Приёмыш. Книга первая
Геннадий Владимирович Ищенко
Когда на тебя ополчилась жизнь, можно сломаться, можно озлобиться, а можно остаться человеком и драться за своё счастье и место под солнцем, пусть даже это будет солнце другого мира и другой Вселенной. Потеряв свою семью, вырванная из привычной жизни трагическим стечением обстоятельств, Ирина Волкова принимает предложение покинуть свой мир и стать ученицей мага в другом. Старая Райна Албени перед лицом смерти пытается выковать из девочки оружие своей мести. Ненависть переплавляется в любовь, дружба соседствует с предательством, соединяются миры и прокатываются истребительные войны, перекраивая границы королевств. Время начала действия – конец шестидесятых.
Геннадий Ищенко
Приёмыш. Книга первая
Глава 1
До двенадцати лет Ира Волкова жила так же, как многие девчонки её возраста в семьях со средним достатком. Родители неплохо зарабатывали, жили дружно, без ругани и ссор, и их единственный ребёнок ни в чём не нуждался. Год назад отца сбил насмерть пьяный водитель – и мир рухнул. Мать горевала сильно, но недолго. Уже через два месяца она подошла к дочери и, пряча глаза, сказала, что решила выйти замуж.
– Пойми, родная, – говорила она Ире, – мне не вытянуть тебя на свою зарплату, да и тяжело в доме без мужчины. Много такой работы, которую мы с тобой не сделаем. Это замечательный человек и хозяин хороший. Работает слесарем в ЖЭКе и очень неплохо зарабатывает. Увидишь, он тебе понравится.
Поначалу весёлый и симпатичный отчим действительно понравился, хотя Ира и не одобряла такой скоропалительной свадьбы. И к ней он отнёсся по-доброму, всячески демонстрируя расположение. Николай не так уж много зарабатывал в своём ЖЭКе, но часто находил работу на стороне и умудрялся делать её в рабочее время, а после, отдавая выручку жене, не упускал случая рассказать о том, как тяжело достаются деньги.
– Сам о себе не позаботишься, – говорил он главным образом для Иры, – никто о тебе заботиться не станет. Поэтому и приходится калымить, чтобы вы у меня ни в чём не нуждались.
Иной раз он приходил после таких левых работ слегка выпивший. Ире это не нравилось. Раньше в их семье никто не пил, и ей передалось презрительное отношение отца к выпивохам.
– Не обращай внимания, родная, – говорила мать. – Это бывает нечасто, да и сколько он пьёт? Для такого мужика пара рюмок – это пустяки.
Со временем такие случаи участились и, судя по состоянию отчима, он уже не ограничивался двумя рюмками. Вскоре Николай стал приносить водку домой.
– Магарыч! – объяснял он, ставя на кухонный стол четвертушку водки. – Сами предлагают, почему же не взять? Мы с тобой, мать, вечерком пропустим для аппетита, да и по мужскому делу одна только польза!
Поначалу мать отказывалась, но потом начала составлять ему компанию, а на упрёк дочери ответила:
– Понимаешь, дочка, мы и пьём-то чуть, и я не вижу в этом ничего страшного. Ты хоть раз видела меня пьяной? Николай устаёт на работе, и ему необходимо расслабиться. Ты у меня уже почти взрослая и должна всё понимать.
