Неровное дыхание. Статьи и расследования

Гламур жалок при свете искусства

Искусство наполняет жизнь смыслом, красотой, подлинностью. Взглядом на Нику Самофракийскую хорошо бы начинать день, а стоянием пред Пьетой Микеланджело оканчивать. Но в Москве бываешь не часто. И не всякий раз удаётся найти время для музеев и выставок. В этот раз – получилось.

И вот поднимаюсь на второй этаж Пушкинского Музея, предвкушая встречу с Вечностью. Но что это?! В зале – пёстро расфуфыренные цветными шелками и стеклярусом женские фигуры, словно по недоразумению занесло меня на маскарад, элитную pre-party, ярмарку девиц для миллионеров. Предложение большое, но выбирать не из кого – модели все как одна с мелкими головками, с плоскими, лишенными всяких индивидуальных черт лицами. Между тем они в центре, на свету, а античные шедевры, скульптуры и барельефы, теснятся в тенечке вдоль стен. Пытаюсь выбрать позицию, чтобы увидеть всё же творения Фидия, Пифокрита, Праксителя, заслониться как-то от нашествия назойливых манекенов. Но разряженные куклы бесцеремонны, нахальны, смотрят пустыми глазами в уверенности, что это они, а не солнечные боги и богини правят сейчас миром, что сдан им и зал, и музей, и весь город. И это ради них, пластмассовых красоток в цветном тряпье и бриллиантах, а не для Афродиты Милосской подъезжают богатые и столь же разряженные господа.

Оказывается, в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина развернулась двухмесячная выставка «Валентин Юдашкин. Мода в пространстве искусства». Вечерние платья демонстрируются среди статуй Древней Греции, ювелирные украшения – в зале Средних веков, каскады складок громоздятся рядом с шедеврами Высокого Возрождения. Организаторы выставки называют такое совмещение экспериментом, не сомневаясь в его успехе. Многочисленные гости презентации раздают затее пышные похвалы.

Действительно, большинство посетителей (скорее, посетительниц), не замечая искусства, кружатся вокруг нарядов от Юдашкина, чья коллекция, проникнув в залы Греции и Рима, итальянского Ренессанса, немецкой Реформации, в нелепой гордыне вознамерилась затмить и посрамить духовное наследие человечества.

Скажут: изделия известного модельера – тоже в своём роде искусство. Кто же спорит, искусство, только гламурное, вроде поп-арта. Но возможно ли соединить вечное и сезонное, божественное и утилитарное, подлинное и глянцевое? Какой-то нелепый «сюр» вышел из этой затеи. Думаю, и модели Юдашкина выиграли бы, если б их разместить в другом, автономном, специально для них отведенном пространстве. Соседство же с богинями и грациями только подчёркивало их жалкую простоту, создавало впечатление мишуры и барахольности. Так смотрятся бумажные цветы среди живых роз, церетелевы зверушки рядом с кремлёвскими башнями. Так терзает слух сигнал мобильника в час литургии.

В искусстве есть понятие «контрапункта», сопоставления, конфликта понятий, характеров, мировоззрений. Пункт против пункта, утверждение против утверждения. В Пушкинском Музее я это остро почувствовал. Гламур и глянец сами по себе бесплодны и бескровны, им нужен внешний фон, антураж. Вот почему им так важно попасть в музей, лучше – в соседство с классикой, с искусством, уже получившим санкцию вечности. Это придаёт важности, респектабельности, кладёт на сиюминутное барахло отсвет подлинности. Вне музея экспонаты «от кутюр» – всего лишь одёжка, пусть и безумно дорогая, для избранных. Экспозиция могла бы занять самые шикарные залы столицы, отдельный дворец – но этого мало. Хочется оттеснить Фидия, занять место Рембрандта. Как попрыгуньям из нашумевшей группы мало покривляться на улице или в подворотне, надо в храме. Поп-арт и гламур не хотят признавать, что их предназначение быть обслугой – декораторами, официантами, портными. А между тем жалко заискивают перед богатством, перед хамом, перед невеждой. Это-то и показывает их настоящее место – лакея в передней, которому ещё недавно не полагалось появляться в гостиной.

