Инверсия, или Дуэль на заказ

– Господин шевалье! Господин шевалье!

– Без комментариев! Без комментариев! – неустанно повторял Жарлин, расчищая своему подопечному путь сквозь толпу журналистов.

Теледроны парили в воздухе, то отдаляясь, то приближаясь, то пролетая над головой, то снижаясь и зависая перед лицом то и дело подыскивая подходящие ракурсы.

Кто-то из местных именитых журналистов не поленился явиться лично, кто-то пытался взять дистанционное интервью посредством своих технических гаджетов, общаясь с помощью голограммы или интерфейса теледрона.

– Господин шевалье! Господин шевалье! Вы так и не ответили ни на один вопрос!

Не обращая внимания на эту голодную до сплетен и слухов свору, Хатхи Шан молча следовал за своим импресарио, восстанавливаясь после боя.

Обычно он умело работал на публику и устраивал грандиозные по масштабам актёрской игры представления, однако эта провинциальная планета, с её унылыми захолустными пейзажами нижних ярусов, не заслуживала, на его взгляд, такого внимания. Да и ситуация, мягко говоря, не очень располагала.

– Тварь!

– Убийца!

– Мразь!

– Дикарь!

– Варвар!

Это были наиболее лестные и приличные высказывания, из сыпавшихся со всех сторон возгласов. Равно как голографический транспарант с широкой надписью «НЕТ ДУЭЛЯМ» можно было назвать единственным, не содержавшим ненормативную лексику и прямых призывов к проведению самосуда.

Толпа не то чтобы настолько любила Казимира Валака, что собиралась за него мстить: останься он жив – ему и самому бы пришлось несладко. Дело было в другом: собравшихся волновали не столько личности дуэлянтов и причина состоявшегося поединка, сколько сам факт узаконенного проведения дуэли. Можно было издавать какие угодно законы, грозить дуэлянтам отлучением от церкви, смертной казнью, пожизненным заключением, либо, наоборот, всячески поощрять и культивировать моду на проведение дуэлей на уровне государственного аппарата; но решающим фактором в данном вопросе, несмотря на весь официоз, всегда было и оставалось общественное мнение. Причём, практически в любом месте и в любое время – без исключений.

Несколько камней, пустых бутылок и палок, живописно пролетев, упали, встретив на своём пути стенку силового поля, по которой, затейливо переливаясь всеми цветами радуги, прошла неровная рябь. По периметру оперативно развёрнутого силового поля в герметичных доспехах из композитного бронепластика, с пульсомётами наизготовку стояли внушительного вида стражи порядка. Стационарные барьеры, как правило, пусть и не служили панацеей от всех бед, но рядовые беспорядки, без использования серьёзного оружия и особой техники, пресекали на ура. Другое дело – устройства персональной защиты. Силовое поле, окружающее живого носителя, во-первых, не следовало держать активным в течение длительного времени, поскольку это оказывало негативный эффект на здоровье использующего; во-вторых, оно было откалибровано так, что, не считая защиты от энергетического воздействия, предохраняло своего носителя от угрожающих факторов, чья скорость превышала определённый установленный порог. Так, скажем, персональный щит мог остановить быстро летящую пулю или выпущенный из недр импульсной винтовки ферромагнетный болт, отразить лазерный луч или в какой-то степени рассеять плазменный сгусток, но, скажем, против брошенной палки или удара кулаком он был совершенно бесполезен. И в этом не было ничего странного: в противном случае носитель никоим образом просто не мог бы как-либо контактировать с внешней средой за пределами окружавшего его силового поля.

– Убирайся вон с нашей планеты!

– Господин шевалье!

– И не смей возвр…

– …алье!

Хатхи не слышал. Он лишь смутно представлял себе, сколько жизней ему пришлось бы прожить, для того чтобы последовательно призвать к ответу и прикончить на дуэли каждого из этих назойливых журналюг и крикливых горлопанов в ответ на их упрёки и оскорбления. Одна жизнь? Две? Или, может быть, сразу три? Впрочем, смерть от руки шевалье, во всяком случае – на дуэли – им не грозила по целому ряду причин, начиная от несоответствия в статусе и заканчивая «правилом одной дуэли».