Со временем четвертушки сменились поллитровками, а мать начала быстро спиваться и перестала оправдываться перед дочерью. Вечерами Ира старалась быстрее поужинать и скрыться в своей комнате. Мать с отчимом после выпивки уже не дожидались, пока она заснёт, и ещё засветло выполняли свои супружеские обязанности в большой комнате, которая служила им спальней. Лето стояло жаркое и почти без дождей, поэтому девочка вечерами начала уходить из дома и возвращаться, когда взрослые уже спали. Мать перестала готовить и вообще выполнять по дому хоть какую-то работу. Вскоре её уволили из парикмахерской, после того как отхватила ножницами клиенту кусочек уха. Поднялся скандал, и не помогла даже «Красная Москва», которая не смогла отбить запах перегара. Николай подсуетился, и жену приняли уборщицей в его ЖЭК. Им уже не хватало вечерней дозы, и по утрам отправлялись на работу, приложившись к бутылке. Закончилось всё ожидаемо: вначале за пьянку уволили мать, а вскоре и Николая. Первое время он ещё пытался устроиться на работу или калымить, но работник был уже никакой, поэтому скоро дома не осталось ни копейки и в ход пошли вещи, которые взрослая часть семьи распродавала, чтобы обеспечить себя выпивкой и какой-никакой закуской. Теперь после каждой выпивки возникали пьяные ссоры, которые часто заканчивались драками. Соседи пытались воззвать к совести дебоширов и даже вызывали участкового, но с таким же успехом можно было разговаривать с мебелью. Ира с ужасом наблюдала, как из квартиры одна за другой исчезли её вещи, вся зимняя одежда и вообще всё, что ещё можно было продать. Когда девочка пришла домой и не обнаружила ни одной из своих любимых книг, она впервые расплакалась навзрыд. Мать услышала плач, зашла в комнату и принялась плакать вместе с ней, размазывая слёзы по опухшему лицу и противно дыша перегаром. Точку во всём этом поставил бутерброд с колбасой, которым угостила Иру одна из сердобольных соседок. Девочка давно питалась только хлебом, на который мазала маргарин. Глядя на её осунувшееся лицо, соседки тяжело вздыхали и совали время от времени бутерброды, булочки и фрукты. Вот и сегодня Анна Петровна вручила Ире завёрнутый в газету бутерброд, когда девочка возвращалась домой раньше обычного из-за начавшегося дождя. Подавив в себе желание съесть его тут же, на лестнице, она зашла в прихожую, переобулась и пошла к себе. Отчим уже давно не заходил в её комнату, поэтому девочка села за письменный стол, развернула бутерброд и принялась есть. Скорее всего, Николай почувствовал запах полукопчёной колбасы и ввалился к ней, широко распахнув дверь.
– Родители сидят на одном хлебе, а эта неблагодарная тварь закрылась у себя и жрёт мясо! – заорал он. – Дай сюда!
Иру всю скрутило от ненависти.
– На, подавись! – крикнула она, бросив ему в лицо злосчастный бутерброд. – Сволочь! Это из-за тебя мама стала такой! Гад, алкоголик! Ненавижу! – И тут же свалилась со стула от сильной затрещины и ударилась головой об одёжный шкаф. На шум подошла мать, увидела лежавшую Иру и изо всех сил толкнула мужа. Пьяному Николаю этого хватило, чтобы упасть и больно удариться об стол.
– Ах ты, стерва! – заорал он, с трудом поднимаясь на ноги. – Убью гадину!
Испугавшаяся и немного протрезвевшая мать метнулась прочь от впавшего в пьяную ярость мужика. Тот бросился в погоню, которая завершилась на кухне. Уже пришедшая в себя Ира услышала грохот бьющейся посуды и сильный, полный боли мужской крик. Всё завершил глухой удар упавшего тела. Поднявшись на ноги и придерживаясь за стену рукой, девочка вышла в гостиную и увидела, как из кухни вбежала мать и, завывая от страха, бросилась вон из квартиры. Уже зная, что увидит что-то страшное и непоправимое, она дошла до кухни и заглянула в приоткрытую дверь. На полу лицом вниз, в луже крови, лежал отчим.
Видимо, Ира потеряла сознание, потому что следующим, что она увидела, был потолок гостиной. Девочка лежала на тахте, а в комнате были люди в милицейской форме. В углу, где раньше был телевизор, сидела мать, которая обхватила голову руками и тихо раскачивалась из стороны в сторону. Рядом с ней на планшетке что-то писал их участковый.
Перед тем как милиция закончила работу, тело отчима положили на носилки и куда-то унесли. Когда уходили, забрали мать, а руководивший осмотром места преступления старший лейтенант отпустил понятых и обратился к подошедшей Анне Петровне:
– Мы уже закончили. Вы не могли бы организовать уборку силами соседей? Я понимаю, что неприятно, но не девочке же такое убирать. Сейчас уже поздно, а завтра ею займутся те, кому следует.
– Я уберу сама, – пообещала соседка. – Хочу спросить, можно ли взять Иру к себе.
– Этот вопрос не ко мне, – ответил офицер, – но если вы не приходитесь ей родственницей, то вряд ли отдадут.
Был уже час ночи, а Ира никак не могла заснуть. Завтра её заберут в детский дом, и больше не будет своей семьи, даже такой ущербной, какая была до сих пор.
Когда участковый собрался уйти, он спросил, остались ли близкие родственники.
– Живы родители отца, – ответила девочка, – только им уже много лет, а после того как мама вышла замуж за Николая, они с ней поругались и больше с нами не общаются.
– А больше никого нет?
– Одна тётя, но у неё нет для меня условий. Мы с ней об этом уже говорили.