    2013

Музыку жалко

«Не забуду чудного вечера в яснополянском зале, когда Гольденвейзер долго и прекрасно играл Шопена. Лев Николаевич слушал-слушал и, наконец, не выдержал:

– Вся эта цивилизация, – воскликнул он дрожащим голосом и со слезами на глазах, – пускай она пропадёт к чертовой матери, только… музыку жалко!

    (Из мемуаров Валентина Федоровича Булгакова, секретаря Толстого).

В машине звучала музыка, Радио России передавало концерт «по заявкам», слало музыкальные приветы радиослушателей супругам и родственникам, коллегам по работе, соседям по даче. Стало даже интересно: что же выбирают нынешние меломаны? Увы, репертуар концерта свёлся к вездесущему «топу», «попсе», валовой продукции «фабрики звёзд». Никто не заказал народную песню, романс, что-либо из классической музыки, да хотя бы качественную эстраду.

Такие концерты, кажется, лучше всяких опросов отображают массовый вкус. И невольно вспомнилось, что прежде по радио и телевидению, в том числе и в концертах по заявкам, время почти наполовину заполнялось классикой. Серьёзная музыка звучала часами. Полюбить Бетховена, Грига, Чайковского, научиться распознавать музыкальные жанры и стили мне в детстве, проходившем вдалеке от консерваторий и филармоний, помогло московское радио. Что ж, вот философ Григорий Померанц получал музыкальное образование в ещё менее подходящих условиях: «Самое главное, что я там, в лагере, ощутил, это начало моей любви к музыке, – вспоминал он. – В темные зимние ночи, в мороз градусов тридцать пять, хорошо было слушать то, что передают по радио. А надо отдать должное тогдашнему режиму – популяризировали они хорошую музыку, передавали по радио симфонии и оперы. Так как работа у меня была теплая, я не намерзался за день, и валенки у меня были. Я гулял по лагпункту и слушал. В окружающей темноте я мог наконец сосредоточиться и воспринимать классическую музыку. И я вынес из лагеря то, к чему на воле безуспешно стремился шестнадцать лет».

Последним спектаклем музыкальной классики на центральных каналах ТВ (канал «Культура» не в счёт) был, кажется, балет «Лебединое озеро» в приснопамятном августе 1991-го. За прошедшие с того времени годы музыкальная культура приобрела катакомбный оттенок, стала привилегией неисправимых чудаков или отверженных.

На симфонических концертах видишь стариков и учащихся музыкальных колледжей. Не знаю, как в Москве, но в воронежской филармонии «не светятся» представители «элиты», модной молодежи, да и нашего брата-журналиста никогда не увидишь.

Не престижно, не принято… Выросло поколение, даже не подозревающее о существовании иной, непопсовой, музыки.

Однажды в большом книжном магазине я выбрал диск с симфониями Гайдна. Продавец посоветовала подойти к администратору и прослушать хотя бы начало. «Знаете, нередко на дисках записано совсем не то, что значится на этикетке», – пояснила она.

Нет, на этот раз записано было то самое. Когда администратор поставила диск и вместо бренчавшей до этого повсеместной ерунды полнозвучно вошли в зал, наполнили и осветили его начальные аккорды симфонии фа диез минор («Прощальной»), все, кто ни был там, невольно оставили свои занятия и, пораженно застыв, внимали Музыке.

Миг волшебства длился недолго, буквально две-три минуты. Поблагодарив администратора, я забрал покупку и направился к выходу. И тут ко мне бросилась девушка с раскрытой книгой в руках. «Скажите, пожалуйста, что это было?» – спросила она. Я показал ей диск. «А где это можно взять?» «Да вон же стенд, у той двери». «Спасибо, я никогда не слышала ничего подобного. Чудо какое-то!». Я пожелал ей новых открытий.

Кто же, когда и с какой целью отлучил нас от великой музыки, большого искусства, подсунув вместо них низкопробную масс-культуру? Шлюзы для всякой «развлекаловки» и «развратиловки» в нашей стране были открыты, стоит напомнить, одновременно с потоками убийственно-дешёвого спирта «Роял». И то, и другое являлось, по-видимому, необходимым условием успешного проведения приватизации, кланового присвоения национальных богатств, создания олигархического строя. Реформаторы прекрасно понимали: с помутненным разумом, расслабленной волей, отравленной душой человек не только не в силах протестовать против совершаемой несправедливости, но не способен даже и осознавать происходящее.

