У истоков российского уголовного судопроизводства (к 1000-летию Русской Правды). Монография

У истоков российского уголовного судопроизводства (к 1000-летию Русской Правды). Монография
Геннадий Ильич Загорский

Юрий Алексеевич Зюбанов

В монографии дается подробная характеристика одного из первых законодательных источников уголовного судопроизводства нашей страны – Русской Правды, прослеживается взаимосвязь первых актов, регулирующих вопросы судоустройства и судопроизводства, с основными идеями христианства и влияние христианской религии на развитие и становление уголовно-процессуального законодательства российского государства. Издание может быть рекомендовано студентам и аспирантам юридических учебных заведений, практическим работникам судебных и правоохранительных органов и представляет интерес для читателей, интересующихся проблемами теории и истории уголовного судопроизводства.

Г. И. Загорский, Ю. А. Зюбанов

У истоков роccийского уголовного судопроизводства к 1000-летию Русской Правды

История в некотором смысле есть священная книга народов: зерцало их бытия и деятельности, скрижаль откровений и правил; завет предков потомству; дополнение, изъяснение настоящего и пример будущему.

Н. М. Карамзин

Законы о судопроизводстве уголовном, помимо своего значения, как ряда действующих правил об отправлении уголовного правосудия, имеют значение историческое… в смысле показателя путей и степени развития народа к восприятию господствующих форм и обрядов уголовного процесса и усвоению себе связанных с ним учреждений.

    А. Ф. Кони

ebooks@prospekt.org

Введение

Более 150 лет тому назад российское государство вступило в эпоху великих реформ: в короткий промежуток времени были проведены земельная, военная, образовательная и другие реформы, в том числе судебная, которые преобразовали все сферы государственной, экономической и общественной жизни.

Судебная реформа 1864 года была самой важной, самой удачной, самой подготовленной и самой последовательной из всех реформ, проводившихся в нашем государстве[1 - См.: Кутафин О. Е., Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Судебная власть в России. История. Документы: в 6 т. М.: Мысль, 2003. Т. 3. С. 7–28.].

В ходе этой реформы было реорганизовано судоустройство и судопроизводство, создана новая судебная система с введением института мировых судей и суда с участием присяжных заседателей, обновлена система прокурорских органов, преобразована адвокатура, существенно изменена система подготовки юридических кадров.

Новые уставы, как отмечает Председатель Конституционного Суда РФ В. Зорькин, предписывали:

– полное отделение судебной власти от административной;

– процессуальную независимость судей;

– единый суд для всех сословий (кроме крестьянского суда по самым мелким делам в виде исключения);

– гласность судопроизводства;

– устный и состязательный характер судопроизводства;

– право сторон и подсудимых на защиту в суде, право на представление в суде интересов подсудимого корпорированным адвокатом;

– открытость для подсудимых всех доказательств, выдвигаемых против них[2 - См.: Зорькин В. Суд скорый, правый и равный для всех. Судебная реформа Александра II: уроки для правового развития России // Российская газета. 2014. 26 сент. № 220 (6492). С. 17.].

150-летие судебной реформы отмечается в нашей стране в период продолжающихся существенных изменений политического, социального, экономического, правового и общественно-психологического поля, что требует дальнейшего совершенствования судебной системы. Все это обязывает нас обратиться к страницам истории, внимательно посмотреть на истоки российского судоустройства и судопроизводства, чтобы взять все положительное и избежать ошибок, которые, к сожалению, также имели место. На наш взгляд, не должна пройти незамеченной и другая важная дата – наступающая 1000-летняя годовщина принятия первого отечественного письменного памятника права Правды Русской, что настоятельно требует от широкого круга общественности еще раз снова и снова обратиться к истокам российского судопроизводства. Изучение прошлого, как справедливо отмечал В. Н. Кудрявцев, во все времена служило и продолжает служить средством для того, чтобы «понять настоящее, предвидеть будущее и на основе этого осмыслить развитие правовой науки как целенаправленный исторический процесс»[3 - См.: Уголовное право. История юридической науки / под ред. В. Н. Кудрявцева. М.: Наука, 1978. С. 8.].