Да, это была его работа. Да, он честно предлагал свои услуги, заключал контракты и практически как наёмный убийца устранял врагов своего заказчика, получая за это деньги. Формально, конечно же, принципиальные различия были, и Хатхи, не моргнув глазом, мог бы прочитать желающим убедительную лекцию по данной теме. Но при этом сам он был склонен в меньшей степени верить своим словам. Вот как сейчас, например: шевалье пытался убедить себя, что давно отвык принимать близко к сердцу чужое мнение и теперь с лёгкостью игнорирует нравы толпы. Но это было не так. Ему было вовсе не всё равно. И дело было скорее не в том, чем именно он занимается, и даже не в том, сколько ему за это платят: Хатхи Шана словно бы питала энергия публики. Когда она рукоплескала ему, он заряжался силой и расцветал. Когда она хулила его, презирала и ненавидела, он словно бы получал незримую эмпатическую пощёчину, которая ещё долгое время ощущалась в его ментальном фоне. И сейчас, окружённый океаном лиц, он испытывал боль.

Разумеется, Хатхи каждый день устанавливал новый ментальный экран, однако активно сопротивляться сконцентрированной и направленной энергии толпы после приёма препарата он не мог – прошло ещё слишком мало времени. Впрочем – что поделать: таковым было одно из официально регламентированных условий проведения дуэли. Кому же захочется, чтобы во время боя экстрасенс читал его мысли, ментально подавлял, внушал ошибочные движения, предугадывал действия, вынуждал раскрываться…

То же самое относилось не только к экстрасенсу-дуэлянту, но и к экстрасенсу-секунданту, поэтому Гистену приходилось в настоящий момент испытывать все те же самые трудности. За подобными вещами строжайше следили, и даже если бы обычный человек согласился выступить на дуэли против патентованного экстрасенса, не обязывая того к приёму препарата, временно подавляющего ментальные силы последнего, – после победы экстрасенса поползли бы неприятные слухи.

Его дар имел двоякую природу, совмещая в себе как силу, так и проклятье. Псионик очень тонко ощущал настроение окружающих: любовь, гнев, религиозный экстаз и прочее. Вся эта гамма чувств могла как питать его, так и ранить. Псионик и дуэлянт: такое сочетание выглядело просто гремучей смесью, налагая на бретёра дополнительные обязательства. Что, впрочем, не являлось чем-либо особенным для Дуэльной Гильдии, где подобные способности целенаправленно обучали развивать наравне со всевозможными прочими обязательными дисциплинами.

– Duobus litigantibus tertius gaudet[3 - «Двое дерутся – третий радуется» (лат).]. Потерпи ещё немного – мы уже почти пришли, – не оборачиваясь, тихо попросил Жарлин и, повысив голос, обратился уже к толпе журналистов: – Расступитесь! Дайте пройти! Мы очень торопимся! Ответы на все вопросы будут даны в ходе ближайшей пресс-конференции! Дуэль только закончилась – человеку нужно время, чтобы передохнуть!

– Favete linguis[4 - «Попридержите языки; помолчите» (лат).]. Est modus in rebus[5 - «Всему есть предел; всё имеет свою цену» (лат).], – тихо промолвил Хатхи, чувствуя нацеленные на него взгляды. В каких-то мирах на него просто не обращали внимания. Где-то его уважали. Где-то – опасались, стараясь держаться на почтительном расстоянии. Где-то откровенно боялись. Где-то любили, а где-то – просто боготворили. Здесь же – его презирали и ненавидели. И как личность, и как носителя идеологически чуждой этому отсталому миру морали. А впрочем, отсталому ли? Что ж, как он там раньше сказал? Пусть пройдёт какое-то время – и всё изменится. Или нет.

Едва массивные врата космопорта затворились, отрезав преследовавшую вплоть до самого КПП толпу папарацци, Жарлин демонстративно вздохнул с облегчением.

– Слава Богу, оторвались. Просто даже не верится. Из каких только нор они выползают? – раздражённо прокомментировал Гис и следом добавил: – Теперь по поводу господина барона. При его секунданте не хотелось говорить, при журналистах – тем более, но – безукоризненно чистая победа. Ты молодчина, Хатхи.

– Спасибо, стараюсь, – по-прежнему оставаясь не в лучшем расположении духа, ответил тот. – Хотя мне, всё-таки, кажется, что я мог бы управиться и лучше.

