвертой границу лагеря обозначала пропасть. Перед самой пропастью скалы обрывались уступом высотой в человеческий рост, откуда до пропасти было несколько метров пологого склона, покрытого россыпью мелких камней, удержаться на которых, сорвавшись с обрыва, было сложно.
Пленных распределили по баракам, довели распорядок лагерной жизни, и начались тяжелые, каторжные будни. Работали под землей, пленные кирками вырубали полости в подземелье для складских помещений и цехов, к готовым помещениям доступа они не имели. В эти помещения вели железные двери, наподобие тех, что отделяют друг от друга отсеки подводной лодки, за дверью был тамбур, в котором стоял часовой, потом следующая дверь, и только за пятой дверью начинались лаборатории и цеха.
Несмотря на то, что у Жана нога еще полностью не срослась и он пользовался костылем, от тяжелых работ его не освобождали. Жан работал киркой, опираясь на здоровую ногу и на костыль. Возвращаясь в барак после работы, он изможденный падал на нары и забывался тяжелым, тревожным сном. Короткий сон не давал отдыха, с каждым днем ему становилось все хуже, Жан понимал, долго он так не протянет.
Однажды вечером после работы к нему подошел человек, присел рядом, на нары и спросил:
– Из новеньких?
– Да, прибыл неделю назад.
– Француз?
– Француз.
– Я тоже француз, Анри, – представился неизвестный, – я «маки», боец сопротивления, что воюет в этих горах.
– Жан, французский летчик.
– Вижу, тяжело тебе с больной ногой, хочешь на легкую работу? Могу посодействовать. Надо поговорить с капо, старшим по бараку.
«Легкой» называли работу с обогащенным ураном, физически она не была такой изнурительной, но от этой «легкой» работы, получив смертельную дозу облучения, многие уже отправились в мир иной.
– Знаешь, где мы?
– Понятия не имею.
– Это место называется Старый монах, в горах, на перевале.
– Это, что, Франция?
– Франция, дружок, Франция.
– Так я родом из этих мест! – оживился Жан. – В этих пещерах есть выход на другую сторону склона, можно найти его и бежать. Я знаю где укрыться так, что никто не найдет.
– Хорошая идея. Найти сможешь?
– Постараюсь.
– Я подменю тебя после полудня, займешься поиском, только не заблудись, и на вечернюю поверку не опаздывай. Опоздаешь – расстреляют. Оберкапо берегись, зверь, страшнее охранников.
Утром, на следующий день, во время работ, к Жану подошел немолодой седой человек, русский, но неплохо владевший французским.
– Меня Иваном зовут, – представился он, – а ты кто?
– Жан, французский летчик.
– Что говорил тебе этот, Анри?
– Предлагал легкую работу.
– Не соглашайся. Это работа с радиоактивными веществами. Это смерть. К капо нашего барака не обращайся, все вопросы решай с оберкапо.
– Но Анри говорил, что он зверь.
– Разные звери бывают. Лучше дело иметь с волком, чем с шакалом.
Для Жана начался новый этап в его лагерной жизни, после полудня его подменял Анри, а Жан с факелом отправлялся на поиски выхода. Он знал точно, выход существует. О том, что в пещере, где когда-то жил старый монах-отшельник было два выхода, гласило старинное семейное предание. Еще предание говорило о том, что где-то в этих пещерах его далекий предок спрятал древние рукописи.
Жан обследовал зал за залом, проверяя каждую щель, каждый проход, но пока успехов не было, все, обследованные Жаном проходы, оканчивались тупиками. Однажды, ощупывая руками выступы скал, он ощутил, как скала, казавшаяся монолитной, двинулась под рукой. Он напрягся всем телом, стараясь отодвинуть скалу, надеясь, что там, за ней, может оказаться выход. Но, когда скала, точнее, плита, тщательно подогнанная к скале так, что не видно было и щели, отодвинулась, выхода за ней не было. Перед ним открылась ниша, на дне лежал сверток, обмотанный истлевшей тканью, покрытый многолетним слоем пыли. Он взял сверток, развернул, и увидел листы пергамента испещренные письменами на незнакомом ему языке. Буквы были похожи на русские, но прочесть текст он не смог. Жан решил, что это именно та рукопись, о которой и гласило предание. Он положил ее на место и задвинул плиту.
Он не знал, что с рукописью, спрятанной его далеким предком Гаральдом де Гиром, работал монах-отшельник по имени Кудеяр, славянин, ушедший из Черногории, когда жители ее приняли христианство. Он перевел текст на древнеславянский язык, убрав из него места, где Антоний обращался к Понтию Пилату, комментарии Антония, оставив лишь то, что говорил Иисус из Назарета, называемый Христом. Исходный текст рукописи хранился в этих же пещерах, но в другом месте.
Выход Жан все же нашел. Он сообщил об этом Анри, и тот настаивал на побеге.
– Подбери надежных людей, с Иваном поговори, он здесь авторитетом пользуется, поможет людей подобрать.
Когда он заговорил с Иваном о побеге, тот ответил:
– Бежать не надо. Время еще не пришло. Мы знаем этот выход, пользуемся им, о нем только Анри не знал. Ты не показал ему выход?
– Нет еще, не успел.
– И не показывай. Не нужно ему знать о выходе. Доверять ему нельзя. Я уточнял. Мы имеем связь с «маки», там его никто не знает. Не наш он.
В лагере была своя подпольная организация, был сформирован боевой отряд из наиболее подготовленных и физически крепких узников, люди отряда выходили наружу, связывались с местным сопротивлением, накапливали оружие и боеприпасы для восстания, нужно было не просто бежать, а вывести всех заключенных. В руководстве организации знали о том, что происходит в цехах и лабораториях подземного предприятия. Знали и то, что живым отсюда, по плану немцев, никто никогда не выйдет. Потому, единственным выходом было восстание, но поднять его следовало в нужный момент, когда войска регулярной армии, то ли советской, то ли армии союзников, обещавших открыть второй фронт, будут достаточно близко, и нацисты не смогут организовать карательную операцию по подавлению восстания.
Как-то вечером, во время поверки, оберкапо, построив заключенных, сказал:
– Что-то вы не слишком весело выглядите. Улыбаться! Улыбаться всем! – гаркнул он зычным голосом.
Но никто не улыбнулся, все стояли, мрачно понурив головы.
– Давно физзарядкой не занимались?
– А ну, ты, вот, ты, – ткнул он пальцем в первого попавшегося узника, – выйти из строя.
Тот вышел.