Следует отметить, что в классическом труде В. Н. Ключевского[4 - См.: Ключевский В. О. Русская история. М.: Эксмо, 2008. С. 69–76.] уже отмечалось, что в литературе по истории русского права господствуют два взгляда на происхождение Русской Правды. Одни считают ее официальным законодательным актом, подлинным произведением русской законодательной власти, о чем свидетельствует само содержание этого памятника русского права. Другие полагают, что Русская Правда – это приватный юридический сборник, составленный авторами для своих частных потребностей. На наш взгляд, все-таки главным и определяющим является то, что это по сути первый письменный законодательный акт, в котором содержались нормы уголовного, уголовно-процессуального, гражданского и семейного права, сложившиеся к тому времени под влиянием свода церковных правил, и поэтому служит прекрасным источником, позволяющим уяснить истоки русского судоустройства и судопроизводства.

Данная работа не претендует на полное и исчерпывающее объяснение религиозных и иных первоисточников уголовно-процессуального права Древней Руси, а также влияния вероучений на становление и развитие уголовных и уголовно-процессуальных положений договоров Руси с Византией, Правды Русской и церковных Уставов. Авторы ставили перед собой задачу напомнить всем о предстоящем тысячелетии Правды Русской и пригласить к научной дискуссии по широкому кругу вопросов и институтов права, начало которым положили древнерусские источники.

Глава I

Образование церковных и светских судов на Руси

1.1. Канонический характер церковного судопроизводства

Как известно, договоры Руси с Византией (X в.), Правда Русская и церковные уставы являются первыми отечественными письменными законами, содержащими в основном нормы уголовного и уголовно-процессуального права[5 - Кутафин О. Е., Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Судебная власть в России… Т. 1. С. 17; Христианская этика и светское право (Основы социальной концепции Русской православной церкви). М., 2000; Библейская энциклопедия. М., 2002; Гусейнов А. А. Великие моралисты. М., 1995; Папаян Р. А. Христианские корни современного права. М., 2002; Свенцицкая И. С. Раннее христианство: страницы истории. М., 2003.]. В древнерусских памятниках уголовно-правовые запреты доминируют, но одновременно с ними излагаются и отдельные институты уголовного судопроизводства. В то время не существовало четкого разграничения между нормами уголовного и уголовно-процессуального права. Составы преступлений, нормы, регулирующие процессуальный порядок проведения предварительного расследования и судебного разбирательства, были слиты воедино и составляли триаду взаимообусловленных действий, потому что имели единую основу происхождения. Процессуальные действия, способы доказывания и процедуры светского и церковного суда по уголовным делам, изложенные в международных договорах, списках Правды и церковных Уставах, основываются на древнерелигиозных предписаниях, ветхозаветных и новозаветных положениях. Христианские заповеди, краткие по содержанию, просты и понятны, они определяют морально-этические нормы, которые довольно часто совпадают с правовыми запретами: не убивай, не кради и т. д. В христианском вероучении лицо, нарушившее эти запреты, считается грешником и его ждет суд Божий, а в государстве такое лицо считается правонарушителем и в зависимости от тяжести содеянного привлекается к различным мерам воздействия в установленном судебном порядке[6 - См.: Загорский Г. И. Христианские представления о суде и правосудии и их реализация в российском уголовно-процессуальном законодательстве // Антология научной мысли: К 10-летию Российской академии правосудия: Сб. статей. М.: Статут, 2008. С. 733–743. См. также: Зюбанов Ю. А. Христианские основы Уголовного кодекса Российской Федерации. Сравнительный анализ норм УК РФ и Священного Писания. М.: Проспект, 2007.]. Религиозным канонам в уголовном процессе Древней Руси отводится решающая роль, которая заключается в том, что они являются основой всех процессуальных действий и видов доказывания.