– Слушай, извини меня, конечно, НО: ты – жив, а он – мёртв. При этом – на тебе, ко всему прочему, ни единой царапины, – констатировал Гис. – На мой взгляд – это объективный показатель мастерства. Или, как минимум, колоссального везения. Так что давай уже завязывай со своим чистоплюйством. Там, где не смотрится эффектно, хватит и того, что работает эффективно.

Мимо, удерживая буксирными лучами массивный контейнер, пролетела группа погрузочных дронов. Разминувшись с ними, в противоположном направлении протопал ремонтно-строительный автоматон-гигант. Где-то вдали, за стенами космопорта, со скоростью ферромагнетного болта пронёсся поезд на гравитационной подушке. Спустя несколько мгновений, гравикар, управляемый автоматоном более привычного размера, подлетел, зависнув перед пришедшими. Приглашающе отворив дверцы, водитель вежливо предложил присаживаться. Гис разместился напротив автоматона, а Хатхи, предпочтя заднее сиденье, расположился у окна, осматривая несколько изменившийся с утра пейзаж.

Снаружи промелькнула служебная стоянка с несколькими аэромобилями и гравициклами, рабочие цеха, ангары, а впереди ожидала широкая площадь с посадочной зоной. Как бы то ни было, космопорт был в достаточной мере большим, что вынуждало перемещаться в его пределах на транспорте. Многие развивающиеся миры не могли похвастаться и этим, однако же, к чему сравнивать плохое с худшим? В данном случае «больше» ещё не означало «лучше». С одной стороны, здесь было всё, что душе угодно, – если, конечно, она у вас была и сохранилась после посещения всех злачных мест. Бары, ночные клубы, гостиницы для залётных пилотов, межрасовые бордели, наркопритоны, чёрный рынок, общины разнообразных сект и далее в том же духе – эдакий формально не признаваемый город в городе, живущий своими законами и атмосферой.

Толпа снаружи, наверное, до сих пор скандирует: «Нет дуэлям! Долой варварство!». А здесь, посадив звездолёт, можно не отходя от кассы совершить дюжину убийств и десятка два изнасилований в каких-нибудь загаженных подворотнях, пустующих ангарах, подсобках и подвальных помещениях местных кабаков, – и никто потом особо не будет расследовать и разбираться.

Разве что если ощутимо превысить некий условно дозволенный «лимит», сработать слишком явно и грубо, не будучи вхожим в местную среду, либо перейти дорогу тому, кому не следует.

Если на мусорной свалке находят тело с десятком ранений от виброножа, какой вердикт вынесет эксперт? Разумеется, «неврастенический приступ с последующим самонанесением увечий». А как же иначе? А то много вас тут, на каждого ещё дело заводить. Так, вероятно, и «самоизнасилование» с «самоограблением» скоро будут заносить в ведомости.

Впрочем, от тел куда проще было избавиться так же, как и от всего остального, – забросив в стандартный энергоконвертер, единовременно выполняющий функции контейнера для переработки мусора и автономного источника питания. Такие урны и контейнеры стояли буквально на каждом углу, однако же всё равно находились свиньи, мусорившие поблизости, создавая дополнительные хлопоты и без того загруженным автоматонам-уборщикам. Даже труп за собой – и то иной раз лень убирать.

Правда, обычно в современных энергоконвертерах устанавливалось специальное устройство – анализирующий сортировщик, который должен был прекращать работу конвертера, если в нём обнаруживалось нечто, что могло быть квалифицировано как живой организм, либо что-то, по меньшей мере, когда-то им бывшее. После чего подавался сигнал на пульт дежурного, а уже тот мог отдать команду на продолжение переработки, либо подать сигнал тревоги.

Так, в конвертер могли случайно угодить собака, кошка, мышь, какое-либо другое животное, либо кто-нибудь, скажем, мог забросить куриные объедки, и компьютер обладал достаточным алгоритмом распознавания, чтобы различать принципиальную разницу и не спутать их с телом мёртвого человека. Другое дело, что подобная предохраняющая система не сработала бы, угоди в контейнер представитель кремниевой, плазмоидной, электромагнитной или какой-либо другой неорганической формы жизни. Но способа обойти подобную недоработку ещё не изобрели, а прецеденты если и имели место быть, то ничтожно редко.

Впрочем, Алиус, как уже не раз говорилось, считался вполне себе заурядным местом, как и система Гераклия в целом, поэтому здесь скупились на всём, и даже энергоконвертеры стояли допотопные, без каких бы то ни было анализаторов.

