Зависание

Зависание
Геннадий Леонидович Копытов

«Мир являл собой идеальную, застывшую в вечности картину. Какие краски! Какой художник опишет всё это!? Да и найдётся ли кисть, способная перенести на холст эту тьму и свет, этот холод, эту боль, усталого человека, воспринимавшего всё сквозь призму собственных страданий. Какая картина написана самой природой, словно в награду за терпение и волю…» Денис Урубко, «Крутой лёд»

Зависание

Геннадий Леонидович Копытов

«Мир являл собой

идеальную, застывшую

в вечности картину.

Какие краски!

Какой художник опишет

всё это!?

Да и найдётся ли кисть,

способная перенести на

холст эту тьму и свет, этот

холод, эту боль, усталого

человека, воспринимавшего

всё сквозь призму

собственных страданий.

Какая картина написана

самой природой, словно в

награду за терпение и

волю…»

    Денис Урубко «Крутой лёд».

© Геннадий Леонидович Копытов, 2019

ISBN 978-5-4496-7954-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Произошло это на заре моего увлечения техническим скалолазанием.

К этому моменту, я полностью пережевал нудный мякиш, казалось бы, нового яркого увлечения, но уже успел намять оскомину, от лазания по глинистым склонам и небольшим скальным стенкам, страхуясь, исключительно, скальным ножом и руками. Это было совсем не то, что мне хотелось. Я не просматривал расширяющихся вдаль перспектив и на данном этапе, оказался в физическом, и техническом тупике.

Но, невозможно было ограничить мое притяжение к запредельной высоте каменных холодных стен.

Вот тут-то я узнал, что такое ИСС (индивидуальная спасательная система-первую обвязку сшил сам из парашютной стропы, пользовался ею месяца три, но потом купил настоящую), восьмерка, френды, жумар, скайхук, динамическая веревка, массивная связка карабинов, скальные крючья. А к ним ещё прилагался тяжеленный скальный молоток, и защитная каска.

Сам постигал как это всё работает!

В те времена у меня не было интернета. Только книги по альпинизму и промальпу.

Тогда… да и сейчас, я тренировался в огромном, заросшем, поверху, лесом, карьере.

Были еще и другие скалы в пятнадцати километрах, с пробитыми шлямбурами и крючьями, и балкой для завешивания верхней страховки. Там тренировалась областная команда альпинёров.

Но «мой карьер», был всего в пятнадцати минутах езды на автобусе и в двух километрах бега по лесу.

И главное, что здесь никто не мог осудить недостатки моей экипировки и скалолазной техники.

Сверху карьер похож на кривую, пузатую букву «Г».

Короткая черточка – это пятисотметровое ущелье, а длинная черта – двухкилометровое. Ширина от трехсот метров до километра.

Остатки советской мощи предриятий «Управление карьеров нерудных материалов». Выработан и заброшен в 70х годах.

Глубокий искусственный шрам земли, с тридцатиметровыми суровыми скальными стенами слоистых девонских известняков, с западной стороны под мрачными соснами, и отвесными травянистыми кручами с востока. Скальные цирки, каскады стен, завалы из каменных глыб. Результат донных отложений Мезозойского моря, которое отплескалось здесь, двадцать четыре миллиона лет тому назад…

Общий перепад высот достигает пятидесяти пяти метров. Этакий альпийский уголок посреди русского леса.

Мне было лет пятнадцать, когда, бродя бесцельно по лесу (изначально, будто бы, по грибы), впервые, случайно, вышел к жуткому обрыву и ущелью облицованному скальным парапетом. Я был поражен и очарован этим местом…

Я освоил две скалы на западной стене. Назвал их незатейливо.

Одну «Змеиная» – летом на камнях было много греющихся ужей.

Вторую в 200 метрах на север- «Соколиная». В скальной нише на высоте 20 метров над землей, спускаясь дюльфером, по новому маршруту, нашел соколиное гнездо. Видел несколько раз, как соколОчки слетали к гнезду. Перед этим, они подолгу кружили над лесом и скалами. Я разговаривал с ними и приветствовал взмахами поднятых рук, будто крыльями.

В прошлом году их прогнали вОроны. Огромные черные летающие слоны, с железобетонными острыми хоботами. Но вОроны в гнезде жить не стали, а прилетали в кроны сосен, над скалами, каждый вечер. Тяжело раскачивались на ветках и гнусаво каркали…

Тренировку, обычно, выстраивал так.

Загружался в карьер с восточной стороны, спускаясь по крутому травянистому откосу, градусов в пятьдесят, до днища. Страховал себя скальным ножом. На кисть накидывал темляк и пристраховывал нож к поясной обвязке. Когда приобрел ледоруб, зарубался им по скользким травянистым склонам. Но ножом было привычней и удобней. Далее пробегал небольшую каменистую лощинку, поросшую березовым молодняком. Поднимался по ползучей мелкой, каменной осыпи на пятнадцатиметровый склон плато в центральной части карьера. Я называл это «маренной осыпью». Конечно же, если реально, – откуда здесь марена?!

Ледник Московского Оледенения ушел отсюда более сотни тысяч лет назад.

Отдышавшись, пешком проходил триста метров по столу плато, и оползал на ноже по сыпухе, с противоположной стороны, на западный скат. Упирался в гряду из завала огромных камней, размерами от чемодана до машины и более.