Не случайно В. О. Ключевский отмечал, что духовенство представляет собой «целое общество церковных людей, параллельное мирскому, со своим управлением и судом»[7 - См.: Ключевский В. О. Курс русской истории // Ключевский В. О. Соч.: в 9 т. Т. 2. М.: Наука, 1986. С. 189.].

В настоящее время в силу светского характера нашего правосудия с этим соглашаются далеко не все. Поэтому наукой на сегодняшний день не установлена точная дата образования и тем более юридического оформления собственно светской судебной системы. Поиск осуществляется не в том направлении, и историко-религиозный подход в исследовании этого вопроса, по нашему мнению, мог бы оказать существенную помощь. Если мы обратимся к Библии, то придем к выводу, что еще в глубокой древности идея разделения властей и их равноправия привлекали внимание мыслителей того периода. Не случайно П. Д. Баренбойм подчеркивал тот факт, что «именно судья Моисей впервые в истории человечества сформулировал конституционную идею ограничения законом монархической власти, что примерно через три века пытался воплотить в жизни судья Самуна[8 - Баренбойм П. Д. 300 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера. М.: Росспэн, 2003. С. 61.]». Ветхозаветная «Книга судей» при скрупулезном ее чтении позволяет утверждать, что судебная власть рассматривалась как отдельный институт, предназначенный для регулирования социальных отношений[9 - См.: Исаев И. А. Господство. Очерки политической философии. М.: Норма, 2008. С. 298; Горностаева Л. Г. Мировые религии: морально-правовой дискурс. М.: РАП, 2013. С. 83–108.]. Следует учитывать и то, что принятие христианской религии было важным шагом в социальной жизни древнерусского общества – о чем прямо указывает Б. Н. Флоря, поскольку исповедовался принцип божественной природы земной власти, что превращало церковь в сильную опору княжеской власти и способствовало объединению русских земель[10 - См.: История России с древнейших времен до конца XVII века: учебник / под ред. Л. В. Милова. М.: Эксмо, 2007. С. 104.]. Не случайно первым нормативным актом, стройно излагающим отечественную судебную систему и отдельные процессуальные процедуры, является Устав святого князя Владимира о церковных судах, который предоставлял митрополиту и епископам право отправлять уголовное правосудие по каноническим правилам[11 - Устав святого князя Володимира, крестившаго Русьскую землю, о церковных судех // Российское законодательство X–XX веков: в 9 т. / под общ. ред. О. И. Чистякова. Т. 1. Законодательство Древней Руси. М.: Юридическая литература, 1984. С. 148–150.].

Как отмечает М. А. Чельцов-Бебутов, представители церкви в тот период обладали двоякого рода властью. Во-первых, они выступали в тяжбах как судьи-вотчинники, поскольку им были подсудны все дела их поданных. Во-вторых, к их подсудности – имеется в виду юрисдикция высших представителей церковной власти, митрополитов и игуменов, – были отнесены дела о преступлениях, затрагивающих религиозные правила и имущественные интересы церкви[12 - См.: Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. М.: Госюриздат, 1957. С. 628–646.].

В дальнейшем Православная церковь, как доказывает С. В. Юшков, добилась расширения своей юрисдикции по сравнению с установленной первоначально, в связи с чем делает вывод о том, что она действовала в тесном союзе с княжеской властью, защищая свои материальные и идеологические интересы с помощью правовых норм[13 - См.: Юшков С. В. Исследование по истории русского права. М.; Л.: Юриздат, 1925; Юшков С. В. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М.: Юриздат, 1949; Юшков С. В. История государства и права. Ч. I. М.: Юриздат, 1947.].