«Разрушение любого государства начинается именно с разрушения его музыки. Не имеющий чистой и светлой музыки народ обречен на вырождение», – в глубокой древности говорил Конфуций. И добавлял: «Народ будет таким, какое у него культивируется искусство».

Исследования ученых-биологов показали, что даже растения и животные неравнодушны к гармоничной музыке и предпочитают классику: при регулярном транслировании Вивальди, Моцарта, Чайковского у коров улучшается настроение, повышаются надои, а овощи и зерновые растут быстрее. Но нас, видимо, считают ниже травы, примитивнее жвачных. Тоталитаризм телевидения и радио вылился в засилье одного откровенно пошлого художественного вкуса, одного культурного типа. Однако наивно было бы объяснять изгнание искусства и литературы с поля массмедиа только невоспитанностью и дурновкусием их хозяев. Проблема намного серьезнее – она заключается в глубоком, коренном антагонизме идеологии «первоначального накопления» и рынка с подлинной культурой.

    2013

Волин не волен

Прессу «поставили на место». Но она всегда его занимала

Журналисты и другие заинтересованные лица продолжают обсуждать (и почти единодушно осуждать) выходку (выступление) заместителя министра связи и массовых коммуникаций РФ Алексей Волина на конференции факультета журналистики МГУ. Основной мотив комментариев: «Конечно, нынешняя журналистика и впрямь в ужасной зависимости от власти, от капитала, она теряет профессиональные качества, влечет жалкое существование, теряет уважение сограждан. Но зачем это нужно было говорить при студентах! Да ещё в таких выражениях: „Слушайтесь дядю, который платит вам деньги“. Фуй, как дурно, как непедагогично!»

В самом деле, сановник вел себя грубовато, высказывался в особо циничной форме. Но чего ему стесняться? «Верхи», олигархия, хозяева нынешней жизни давно привыкли не различать первую и вторую древнейшие профессии, видеть в приобретенных по случаю изданиях, когда-то гордых своей независимостью, простую обслугу, даже не очень и дорогую. Коллективы редакций продаются и покупаются вместе с брендом, главные редакторы отстраняются по телефону. Да, хозяева просто звонят им и сплевывают с барственной небрежностью: «Что ты там вчера настряпал? Так пошёл вон!»

Процесс передачи национальной собственности частным лицам, сосредоточения ее в руках тонкого слоя избранных, понятно, не мог ограничиться областью экономики, финансов, материального производства и обращения. Присвоив активы банков и предприятий, олигархия тут же постаралась взять под контроль прессу, театры, кинематографию, поставить себе на службу журналистов, писателей, художников, композиторов, весь творческий и мыслящий мир. Вкусы и интересы народившейся рыночно-криминальной буржуазии стали диктовать моду в культуре и в нравах.

Но ведь вы этого хотели, господа либеральные журналисты, радетели демократии? Это вы воспевали и оправдывали всё, что нельзя было ничем оправдать: раздел страны, бандитский передел имущества, диктатуру олигархии, уничтожение экономики, обнищание народа, нравственное разложение, культурное одичание. Любую попытку сопротивления данным процессам вы называли разными скверными именами, подвергали поношению, осмеянию, помогая опорочивать и додавливать. В ваших идеалах и приоритетах, за которые вы готовы сражаться со всем обществом, со всей страной, – пляски «пусек» на алтарях, продажа российских детей за рубеж, ничем не ограниченная свобода разврата.

Да, чиновник сказал правду, для вас унизительную и горькую. Но он не просчитал всех последствий. Власть и олигархия не могут совсем уж игнорировать проблему деградации политических ресурсов, к которым относятся и подконтрольные им СМИ. А без них даже и отлаженная политическая машина может забуксовать, особенно при избирательных кампаниях. Доверие населения к СМИ сильно подорвано, а восстановить его невозможно без умения находить и формулировать ответы на острые актуальные вопросы, доходчиво и увлекательно их преподносить. С этим в нынешних российских СМИ просто беда. На журфаках и в редакциях с советских времен натаскивали либо «лизать», либо «мочить», но никак не анализировать или хотя бы качественно сервировать полученную фактуру. Максимум, на что способны нынешние медиа, – «озвучивать», «передавать», да и то часто неграмотно.

