Грехи наши тяжкие

Грехи наши тяжкие
Геннадий Михайлович Евтушенко

Алексей Сидоров и Анатолий Юрьев друзья. Они выросли в одном дворе, учились в одном классе. Были как братья. Или больше, чем братья. Правда, после окончания школы их пути-дорожки разошлись: Алексей окончил МБУ и работал преподавателем в одном из московских вузов, Анатолий уехал в мореходку и долгое время бороздил моря-океаны на подводных лодках, служил на далёких военно-морских базах. Но со временем служба привела его снова в Москву, и тесная дружба возобновилась. Друзья женились и, к счастью, их жёны Елизавета и Елена тоже оказались родственными душами. Теперь они дружили семьями.

Но всё ли так просто и радужно в этой дружбе? Или что-то скрывается за фасадом благополучия?

Геннадий Евтушенко

Грехи наши тяжкие

Евтушенко Геннадий Михайлович

Родился в 1939 году в Украине. В 1957 году окончил школу в гор. Запорожье и поступил в военное училище. Более тридцати лет служил в Вооружённых Силах СССР. После увольнения из армии в 1989 году работал на руководящих должностях в спортивных и производственных организациях, занимался бизнесом. Имеет высшее юридическое образование. С 1972 года проживает в Москве.

Грехи наши тяжкие – третья повесть автора. Ранее изданы повести: «Служебный роман» (2012 г.), «Люди одной крови» (2013 г.)

Мои опущенные веки – Ни для цветка! —
Моя земля, прости навеки, на все века.

* * *

Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.

    Марина Цветаева
Самолёт не спеша вырулил на взлётную, остановился, слегка осев, чуточку помедлил и, как бы вздохнув, ринулся по полосе вперёд, быстро набирая скорость. Татьяна, сидевшая у иллюминатора, грустно смотрела на убегающую из-под шасси бетонную полоску родной земли, и сердце её защемило. Она глотнула подступивший к горлу комок и сжала в руке салфетку – слёзы подступили совсем близко. Так близко, что в любое мгновение готовы были брызнуть из глаз. Она крепилась и в эту минуту хотела только одного: чтобы Олег не заметил её состояния и не стал утешать. Вот тогда бы она точно разревелась. Тогда уж нельзя было бы оправдаться страхом перед полётом. Таня уткнулась лбом в холодное стекло иллюминатора и прикрыла веки. Самолёт плавно оторвался от земли и, круто забирая вверх и увеличивая скорость, ложился на курс.

Олег всё же заметил её состояние, тронул за руку, заботливо спросил:

– Ну что ты? Страшновато?

Но Таня уже справилась с приступом отчаяния. Она слабо улыбнулась мужу, протянула ему руку и шепнула:

– Немножко было. Но уже прошло. Всё в порядке. Олег спрятал её маленькую ладошку в своей широкой, слегка сжал её и, наклонившись, шепнул:

– Глупенькая, чего бояться? Ты же со мной. – Улыбнулся и продолжил: – Нам лететь ещё до-олго. До Америки-то. Попробуй поспать.

Татьяна молча кивнула и прикрыла глаза. «Наверное, правда нужно уснуть», – подумала она, вытянула ноги, но заснуть сидя в кресле не получалось, и Таня решила просто думать о чём-нибудь приятном. Однако о приятном думать не получалось. Получалось думать только об одном: почему Алексей так и не приехал в аэропорт проститься с ней? Конечно, она сама виновата. Нужно было не фасон держать, а позвонить. Подумаешь, слово дала никогда не искать с ним встречи. Так когда это было? Да и встречались они в последнее время не раз, хоть и не часто и не по её инициативе. А тут случай такой – едет в Америку на всю оставшуюся жизнь! Правда, она была абсолютно уверена, что мама ему или Лизе позвонит и сообщит об отъезде: в конце концов, не каждый день люди в Америку уезжают. Абсолютно уверена. Значит, не позвонила. Таня даже мысли такой не допускала: знал Лёша, что она улетает, и не приехал. Не может этого быть! Однако же не приехал… Конечно, не знал. Не позвонила-таки мама… Правильно говорят: «На бога надейся, а сам…», правильно. Вот и не попрощались… Она потихоньку, чтобы Олег не заметил, вздохнула и вскоре всё-таки задремала. Таня не почувствовала, как после набора высоты Олег осторожно опустил спинку кресла и бережно пристроил на неё Таню. Она только невнятно прошептала что-то во сне, отняла у Олега руку и слегка повернулась на бок.