В отличие от светского судопроизводства о процедуре церковного суда в древности известно гораздо больше. Об этом повествуют и последующие церковные памятники, которые традиционно принято относить к категории церковно-канонических законоположений. Среди них необходимо выделить Устав князя Ярослава[14 - Устав князя Ярослава // Российское законодательство X–XX веков. Т. 1. С. 168–171, 189–193.], Устав князя Святослава Ольговича[15 - Устав князя Святослава Ольговича // Памятники русского права / под. ред. С. В. Юшкова. Вып. 2. М.: Государственное издательство юридической литературы, 1953. С. 116–118.], Устав великого князя Всеволода о церковных судах, и о людех, и о мерилах торговых[16 - Устав великого князя Всеволода о церковных судах, и о людех, и о мерилах торговых // Российское законодательство X–XX веков. Т. 1. С. 250–253.], Смоленскую уставную грамоту[17 - Смоленские уставные грамоты // Российское законодательство X–XX веков. Т. 1. С. 213.], «Правосудие митрополичие»[18 - См.: Памятники права периода образования русского централизованного государства (XIV–XV вв.). Выпуск третий. М.: Государственное издательство юридической литературы, 1955. С. 426–428.] и др.

Церковные суды и десятина – главные привилегии, данные Уставом Владимира. Реализуя это право-привилегию, духовенство образовало суды на территории всего государства «по Русской земли» (ст. 5). По поводу возникновения судебных органов коллектив авторитетных исследователей считает, что впервые слово «суд» в отечественных законах упоминается в Уставе Владимира Святославовича, князя Новгородского и Киевского, принятом после принятия христианства на Руси. Более точных сведений о дате появления Устава пока обнаружить не удалось, но «по содержанию его с полным основанием можно отнести к самым первым годам XI века». Сравнительный анализ составов преступлений в контексте их связи с религиозными нормами приводит О. Е. Кутафина, В. М. Лебедева и Г. Ю. Семигина к важному теоретическому обоснованию идейного единства и текстуального сходства. Они по существу признают, что «в нем перечень деяний, разделенных по подсудности между церковными и общими судами, во многом совпадает с библейскими установлениями. Из Библии вытекает и идея принципа разделения властей на светскую и судебную»[19 - Кутафин О. Е., Лебедев В. М., Семигин Г. Ю. Судебная власть в России… Т. 1. С. 5.]. С ними соглашаются авторы коллективной монографии «Христианское учение о преступлении и наказании», конкретизируя, что «в Библии мы находим прямое указание на то, что для разрешения споров, возникающих в сфере соблюдения нравственных заповедей, существует суд как Божие дело. „Дела рук Его – истина и суд; все заповеди Его верны, тверды на веки и веки, основаны на истине и правоте"(Пс. 110, 7–8)»[20 - Христианское учение о преступлении и наказании / [науч. ред. К. В. Харабет, А. А. Толкаченко]. М.: Норма, 2009. С. 208.].

Во времена действия церковного устава Владимира было установлено «чтобы во всех, даже и в светских судах, вместе с княжескими судьями участвовал в суде и митрополит или его наместник, который бы пояснял то или другое дело в духе христианского учения. В Уставе сказано так: „А тиуном своим приказываю суда церковного не обидити, ни судити без владычня наместника"». Ярослав изменяет это положение и «в своем уставе отделяет церковный суд от светского… согласно с греческим Номоканоном, решается совершенно отделить церковный суд от светского»[21 - Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства М.: Институт русской цивилизации, 2011. С. 274, 287.].

Десятиной в уставах князей именуется десятая часть поступлений от централизованных и других доходов, направлявшаяся на материальное обеспечение церкви. В наиболее близкой к архетипному тексту Оленинской редакции Устава князя Владимира записано: «И по том летом минувшим, создах церковь святую богородицю и дах десятину десятину к ней во всеи земли Рускои княжения от всего суда 10-тыи грош, ис торгу 10-тую неделю, из домов на всякое лето 10-е всякаго стада и всякаго живота чюднои матери божии и чудному Спасу» (ст. 3).