Но пикетчики по этому поводу что-то особо не возмущаются. Просто Хатхи прилетел и улетел на пару с другом, связей у него тут нет, за спиной никто не стоит – можно бы и грязью полить; зато с местными криминальными авторитетами ещё предстоит жить и жить. Вернее – выживать. И то – если очень повезёт. Так, что там было про бревно в глазу?

Ладно, во всяком случае, местный синдикат сегодня понёс определённую утрату в лице господина Валака. Пусть не ферзь, конечно же, но – далеко и не пешка. В глобальном плане, само собой, это не более чем капля в море, но, как говорится, «мелочь, а приятно».

Не во всех культурных традициях обычаи непременно требовали отвечать на обиду поединком, да ещё и самолично разбираться с обидчиком. Но, пожалуй, не вступи барон в поединок, он мог бы упасть в глазах пусть не общественности Алиуса, но, возможно, своих подельников. Какой мотив им двигал, уже наверняка не узнаешь. Возможно, это так не оставят, но Хатхи, как и его соперник, прекрасно знал, на что шёл и чем это может обернуться. Врагом больше, врагом меньше: какая, собственно, разница? Вон их и так сколько.

Нападение в тёмном безлюдном месте безо всяких правил дуэльного кодекса? Ну, так и препарат принимать не потребуется. А даже группе людей сойтись в открытую с боевым экстрасенсом, который, теоретически, может даже почуять нацелившегося на него снайпера и оказать воздействие на его сознание, – мало не покажется. А тем более – сразу с двумя.

Впрочем, в конкретный данный момент его псиблокирующий препарат ещё не окончил своё подавляющее действие, и об этом печальном факте не стоило забывать.

Несмотря на то, что именно в этом месте столичный город ежедневно принимал десятки тысяч инопланетных гостей и иммигрантов, космопорт Алиуса нельзя было назвать достопримечательностью даже на фоне общей унылости этой развивающейся планеты. Серый, мрачный, лишенный каких-либо особых украшений и броских рекламных вывесок, что само по себе было странно и необычно, порт проектировался, исходя из соображений простоты и надёжности. И, надо признать, в плане общей защищённости он и вправду был оборудован неплохо, чего никак нельзя было сказать касательно общего удобства.

Допотопные автоматоны полуржавой массой сновали по всей территории космопорта, по-своему напоминая крупных трудолюбивых муравьёв. Гравифургоны, забитые техническим оборудованием, разногабаритными контейнерами и топливными баками разъезжали от звездолёта к звездолёту и от ангара к ангару. Беспристрастный робовоин-автоматон выписывал штраф нерадивому торговцу, в то время как парочка других робовоинов с табельными пульсомётами контролировала процесс разгрузки и конфискации контрабанды, осуществляемый автоматонами-рабочими. Человек выглядел подавленным и несчастным, но его слова не могли разжалобить машину. Сотрудники миграционной службы неторопливо выгружали из малогабаритного межпланетарного маршрутного флаера группу инопланетных нелегалов. Массивный киберкиоск на антиграве неторопливо летал по территории, предлагая всевозможные лёгкие перекусы и прохладительные напитки.

В стороне, на одной из высокий стен космопорта, неподалёку от череды выцветших ободравшихся плакатов, приглашавших всех желающих посетить давно состоявшиеся концерты, видавший виды автоматон сводил короткое неприличное слово, написанное славянскими буквами, ярко выделявшееся своей свежестью на фоне всевозможных загогулин, щедро оставленных вандалами со всех уголков галактики. Стараниями трудяги, третья буква была уже почти стёрта, но символы, напоминающие икс и игрек, ещё оставались читабельными.

На служебных посадочных площадках, возле больших турельных башен, над которыми переливалось лазурное поле силового щита космопорта, располагались штатные звенья глайдеров сил планетарной обороны: практичный бесхитростный дизайн, стандартные пульсарные орудия, эмблема державы, позывные номера.

Звездолёт-робовоин, большую часть времени осуществлявший патрулирование границ системы и защиту фрахтовщиков на ближайших к планете сырьевых базах, сдав вахту, занимался общей самодиагностикой, дозаправкой и саморемонтом.

Преимущественно – вокруг угнездились корабли держав, представлявших Альянс Человечества. Туристические лайнеры, транспортно-торговые перевозчики, курьерские, дипломатические и прочие всевозможные по большей части небоевые суда.