Вскоре бортпроводница разбудила её, и сонная Таня выпила стаканчик яблочного сока, но потом устроилась поудобнее в кресле, попросила больше не будить её, и снова уснула. Ей снилась роща в осеннем лесу, пробивающиеся сквозь листву лучи неяркого осеннего солнышка и Лёша. Счастливый, радостный и очень в неё влюблённый. Она протянула к нему руки, но он вдруг стал удаляться, удаляться, постепенно превращаясь в маленькую фигурку. Таня хотела крикнуть: «Стой, куда ты?» – но голоса не было. И побежать за ним она не смогла – ноги, словно приросли к земле. «Куда же он?» – подумала в ужасе Таня. И проснулась. Полежала так некоторое время с закрытыми глазами, поняла, что это сон, и попыталась успокоиться. Но на сердце было как-то тревожно. К чему такой сон? «Нет, так не пойдёт. Нужно настраиваться на позитивный лад, – решила она. – Ну не пришёл и не пришёл. В конце концов, это было моё решение – расстаться. Правильное решение, – уговаривала она себя. – Так что ж Лёшу винить? У меня муж есть». Она украдкой взглянула на Олега. Он листал какой-то научный журнал. «Вот, – подумала Таня, – умник какой! И здесь с наукой не расстаётся». И она стала думать о муже. О том, как она его любит, о том, какой Олег добрый, внимательный, заботливый. Как ей с ним хорошо.

Ей и правда было так хорошо с Олегом, что она и Лёшу стала реже вспоминать. Иногда она сильно корила себя за это. Но что было – то было: Лёша медленно, но неуклонно уходил из её жизни. И никуда от этого не деться. Конечно, это не то, что «С глаз долой – из сердца вон». Но где он, Лёша? А Олежек – вот он, рядом. Всегда готов помочь, поддержать, ободрить и обогреть. Внимательный, бесконечно любящий её. Её – непредсказуемую, упрямую, а порой и неуправляемую. Это она знала.

Таня убеждала себя, что Олег и есть главная любовь её жизни. И всё вроде бы хорошо. Нет, не хорошо. Прекрасно. Прекрасно – вот правильное определение их отношений. Но в глубине души всё же затаились какие-то страшноватые для неё чувства. Затаились и порой тревожили. Они вдруг принимались нашёптывать ей: «А колокольчик-то не звенит… Не звенит…» Она пугалась, пытаясь избавиться от этого шёпота. И не могла.

Вот и сейчас: посмотрела на Олежку, полюбовалась им, а мысли к Лёше вернулись. Сразу вспомнилась последняя встреча. Она вздохнула. Как мало за прошедшие два года было этих встреч! По пальцам можно сосчитать. Но двадцать седьмого мая… Тут уж никуда не деться – папин день рождения. Хоть и стали папа с Лёшей редко общаться, но в день рождения… Без Лёши и Лизы никак. Праздновали скромно, на даче. И это было особенно тяжело. На даче, где прошли самые счастливые дни её жизни. Но она держалась. Да и Лёша был молодцом. Образцово-показательный папин товарищ. Друг детства. Только однажды чуть не сорвался. Когда рано утром, пока все спали, она пошла в лес прогуляться. Знала, что не надо. Не надо ворошить прошлое, а пошла. Вернее, ноги сами понесли её к месту, где довелось ей испытать самые глубокие, самые сильные чувства. Она не спеша шла по узкой тропинке к знакомой поляне, задевая ветки густого кустарника, росшего по обе стороны тропы, и стряхивая с них тяжёлые капли утренней росы. Потом что-то заставило её обернуться. И не зря – Лёша шагах в десяти следовал за ней. Таня испугалась. Она ведь твёрдо решила: к прежнему возврата нет. Но сможет ли она устоять, если он сейчас, на той самой поляне, обнимет её, прижмёт, как прежде, к груди? Таня жутко струсила, но нашла в себе силы покачать головой: не надо мол, не ходи.

Алексей понял, круто развернулся и быстро, почти бегом пошёл прочь.

Потом, ближе к вечеру, незаметно сунул ей в руку листок бумаги, шепнул:

– Только сейчас не читай. Спрячь. Почитаешь позже, когда-нибудь. Обещаешь?

Она зажала бумажку в кулачке, молча кивнула. Сердечко заколотилось. А сама подумала: «К чему бы это? – И тут же решила: – Прочту немедленно».

Это было стихотворение. Написано второпях, довольно корявым почерком (на коленях писал – поняла она), с исправлениями, зачёркнутыми словами и целыми строчками. Но всё же она разобралась. Удивилась. Ей казалось, что она всё о Лёше знает, всю его душу, до самого донышка. А тут нате вам – ещё и стихи пишет. Таня, конечно, виду не подала, что стихотворение прочитала. Но через несколько дней переписала его в ноутбук, а бумажку сожгла, как ни жалко ей было это делать. Бережёного бог бережёт, да и заповедь Лёшину Таня накрепко запомнила: горят на мелочах. Рисковать она не любила.

