Охотничий «Декамерон»

Поскольку казарма считалась долгое время полевым сооружением, кровати отсутствовали, а вместо них были смонтированы деревянные лежаки, на которые стелился весь комплект постельного белья. Майор был добросовестным командиром, потому вникал во все мелочи солдатского быта, в том числе интересовался условиями для сна своих бойцов. Сейчас он проходил казарму вдоль спальных мест в сопровождении дневального. Помещение освещалось ночными светильниками, что едва позволяло различать спящих бойцов. Вдруг он остановился около одного бойца, рукой с зажатой в ней палочкой (ее он только что изъял с тумбочки дневального как предмет, недопустимый по уставу) показал на постель одного из бойцов и приглушенным голосом сказал:

– А это что за оригинал, который укрыл ноги какой-то меховой… жилеткой? Ему что, холодно или он больной?

Одновременно майор палочкой слегка ударил жилетку, стараясь сбросить ее с постели. После удара «жилетка» неожиданно взвизгнула, подпрыгнув, сиганула с лежака, стремглав преодолев расстояние до выхода из казармы, самостоятельно открыла входную дверь (причем дверь открывалась внутрь помещения) и скрылась в утреннем тумане. Майор оторопел от таких аномальных свойств «меховой жилетки» и некоторое время приходил в себя. Его мировоззрение, длительное время испытывавшее давление от войсковых уставов, в тот момент не допускало мысли, что на постели в ногах у солдата может лежать пес, но реальность открыла ему глаза на эту «суровую действительность».

Преодолев последствия психологического удара, после того как сердце начало биться, а затем достигло более или менее нормальной частоты сокращений, он увел дневального к тумбочке и длительное время внушал ему мысль о недопустимости нарушения санитарного режима спального помещения, а в конце «разноса» наложил «табу» на посещение Дембелем солдатской казармы. С точки зрения бойцов, у этой истории был только один положительный момент – дневальный прокричал свое обычное «рота, подъем!» на десять минут позже. Ну а отрицательные последствия заключались в каждодневном переходе Дембеля перед ночным сном на нелегальное положение. Вечером он как разведчик-нелегал проникал в казарму и забивался под лежаки в дальний угол, при этом дневальные делали вид, что не заметили этого факта. Утром, во время подъема, он выползал из своего «схрона» и, беспрерывно зевая, садился около тумбочки дневального, ждал общего построения на зарядку. Дневальные, помня о наложенном табу, обычно начинали легонько подталкивать пса к выходу из казармы, приговаривая, что, дескать, возможно, сейчас придет командир. Дембель послушно выходил на крыльцо казармы, где доводил свою программу позевывания до конца. Наконец бойцы выстраивались в колонну и начинали бегом двигаться к спортивному городку. Вместе со всеми он какое-то время бежал позади колонны, а затем как-то незаметно менял курс на столовую, где его ждали кости из «утреннего бульона». В это время солдаты, закончив зарядку и утренний туалет, готовились к построению на завтрак. Дембель бросал все дела и бежал к казарме, где нетерпеливо ожидал построения колонны, всем своим видом говоря: «Наконец-то завтрак, а то мой желудок решил, что рот у меня закрыт на ремонт!». Бойцы выстраивались, а Дембель становился позади строя и шел со всеми в столовую, где продолжал злоупотреблять своей дружбой с поварами.

К слову сказать, эта дружба переросла вскоре в некое подобие симбиоза (существование на взаимовыгодных условиях), после того как пес обнаружил у себя приверженность к охоте на крыс. Надо ли говорить, какое отношение было у персонала столовой к этим «исчадиям ада», которые портили не только продукты, но, главное, служебные характеристики поварам, а также начальству продовольственной и санитарной службы!

Эта приверженность к охоте у пса обнаружилась совершенно случайно. Однажды работники столовой дали своему любимцу на «обработку» несколько косточек, и Дембель обстоятельно занялся одной из них. Остальные лежали невдалеке и ждали своей очереди. В это время одна из крыс решила сменить свою «дислокацию». Для этого ей необходимо было пробежать несколько метров открытого пространства, и как раз около «объекта гастрономического обожания» пса. Дембель в это время самозабвенно грыз кость, но бдительности не терял – весь «пока что неприкосновенный запас» находился в поле его внимания. И вдруг он замечает, что какая-то наглая крыса бежит в сторону «стратегического запаса» и, возможно, хочет покуситься на него, то есть на его собственность. Поскольку пес обладал еще и «сверхжадностью» (как подметил прапорщик Борщ), Дембель мгновенно метнулся, поймал бегущую крысу и незамедлительно подверг ее наказанию в виде «высшей меры». Все это действо происходило на глазах персонала столовой, которые радостно загалдели и тут же наградили его конфетой, что соответствовало высшей степени поощрения.

Надо сказать, что пес, пресытившийся косточками и мясными отходами, готов был вывернуться наизнанку ради сладкого. Эта причинно-следственная связь вначале дала толчок к возникновению у него устойчивого желания ловить крыс, а после кратковременных тренировок, организованных заведующим столовой, закрепилась в его сознании, и он уже преднамеренно время от времени организовывал охоту на этих столовских «приживалок».

Дальнейшие действия Дембеля были уже исключительно его «разработкой». Он с пойманной и уже «наказанной» добычей подходил к любому военнослужащему и начинал пристально, не мигая смотреть на него, тем самым как бы предлагая «обменять» ее на что-нибудь сладкое. Все знали эту особенность его «бизнеса» и никогда не отказывали псу в сладком поощрении. Правда, через некоторое время он начал злоупотреблять этой схемой обмена.