Тётка приезжала два месяца назад, когда мать ещё не спилась, но уже было видно, к чему всё идёт. Она матерно поругалась с сестрой, после чего пришла в комнату к племяннице и, прижав её к себе, говорила, вытирая текущие из глаз слёзы:
– Вот ведь дрянь, прости господи! Всегда была бесхребетной: с кем поведётся, от того и наберётся. Уж не знаю, что в ней нашёл твой отец! Кончится это плохо, а для тебя, скорее всего, детским домом. Я с радостью забрала бы, но просто некуда. Ты же знаешь, как мы живём. Трое мальчишек и муж, и все в двух маленьких комнатах. Да и зарплата у моего Петра маловата, а я пока не могу работать. Ты уж крепись, милая. Если будет совсем невмоготу, лучше сама сходи в милицию. Детский дом лучше того, что я у вас увидела. Ведь лучше не будет, Ира, только хуже! Ничего, пять лет – это не вся жизнь, а там станешь самостоятельной, да и я пойду работать, когда подрастут младшие, и смогу помочь. А наше государство заботится о детдомовских: и работу предложат, и общежитие дадут. Ты девочка умная и красивая – не пропадёшь!
Она знала, что Надежда говорит правду и действительно её жалеет.
– Может, на ночь пойдёшь к нам? – оторвав её от воспоминаний, предложил участковый. – У меня дома есть где переночевать.
– Спасибо, дядя Лёша, – поблагодарила она. – Я и здесь переночую. Вы не беспокойтесь. Не скажите, что будет с мамой?
– Однозначно посадят, – вздохнул он. – Квалифицируют как пьяную драку с превышением пределов необходимой обороны. Твои показания приобщат к делу, так что, может, немного скостят срок.
Захотелось пить, и Ира отбросила махровую простыню, которой укрывалась летом, и прошла на кухню. Из всей посуды остались только старый эмалированный чайник и две алюминиевые кружки. Девочка налила в кружку воду из чайника и присела на табурет. Шум за спиной заставил испуганно вздрогнуть и обернуться. Над тем местом, где раньше лежало тело, была видна радуга, свёрнутая в двухметровый круг. В его центре чернело небольшое пятно. При взгляде на это разноцветное чудо у девочки закружилась голова. Было такое чувство, будто она перегнулась через перила и смотрит в глубокую пропасть. Головокружение усиливалось ещё и из-за того, что разноцветные полосы вращались с большой скоростью. Пятно шевельнулось, притянув к себе взгляд. Всмотревшись, девочка увидела крошечное изображение женщины, одетой в очень длинное тёмное платье. Внезапно эта картинка превратилась в настоящую старушку, а радужный круг за её спиной исчез. Ира во все глаза смотрела на гостью. Лицо женщины с тонкими, некогда красивыми чертами было испещрено морщинами, а густая грива волос, собранная сзади в конский хвост, белела сединой. Она была одета в чёрное бархатное платье, подолом которого за малым не мела пол, а голову покрывал небольшой берёт из той же ткани. Ира не увидела на ней украшений, если не считать высокого стоячего воротника с кружевными вставками и золотым шитьём.
– К тебе можно зайти? – услышала девочка.
Хотя губы гостьи были сжаты, почему-то не возникло сомнения в том, что говорила именно она.
– Конечно, можно, – ответила Ира. – А зачем вы спрашиваете, если уже зашли?
– Так получилось, – едва заметно улыбнулась старушка. – Врата нельзя держать долго. Ответь на вопрос: здесь недавно пролилась кровь?
– Да, сегодня моя мать зарезала отчима. А почему у вас не открывается рот?
– Я не знаю вашего языка, а ты – моего. Пока мы можем общаться только так. Ты дворянка, девочка?
– Я похожа на папу, а Волковы – это дворянская фамилия. Отец ничего об этом не говорил, а у нас уже пятьдесят лет нет дворян. Раньше можно было пострадать за дворянское происхождение, а сейчас уже не наказывают, но это не то, чем принято хвастать.
– Тонкие черты лица, большие глаза и лебединая шея, стройная фигура и тонкая кость. В тебе, вне всякого сомнения, течёт благородная кровь. Скажи мне, девочка, ты счастлива?
– Я так счастлива, что впору сдохнуть! – ответила Ира. – Мне уже настолько всё безразлично, что я даже вас не боюсь. Вы ведь ведьма?
На этот раз гостья улыбнулась по-настоящему.
– Кем меня только не называли! – сказала она. – Говорили и так, только это неправда. Я принадлежу к знатному роду и владею тайными знаниями, а в остальном обыкновенная женщина. И ты сможешь многое узнать, если примешь моё предложение.
– А что вы хотите предложить?