Святая Богородица – это десятинная церковь, которая освящена в 996 году. В известии о построении десятинной церкви сказано: «Даю церкви этой Святой Богородицы десятую часть от богатств моих и моих городов… Если кто отменит это, – да будет проклят»[22 - Повесть временных лет / пер. с древнерусского Д. С. Лихачева, О. В. Творогова; коммент. А. Г. Боброва, С. Л. Николаева, А. Ю. Чернова [и др.]. СПб.: Вита Нова, 2012. С. 86.]. Этим постановлением на содержание церковно-православных учреждений князь Владимир вместе с митрополитом Леоном «установил давать десятины со всех вещей»[23 - Герберштейн С. Записки о Московии. СПб., 1866. С. 71.]. Этот доход «способствует устроению церкви, создает мощную экономическую базу для духовенства»[24 - Юшков С. В. Русская Правда. Происхождение, источники, ее значение / под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М.: Зерцало, 2010. С. 231.].

Положение Устава о церковной десятине распространяет свое действие «по всей земли Русьстеи», а обязанность уплачивать «десятую векшю» возложена даже на общий суд князя (ст. 3 УВ). О взимании десятины, т. е. налога, шедшего в пользу церкви, упоминает и Правда (ст. 41 ПР КР).

Митрополит Кирилл в своем поучении разъясняет предназначение церковной десятины: «Все десятины и имения, данные церкви, даны клирошанам на потребу, старости и немощи и в недуг впадшим и чад мног прокормление, нищих кормление, обидимых помогание, странным прилежание, в напастех пособие, в пожарех и в потопе, плененным искупление, сиротам и убогим промышление, живым прибежище и утешение, а мертвым память»[25 - Беляев И. Д. Указ. соч. С. 142.].

Правовой основой русской церкви, по мнению И. Д. Беляева, «как самостоятельного учреждения в русском гражданском обществе, при введении христианства был принят действующим узаконением греческий Номоканон… Номоканон послужил основанием только в делах чисто церковных… по которым церковь является членом гражданского русского общества». Греческий памятник «постепенно изменялся и пополнялся на Руси» и послужил основой при издании русскими князьями своих уставов». Автор справедливо отмечает, что «о десятине в византийском Номоканоне нет и упоминания» и одновременно с этим высказывает предположение, что «Владимир, вероятно, заимствовал правила о церковной десятине из узаконений западной церкви»[26 - Беляев И. Д. Указ. соч. С. 129–130, 273.].

Данное предположение никак не сообразуется с действительным положением тогдашнего общества и личностью князя Владимира, жившего «в христианском законе» (989 г.), «в страхе Божьем», любившего «книжное чтение», хорошо знавшего «Евангелие… слова Давида… слова Соломона» (996 г.). Краткая характеристика уровня религиозной образованности князя опровергает мнение И. Д. Беляева о заимствованном характере правил о церковной десятине. И князь, и его окружение не хуже духовенства западной церкви знали и исполняли Моисеево постановление о десятине, которое для христиан «святыня Господня» (Лев. 27, 30; Исх. 23, 19; Евр. 7, 4–5; 8–9).

Не только руссы, но и другие славянские народы, руководствуясь библейскими положениями, устанавливали обязательство по уплате десятины. В древнепольском государстве даже существовала специальная должность – сборщик десятины. В его обязанности входил сбор этого налога с крестьян во время уборки урожая. Так, перед тем как увезти с поля убранный хлеб, крестьянин должен обратиться к десятиннику, «чтобы тот взял себе десятину». Неисполнение этих обязанностей не только осуждалось прихожанами, но и влекло материальную ответственность – за неуплату десятины предусмотрен «штраф в шесть гривен» (ст. XVIII ПП).

