Характеры и судьбы

«Но как же вставить, если он сломан?» – думал растерянный и расстроенный Григорий. И тут спасение – Мишка подъехал.

– Миш, помоги разобраться, у меня шток сломался, не знаю, что делать.

То как будто даже обрадовался и почти подскочил:

– Это ерунда, сейчас я подойду, у меня кажется даже запасной есть. Вытаскивай свой пока, он просто достается.

Пока Григорий, лежа под машиной, вытаскивал сломанный шток, Мишка уже достал свои инструменты и нашел запасной шток в своем ящике под сиденьем.

– Не переживай, сейчас за полчаса сделаем, потом пообедаем, – сказал он, чувствуя себя с своей тарелке, получая, кажется, удовольствие от того, что он оказался в нужном месте в нужное время.

Самое трудное с ремонтом – это открутить прикипевшие гайки или болты, приходится напрячься и проявить немало смекалки. Мишка все сделал сам – открутил старые гайки на своем штоке, благо силы ему не занимать, прикрутил флажок со сломанного штока Григория, при этом никаких лишних слов, ненужных комментариев и эмоций.

– Что, шток сломался у вас? – подошел видавший виды Альфред. – У меня такое было, пару дней на ремонте стоял со сцеплением. А там какой подшипник стоит?

– Я не знаю, – отвечает Григорий.

Мишка деловито молчит, занятый своим делом.

Дальше следует масса советов, как лучше провести ремонт. При этом каких-либо мыслей о том, чтобы помочь делом, у Альфреда, очевидно, не наблюдалось.

– Так, готово, – минут через 20 выносит свой вердикт Мишка. – Теперь залезай под машину и просто его вставляй на место.

Радостный от того, что почти все и так быстро сделано, Григорий ныряет вниз и пытается наладить шток, выслушивая непрерывные советы Альфреда. «Ох, лучше бы ты куда-нибудь пропал, к себе что ли пошел спать или еще куда», – думал он, немного раздраженный. Но ругаться и говорить грубости не хотелось. Мишка тоже продолжал хранить молчание, как будто не замечая ничего.

– Ну что, получается? – спрашивает Миша у Григория.

– Нет, не могу я. Шток под углом что ли вставляется, и места мало, не входит он в свое отверстие.

– Конечно, не войдет. Как его можно вставить? – со знанием дела говорит Альфред.

– Ладно, давай я сам попробую, – Мишка уже идет за своей грязной ремонтной курткой. – Вылезай оттуда.

Еще минут пять поиска причины, потом минут пятнадцать повторного отворачивания и заворачивания гаек, довольный и немного уставший Мишка кое-как появляется из-под Камаза.

– Пробуй, заводи, – выносит он свой вердикт Григорию.

О, какое счастье – завелась и поехала как новая! На все ушло около полутора часов. Теплая летняя крымская ночь, ночные ароматы, звезды и бесконечное небо над головой. «Как же все здорово!» – пронеслось в голове у Григория.

– Миша, я тебя завтра коньяком угощу обязательно.

– Нет, спасибо, не стоит, это мелочь. Сделаешь кому-то хорошее дело, он тоже – так и вернется.

– Ну тогда огромное спасибо. Я сделаю для тебя все, что смогу.

– Ладно, пошли кушать, потом дальше работать до утра.

Таков Мишка. Пусть у него все будет хорошо.

3. Ришат

Ришат из тех людей, про которых обычно говорят – «человек с непростой судьбой». Хотя, у кого она, черт побери, простая?.. Детдомовский, у него даже не было отчества – только имя и фамилия, паспорт показывал. Невысокий, пенсионного уже возраста, плотный, с короткой стрижкой, разговорчивый, трудоголик, во всем любил порядок и правила, с обостренным чувством справедливости. Например, хлебные крошки со стола аккуратно сметал и бросал под дерево, никогда в урну. «Как же можно в мусор выбросить? Это же хлеб. Я с детства так приучен. Жаль, молодежь этого не понимает», – сокрушался, бывало, он.