Получив конфету или леденец, он бросал свой охотничий трофей и начинал разжевывать полученный «гонорар». За эти пять-шесть секунд необходимо было забрать крысу или, во всяком случае, изобразить полный обмен, иначе Дембель повторно брал свой «предмет мены» и шел с аналогичным «предложением» к следующей группе военнослужащих. Чаще всего срабатывала природная брезгливость солдат к этим мерзким грызунам, и пес с одной крысы имел несколько конфет, пока кто-нибудь не закапывал «объект его бизнеса».

Однажды псу вместо конфеты дали в качестве поощрения сладкую жевательную резинку. По выражению прапорщики Борща, это был «полный атас» (прапорщик был кровно заинтересован в результатах этого «бизнеса» и поэтому по возможности старался исключить «жульничество» с обеих сторон). Получив жвачку, Дембель по привычке несколько секунд жевал ее и попытался проглотить. Но не тут-то было! Резинка прилипла к зубам (видимо, ему попалась самая дешевая и соответственно некачественная, плюс собачья слюна), пес повторил попытку – безрезультатно! Он начал заметно беспокоиться: закатывал глаза, мотал головой, лапой пытался выковыривать резинку из пасти и снова жевал. Проводил процедуру освобождения от этой «липучей напасти» лежа, стоя и даже сидя. Но все безуспешно!

Когда широко раскрывал пасть, было видно, как между верхними и нижними рядами зубов наличествуют многочисленные нити из разжеванной резинки. Этот «атас» продолжался минут двадцать под беспрерывный хохот солдат, после чего ему все-таки удалось проглотить этот «жевательный кошмар». Напоследок Дембель громко рыгнул и, забыв про предмет бизнеса, побежал запивать водой «полученное удовольствие».

Впоследствии пес научился поглощать жевательную резинку без каких-либо проблем, и, к великому сожалению, подобных «атасов» больше не наблюдалось.

После завтрака наступало время общего построения – развод на занятия. Пес зарывал поблизости все «необработанные» им кости и бежал на построение. Помня о том, что если сильно «выпендриваться», то можно нарваться на неприятность, он скромно садился на левом фланге позади строя солдат. Заканчивался развод, и все, в том числе Дембель, шли в полевой парк на обслуживание техники.

Там он деловито обегал всю территорию, подновляя свои «маркеры», и иногда заходил в каморку к начальнику парка – старшине-сверхсрочнику, просто так, засвидетельствовать свое почтение.

Этот старшина был знаменит по двум причинам: анатомической особенностью – имел такой нос, что из-за его «парусности» ветром ему всегда разворачивало голову, и своим добродушием.

Однажды весной пара ласточек слепила гнездо… прямо в коридоре пропускного пункта парка. Коридор был длиной метра три и высотой около двух с половиной метров. Посреди коридора стояла пропускная вертящаяся дверь, а дневальный сидел в соседней с коридором комнате, где окно выходило прямо на вертушку. Входная дверь в коридор была снята и находилась на ремонте уже пару недель. За это время ласточки облюбовали место для строительства и прилепили свое гнездо под потолком у выходной двери. Все были мило и радужно, но, когда дверь после ремонт была повешена на свое место, у ласточек возникли проблемы, которые еще многократно усилились, когда вывелись птенцы. Начальник полевого парка, старшина, был очень отзывчивым человеком, учел отчаянное положение родителей-ласточек и перенес своим приказом место дневального к входной двери снаружи пропускного пункта. Кроме того, он обязал дневального открывать дверь при подлете ласточки и выпускать ее после кормления птенцов. Такая трогательная забота о неразумных братьях наших меньших сделала старшину популярным во всей дивизии, добавила ему авторитета. Эта история произошла задолго до моего приезда в учебный центр, и слышал я ее только в изложении своих коллег, но гнездо под потолком КПП видел, оно висело там еще несколько лет.

Пробыв в парке час-полтора, Дембель тихо, незаметно исчезал и появлялся опять же в столовой, где, если не получал на «обработку» новые кости, находил свои «курки», и процесс «обработки» костей продолжался. По каким-то ведомым лишь ему признакам он чувствовал приближение обеда, откладывал все дела и возвращался в полевой парк. Там нетерпеливо суетился, дожидаясь построения бойцов в походную колонну, как бы говоря: «аппетит приходит вовремя, а построение опять задерживается» – и вместе со всеми шел в столовую на обед. В столовой (естественно, на крыльце служебного хода) съедал приготовленную для него порцию каши с мясом или другого блюда, в зависимости от суточного меню. После обеда в составе колонны, но уже нехотя, как приговоренный к сожжению на костре в поисках дров, возвращался в парк, где неоднократно был замечен в «праздном времяпрепровождении» – попросту говоря, в послеобеденном сне. По окончании дня возвращался с подразделением в казарму и тут же уходил в столовую, где вновь предавался чревоугодию. Там находился до начала ужина личного состава, а после ужина, опять же в конце колонны, шел в клуб на ежедневный сеанс фильма.

Фильмы показывали в относительно большом помещении с тремя рядами по пять кресел и экраном, который висел над невысокой сценой. Экран был самодельный, сшитый из белого простынного материала. Дембель заходил со всеми в это помещение, ложился недалеко от сцены в проходе между рядами, как только гас свет, клал свою буйную голову на передние лапы и засыпал. Спал настолько безмятежно, что иногда даже храпел. Именно на таком сеансе произошел случай, изменивший беззаботную жизнь Дембеля в еще лучшую сторону.