Начиная с десятины, а затем путем таких источников доходов, как пожалования, купчие, вкладные записи, духовные завещания, приписки, руга[27 - «Ругой называется жалованье деньгами или различными припасами, выдаваемое церковному притчу тем лицом, по желанию которого была построена церковь» (Беляев И. Д. Указ. соч. С. 381).], церковь становится богатейшей организацией, обладающей громадными недвижимыми имуществами и денежными средствами. В результате этого «вера христианская стала плодиться и расширяться, и черноризцы стали умножаться, и монастыри появляться… умножились пресвитеры и люди христианские». Князь Ярослав закладывает «церковь Святой Софии, митрополию, и затем церковь на Золотых воротах – Святой Богородицы Благовещения, затем монастырь Святого Георгия и Святой Ирины». Боголюбивый князь Ярослав «и другие церкви ставил по городам и по местам, поставляя попов и давая от богатств своих жалованье» (ПВЛ 1037). Эти обстоятельства в совокупности способствуют отмене десятины. Как пишет И. Д. Беляев, «во время татарского владычества мы уже не встречаем указаний о сборе десятины в пользу церкви; следовательно, в это время церковная десятина была отменена, и, вероятно, само духовенство отказалось от нее при виде всеобщего народного истощения»[28 - Беляев И. Д. Указ. соч. С. 381.].

Церковные суды осуществляли свою деятельность в соответствии с уставом, не допуская нарушений порядка уголовного судопроизводства и вмешательства в свою деятельность. Принципиальную позицию в этом отношении закрепили церковные Уставы, которые устанавливали: «Князю и боярам и судьям их в те суды нельзя вступаться», потому что «те все суды церкви даны суть» (ст. 10 УВ). Закон предусматривает гарантии отправления уголовного судопроизводства. За нарушение правил и процедур, за неуважение к суду и закону виновному определяется духовная ответственность: «Аже кто преобидит (нарушит) наш устав, таковым непрощеным быть от закона божия и горе себе наследуют» (ст. 12 УВ). Обидчику угрожает сверхъестественная санкция: «…перед богом же отвечать на страшном суде» (ст. 14 УВ). Других указаний о применении наказаний за нарушение процедур Устав Владимира не содержит, потому что каждый христианин знает, что если он совершит преступление, не будет ему избавления. Закон фактически воспроизводит представления древнерелигиозных верований о неизбежном воздаянии и нормы Писания о том, что поступки каждого человека, его дела «не скроются благая или злая». Все тайное становится явным, поэтому совершившим преступления не избежать «вечных мук» и «огня негасимого» (ст. 14 УВ).

Указанное законодательное положение, по сути, является реализацией слов апостола Павла: «…всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5, 10). Апостольское наставление находит закрепление в Уставе князя Ярослава (ст. 38–39 УЯ КР) и князя Всеволода, которые однозначно запрещают всякое вмешательство в судебную деятельность. Нарушителям этих положений обещано скорое возмездие: «А кто приобидить суды церковныи, платити ему собою, а пред богом тому же отвещяти на страшнем суде пред тьмами ангел, идеже когождо дела не съкрыются благаа же и злаа, идеже не поможеть никто же никому же, но токмо правда избавить от вторыя смерти и от вечныя мукы, и от огня негасимааго, яко же есмы управиле по святых отець правилом и по первых царей и князей уряжению» (ст. 21 УВс).