А напарником ему попался совсем молодой парень, полная противоположность – никаких правил, никакого трудового и жизненного опыта. Таким на вахтах особенно тяжело. Ришат с напарником постоянно конфликтовал, требовал от него аккуратности и порядка. Если внимательно вглядеться, ничего особенного не требовал – чистоты в машине и в комнате, как ежедневно обслуживать техническую часть машины и т.п.

– Ришат, что у вас за кипиш такой с утра в комнате? – спрашивает Григорий.

– Так ты понимаешь, я ему одно говорю, а он совсем другое делает. Зайди вот посмотри, мало того, что он в комнате не убирается, так еще хлеб купил и рядом со своими грязными носками положил! – возмущению Ришата нет предела. – А в машине после его смены знаешь какая грязь? Я потом сам все чищу. Сколько раз можно ему повторять?

«Ну и ладно, я тоже за своим напарником убираюсь в начале каждой своей смены. И черт с ними, всех не научишь, особенно если они этого не хотят», – хотел сказать Григорий, но сказал другое:

– Ну, что поделаешь? Терпи, люди разные. Вахта ведь. Зато парень добрый. Побереги нервы лучше свои.

– Нет уж, что ни говори, нельзя так, – продолжает дальше нервничать Ришат.

Взрослому, тем более пожилому человеку почти бесполезно давать советы, в лучшем случае выслушают. Иногда хочется у таких людей спросить: «Требуя что-то от других и будучи уверенным что вы правы, спросите себя – а я сам счастливый, успешный, здоровый? Какое у меня право учить других, помимо возраста?». Но себя они не спросят никогда, а если кто-то спросит их – не поймут. И почти всегда свое представление о благе пытаются переносить на других, от этого во многом и страдают. Вот типичный случай: приходит Ришат на смену, видит, что машина грязная – начинает расстраиваться, ругаться с напарником, дальше продолжает сеять семена непонимания и злости. Если машина чистая, то найдется другой повод.

Нет, Ришат был не злой, но это ощущение попранной справедливости, эти обостренные нервы часто играли в его жизни злую шутку.

Еще он был не против поговорить, часто слушал собеседника, любил рассказывать про свою жизнь. После школы пошел служить в армию, потом военное училище, после которого попал в Таджикистан. После распада СССР там и остался. Случилось так, что он застрелил человека, по его словам – торговца наркотиками. Но военный трибунал не стал на его сторону, пришлось Ришату тянуть тюремный срок. В подробности не вдавался, вероятно, они были ему неприятны.

– Несмотря ни на что, сейчас я бы сделал так же, – обычно заканчивал он эту историю.

С женой пришлось расстаться, она с дочкой вернулась на родину в Татарстан, а он после тюрьмы остался без семьи и работы. Решил уехать из Таджикистана с новой молодой женой, поселились на российском юге. В России ему предложили какую-то смешную пенсию, так как срок службы в Ближнем Зарубежье не засчитывался в общий военный стаж. И пошел он работать водителем грузового автомобиля. Родилось двое сыновей, выросла и создала семью дочь от первого брака. Надо сказать, что он сохранил добрые отношения с прежней семьей и помогал им, чем мог. И на вахту он попал, чтобы помочь дочери купить квартиру – деньги ведь поначалу обещали хорошие, вот и решил, что за полгода работы без отдыха сможет заработать на первый взнос. При этом на себя он почти ничего не тратил и умудрялся жить на суточные, которые выдавали 200 рублей в день. Не курил, практически не пил спиртное, лишнего не позволял, с собой на смену брал только чай.

А вторая жена его дико ревновала, часто это заканчивалось нервными срывами. Григорий это заметил – Ришат часто резко разговаривал по телефону, на повышенных тонах, с угрозами в чьей-то адрес. Но разве спросишь человека об этом? И зачем?

Но Ришат как-то рассказал все сам. Был дождливый день, работать невозможно, техника застревает, поэтому отправили всех «домой», в их временный дом на вахте. Что еще делать – сидеть да разговаривать друг с другом. Слово за слово, и вот что узнал Григорий.