Конечно, опыт – дело наживное, людей обучить можно. Главное в другом: у нынешних редакций и их сотрудников нет никакой экономической и профессиональной мотивации становиться грамотнее, искусней, умнее. Та часть аудитории, что «за правдой» ушла в интернет, назад к газетам и ТВ уже не вернется. Ни остросюжетные расследования, ни модный инфотейнмент «из-под кровати звёзд» сегодня никак не сказываются на экономическом положении редакций, их руководства, а тем более рядовых бойцов. Рекламные бюджеты распределяются не по рейтингам, а в соответствии с идеологией и политической позицией изданий и каналов. И это главная причина сервильной политики многих СМИ.

А самые «независимые» издания и голоса находятся в наиболее жесткой зависимости от зарубежного финансирования, только в этом и разница. Вот и выходит, что все эти мощные и дорогостоящие издания и каналы просто перестают играть предназначенную им роль формирователей общественного мнения, функцию политического ресурса. Как и социальные сети, порванные насквозь недавними провокациями и информационными стычками, как и профессиональные блогеры, падкие на элементарный подкуп.

Между тем начавшаяся по общему признанию эпоха глобальных информационных войн потребует нового, несравнимо более высокого качества журналистской работы. Разумеется, она будет отличаться по всем направлениям от эпохи «классической» журналистики. В первую очередь возрастает фактор идеологической оснащенности, идейной убежденности, затем – национальной ориентированности. Но к этому-то как раз не готовы ни наша элита, ни журналисты. Господин Волин продолжает рассуждать в понятиях «хозяев» и «поденщиков». Да и способен ли он, волен ли рассуждать иначе?

    2013

Госслужба и стойло Пегаса

По поводу возвращения к власти одного сановника

Не так давно одного государственного деятеля за какую-то провинность, нам неведомую, провожали в рядовые граждане. Того самого, которому, по слухам, принадлежит авторство нескольких занимательных романов, фантастических по содержанию и постмодернистских по форме. Дабы не компрометировать госслужбу, сановник, занимавший весьма значительный пост, издавал свои опусы под псевдонимом. Теперь псевдоним рассекретили. И некоторые знатоки художественного жанра предсказывали отставнику замечательную писательскую будущность.

И стало понятным, отчего на всяких ответственных заседаниях сановник присутствовал с видом полного отсутствия, в таинственном молчании, не участвуя в словопрениях и не подавая никаких реплик. Далече пребывал он в то время – в творческих эмпиреях! Ведь всякое художество тем и отличается от более приземлённых видов деятельности, что не отпускает человека ни на минуту, не даёт душе покоя и отдыха. Процесс сочинительства с той или иной степенью интенсивности продолжается днём и ночью, в будни и праздники. Многие писатели признавались, что замыслы, пока не воплотятся, съедают их заживо, называли творческое состояние блаженной каторгой, своеобразной душевной болезнью, не позволяющей ни жить нормально, ни помышлять о чём-то другом.

И вот представьте себе: сидит загоревшийся очередным романическим сюжетом писатель в ответственном кресле, так сказать, у кормила власти. Способен ли он разбирать ход коммунальной реформы, соображать что-то там по тарифам на энергоносители, обдумывать меры поддержки аграрного сектора и другие далекие от внутреннего горения вещи, когда в голове у него рисуются сцены, роятся образы, слышатся монологи и диалоги героев, а то и просто течёт модный сейчас «поток сознания»? Только записывай! Не утерпит ведь дождаться конца рабочего дня – значит, строчит тут же, обложившись для вида деловыми бумагами. Нет, не ради гонорара, чистое это искусство, чиновников с таким жалованьем гонорары от сочинений интересовать не могут.