Несмотря на такие грозные санкции, нарушения установленного порядка церковного уголовного судопроизводства, как свидетельствуют факты, были обычным явлением. На протяжении столетий «одним из важнейших зол, которым страдало древнерусское общество, была крайняя юридическая неопределенность в отношениях судей, властей и подданных». Этим объясняется произвол светских судебных чиновников и «кривда суда»[29 - Преображенский И. Нравственное состояние русского общества в XVI веке, по сочинениям Максима Грека и современным ему памятникам. М., 1881. С. 88.]. Во многих жалованных грамотах первой половины XVI в. устанавливалось правило, что монастырские приказчики, настоятели и братия несут ответственность за все виды преступлений, кроме духовных, перед великим князем. Так, в своей грамоте Иван IV повелевает: «А кому будет чего искати на монастырском приказчике, ино их сужу яз, князь великий, или мой дворетцкой Углетцкого дворца»[30 - Жалованная тарханно-несудимая, двусрочная, заповедная и проезжая грамота Ивана IV игумену Иосифо-волоколамского монастыря Нифонту на село Фаусову гору Зубцовского уезда от 21 сентября 1539 г.; Жалованная данная, тарханно-несудимая и заповедная грамота Ивана IV игумену Троице-Сергиева монастыря Ионе на двор в г. Коломне от 24 июня 1546 г. // Памятники русского права. Вып. 4 / под ред. Л. В. Черепнина. М.: Государственное издательство юридической литературы, 1956. С. 113, 115.]. Изъятие указанных лиц из подсудности иерархов церкви ущемляло влияние последних и фактически подчиняло монашество светской власти. Это подтверждают и современники. Если священник «поступит в чем-нибудь против религии или против священного сана, то подлежит духовному суду. Если же священника обвиняют в воровстве или в пьянстве или другом подобном пороке, то он наказывается, по свидетельству С. Герберштейна, мирскими властями». Посол лично видел «как публично наказывали розгами пьяных священников», а еще ему рассказывали, как «один наместник князя велел повесить священника, уличенного в воровстве. Митрополит, негодуя на это, донес государю. Призванный наместник отвечал государю, что он, по древнему отечественному обычаю, повесил вора, а не священника»[31 - Герберштейн С. Указ. соч. С. 46–47.].

Духовенство активно выступало против такого положения дел, о чем повествует грамота митрополита Киприана во Псков (конец XIV – начало XV в.). В ней указывается: «…не годится миряном попа не судити, ни казнити, ни осудити его, ни слова на него молвити, но кто их ставит святитель, тот их идит и казнит, и учит» (гл. 65 СГ 1551).

Единой линии в области уголовно-судебного иммунитета церковного клира и невмешательства в их процессуальную деятельность выдерживать не удавалось. С целью установления суда праведного и в случае совершения преступлений светскими лицами против установленного порядка церковного уголовного судопроизводства еще княжескими уставами предусматривалось проклятье тому, кто их обидит. Судебники (ст. 59 Суд. 1497; 91 Суд. 1550) и жалованные грамоты[32 - Жалованная обельно-несудимая и заповедная грамота Ивана IV архимандриту Чудова монастыря Феогносту на село Дубки Зубцовского уезда от 17 мая 1551 г. // Памятники русского права. Вып. 4. С. 118.] вновь закрепляют подсудность лиц, имеющих отношение к служителям церкви, церковного и монашеского притча и всех патронируемых церковью людей исключительно святительскому суду. Стоглав подтверждает нерушимость права церкви на отправление этого судопроизводства кроме «душегубства и разбоя с поличным» (гл. 67, 68 СГ 1551) и излагает отдельные положения за вмешательство в дела ее компетенции. Он вводит норму об ответственности светских лиц за присвоение полномочий по осуществлению правосудия как над монахами и монахинями, так и над лицами, находившимися под опекой церкви. Лица, доставившие церковного человека к светским судьям, заключаются «в преграду», т. е. подвергаются тюремному заключению. Вмешательство светского властителя в осуществление церковного судопроизводства грозит ему лишением «власти» и уплатой в казну денежного штрафа (гл. 58 СГ 1551). Церковный собор запрещает и считает «неправедным» привлечение и осуждение лиц священнического и монашеского чина, обосновывая незыблемость этой нормы «до скончания мира сего» и «всей вселенной» (гл. 6 °CГ 1551).

Возврат к старым церковным порядкам, расширение сферы митрополичьей и архиепископской юрисдикции, закрепленное в Судебниках и Стоглаве, нашло подтверждение и в отдельных жалованных грамотах. Так, царь Иван IV Грозный в своей грамоте устанавливает: «А кому будет чего искати на архимандрите… и на его братье, ино их судит отець нашь Макарей, митрополит всеа Руси, по новому Соборному Уложению»[33 - Там же. С. 119.].