Вторая жена страдала какой-то нервной болезнью, вроде паранойи. Когда муж был рядом – дома все спокойно, но стоило ему куда-нибудь уехать – на вахту или к дочери от первого брака – начинались жуткие истерики и обвинения в адрес всех близких, в том числе детей. «Вы разе не видите, что он мне изменяет?! Это вы во всем виноваты!», – такие вот типичные выпады регулярно наблюдались с ее стороны. Ришат не пытался ее успокоить или хотя бы по-доброму поговорить, наоборот – обвинял в неадекватности, угрожал развестись и забрать детей.

Григорий пытался намекнуть, уговорить Ришата изменить отношение к происходящему, спокойно мягко поговорить, съездить домой на день-два. Бесполезно. Пожилые люди практически не восприимчивы к советам других, чувство попранной справедливости, очередные раны задетого эго просто распирали его. «Я ее в психушку отправлю, не могу так больше», – готовился он к очередному непростому решению в своей жизни.

Так и жил он: с одной стороны, тяжелая работа, с другой – нервная жена и разрушающаяся семья. А кто виноват? И есть ли он, этот виновный…

Как в любой большой организации или на большой стройке, здесь на вахте процветали приписки, которые Солженицын называл «тухта», и без которой, по его словам, не может существовать ни одно большое дело, особенно в России. Оплата труда водителей была полностью сдельной: сколько рейсов сделал – такую зарплату и получишь. При условии выполнения сменной нормы причиталась премия. В течение смены специальные люди – точковщики – подсчитывали рейсы, а в конце мастер или прораб записывал количество рейсов, расстояние и вес перевезённого груза в путевой лист каждого водителя. С «точковщиками» или мастерами можно было договориться – отдав им небольшую сумму (100-500 рублей за смену), можно было спрятаться в лесу и вообще не работать, или сделать несколько рейсов для вида, а в путевку заносилось нужное их количество. Сэкономленное горючее продавалось на сторону.

Большинство водителей, включая Ришата и самого Григория, не любили приписки, работали честно. Были и те («блатные», «крутые»), которые регулярно практиковали договоренности. Они, естественно, на работе не уставали, были всегда свежие, у них водились деньги, которые тратились на хорошие сигареты, еду и напитки. Ришат этих людей сторонился, ненавидел всеми фибрами своей души, публично комментировал их поведение, при этом понимая, что сделать ничего невозможно и бессмысленно – ведь у самого работы не убавится. Впоследствии с приписками стали бороться, но до конца так и не искоренили.

Как-то утром внимание водителей привлекли резкие крики и суета в карьере.

– Он спал ночью, после обеда его вообще не было! – громко и грубо кричал Ришат. – Пойдем, я тебе покажу, все рейсы считал, у меня 34 рейса, а мне записали только 28, – говорил он главному механику.

Рядом с Ришатом находилось еще несколько человек – механик, ночной точковщик, мастер участка, совместными усилиями пытавшиеся разрешить конфликт. Казалось, Ришат был взвинчен до предела – ведь нагло и подло нарушены законы справедливости! Он стал угрожать точковщику, обещая ударить его монтажкой.

Надо сказать, что конфликты между точковщиками, мастерами и водителями были достаточно редки – работая тяжело вместе изо дня в день, люди сближались, между ними устанавливались теплые, иногда дружеские отношения. На практике часто точковщики увеличивали количество рейсов на 2-3, бескорыстно. Некоторые водители благодарили их пачкой сигарет или бутылкой пива, а иногда просто «спасибо». Поэтому, даже если ошибки и бывали, водители старались сильно не возмущаться, зная что в другой раз «ошибутся» в другую сторону. Ришат это отвергал: «Не надо мне лишнего, но и своего не отдам!» – любил говорить он. Он наивно полагал (кажется, всю свою жизнь), что честность и справедливость – абсолютные вещи, и если их придерживаться и защищать – тебя ждет успех.

Конечно, он никого не ударил, все ограничилось криками, потерянными нервными клетками самого зачинщика ссоры и добавленными рейсами в путевой лист. После этого он стал на особом счету – его рейсы скрупулёзно подсчитывались каждую смену, на его объектах работали только самые опытные точковщики, конфликтов больше не было.