А стихи тронули её, дошли до сердца. Печальные слова. Печальные и прощальные. Она как-то сразу окончательно поняла: назад дороги нет. Таня это и раньше знала, но где-то глубоко-глубоко в душе теплилась искорка: ведь никто не знает, что будет, что нас ждёт. В себе она была уверена – выдержит, не даст слабины. А там – кто знает, как жизнь повернётся. Вот и не гас, теплился в ней тлеющий огонёк былой страсти.

Сейчас, когда лайнер с каждой секундой уносил её всё дальше от родной земли, от родителей, от Алексея, под сомкнутыми веками её глаз медленно проплывали Лёшино лицо и его стихи. Строчка за строчкой, строчка за строчкой…

Когда-нибудь, когда меня не будет,
Я прорасту зелёною травой,
И верю: твоё сердце не забудет,
Что я и был, и буду твой.

Я прорасту травой душистой с мятой,
Я прорасту цветами на лугу,
Но помнить буду я душою смятой,
Что с нами было: не забуду, не смогу.

Ты не горюй, я в чём-то продолжаюсь,
В траве, деревьях, полевых цветах.
Я клевером и лютиком качаюсь.
Я уже в вечности, я только в чьих-то снах.

Ты выбери позеленей поляну,
Я разноцветьем там стою,
Погладь траву, ведь ею я и стану.
Погладь. Как в прошлой жизни голову мою.

Тепло его любви согревало Танину душу. И слёзы навернулись на глаза. «Но почему он так написал, – думала она. – Молодой, здоровый, спортивный, полный сил мужчина. Надо же! «Когда меня не будет!» Всех когда-нибудь не будет. Сейчас-то зачем об этом писать? А он как будто прощался. Или папка уже тогда насчёт Америки рассказал ему? Ведь к тому времени вопрос с отъездом уже вовсю обсуждался и прочно на повестке дня стоял. Вот он и прощался».

Сон незаметно снова подкрался к ней. И вновь поплыла перед глазами та самая счастливая осень. И Лёша. И вновь они бродили по золотисто-красному ковру листвы, читали стихи, любовались осенним лесом. И вновь Лёша дарил ей багровый кленовый лист как символ его любви. И вновь они бежали в дом, чтобы поскорее утонуть в объятиях друг друга.

Олег отложил журнал, потёр переносицу – после бессонной ночи и его клонило ко сну. Он взглянул на Татьяну. Она, свернувшись калачиком в широком кресле, спала, сладко посапывая. По лицу её бродила счастливая улыбка. Она смешно причмокивала губами, кивала и поводила плечиком, как будто беседовала с кем-то во сне. Олег улыбнулся, нежно погладил её руку и уж совсем собирался заснуть, как вдруг лицо Татьяны исказила болезненная гримаса. Она вздрогнула всем телом, вскрикнула и вскочила со своего места, испуганно озираясь.

– Что? Что случилось? – бросился к ней Олег. – Что с тобой, милая? Что-то приснилось?

Таня побледнела и бессильно упала в кресло. Она как будто не понимала, где она, как сюда попала и что тут делает. Олег всё гладил её руку, тревожно вглядываясь в Танино лицо, шептал:

– Ну что ты, Танюша? Всё хорошо, всё в порядке. Это просто сон. Видишь, я с тобой. Мы летим. Всё нормально. – Он наклонился и поцеловал её в висок. Повторил: – Нормально. – Заглянул в глаза и, видя, что Таня постепенно приходит в себя, погладил по голове. – Успокойся. Спи. Это был просто дурной сон.

Таня постепенно приходила в себя. Она откинулась на спинку кресла, виновато глянула на Олега.

– Извини. Что, я громко кричала? Испугала? – Она повертела головой. – И других тоже? – Повторила: – Извини. – И продолжила шёпотом: – Сон-то мне снился хороший. Очень хороший. И вдруг сердце так кольнуло! Ну будто ножом по нему резанули! А потом сразу отпустило. – И, видя его тревожный взгляд, продолжила: – Нет, правда, отпустило. Ради бога успокойся, всё нормально. Полёт продолжается, я ещё посплю. Ты тоже откладывай свой журнал и спи. А то вон круги синие под глазами. – Таня погладила его по голове. – Мы ж в Америку летим! В страну успешных людей и белозубых улыбок. – Она подмигнула ему. – Давай будем здоровыми, уверенными и успешными! А пока – спать. – И добавила: – Не волнуйся, со мной всё в порядке.

Таня заворочалась, удобнее устраиваясь в кресле, и прикрыла глаза.