Известно и то, что художественно одаренные люди за пределами своих вдохновений вполне бесполезны, а для насущных дел бывают даже вредны. Не зря Чехов давал такой совет родителям гимназистов, пойманных за сочинительством: нещадно сечь розгами с приговором «Не пиши! Не пиши! Не занимайся сочинительством!» Потому что настоящим писателем сорванец может и не стать, а вот интерес и пригодность к ремеслу, торговле, коневодству и всем остальным человеческим занятиям в погоне за манящим призраком славы потеряет.

Помните, лет десять-пятнадцать назад у нас в стране держалась мода выбирать в депутаты всех уровней популярных артистов. То-то было проку от них! Нет, актёры – народ интересный, только у них один несомненный талант – перевоплощаться, всё другое может быть спорно. И вот сидит такой артист с мандатом на заседании, например, Государственной Думы, а сам никак выйти не может из образа, скажем, Хлестакова или Манилова, Дон-Кихота или, не дай Бог, Ричарда Третьего, и чувствует себя как на сцене. Соответственно образу рассуждает и голосует. Соответствующие образам выходят постановления и законы.

В самом деле, художественно одаренные натуры – люди, как правило, увлекающиеся, фантазии свои и вымыслы порой не отличают от реальности. Дай им власть – они из жизни нашей такой сюрреализм могут устроить, такой «натюрморт с битой птицей» сотворить, что только держись. Так что неожиданный поворот с московским сановником многие граждане восторженно приветствовали: дескать, государственную службу спасли, наконец, от фантаста-постмодерниста, заменявшего реальную политику фокусами политтехнологий, а самого его избавили от обременительной власти и надоедливой чиновной суеты. А то вынужден был человек заниматься не своим делом.

Напрасно радовались. Только что сочинителя романов вернули на госслужбу в высоком чине. Эх, талантище пропадает!

    2013

Человек по имени Хап

«Безумны вы!» – пора сказать дарителям народных миллиардов на спортивные игры

Последние дни едва ли не все российские СМИ безудержно оплакивали несчастную судьбину страны, которую собирается покинуть человек по имени Халк. В некоторых газетах голосили, как по дорогому покойнику: «На кого ты нас оставляешь?! Как нам жить без тебя?!»

Кто он такой, в самом деле, этот Халк? Интернет подсказал: заядлый футболист. И только-то? Что-то я не припомню рыданий, да хотя бы простейших сожалений, по поводу отъезда на ПМЖ известных ученых, даровитых конструкторов, прорывных селекционеров, наконец, талантливых артистов или писателей. Правда, футболист сей ненаглядный и обошелся нашей стране дороже всех ученых, конструкторов и других «мозгов» вместе взятых: пишут, что купили Халка для клуба «Зенит» за 60 миллионов евро. За него да ещё за другого игрока Витселя выложили в сентябре 100 миллионов евро (более четырех миллиардов рублей!). А «дорогой» взял да демонстративно отказался пожать руку тренеру Спаллетти, поскандалил на скамейке, а после матча пригрозил скорым отъездом. Пропали денежки: гарантии на халков не выписывают, и денег никто обратно не вернет.

Оно бы и пусть, если деньги заработаны футбольным клубом или нашлись богатые дяди – любители этой самой игры. Но, пишут, «дядя» тут один – руководитель Газпрома господин Миллер. Это он щедрой рукой оплачивает такие приобретения «Зениту», чтобы держать на плаву чем-то ему дорогую команду. Так, может быть, оплачивает из собственной зарплаты или вскладчину из личных сбережений членов правления, благо оклады им позволяют? Нет, говорят, из средств компании. Конечно, Газпром, по рекламе, «народное достояние». А народ, понятно, как хочет, так и распоряжается своим добром. Ему, народу, видно, деньги девать некуда: все у нас сыты, одеты, трудоустроены, старость обеспечена, детство защищено. Всюду гладкие дороги, газ доведен до самой последней деревни, страна кормится собственным продовольствием, цветут науки и искусства. Преподаватели вузов, как недавно выяснил их вузовский министр, получают не меньше футболистов. Так не жалко, пусть и Халк с Витселем порезвятся, погоняют мячик, если уж нашим спортсменам лень побегать, как говорится, ради престижа страны.