По дороге жизни. Сборник рассказов

Я всегда вспоминаю старьёвщика и моё детство, когда смотрю один из своих любимых фильмов «Судьба барабанщика». Там есть такая сцена: старьёвщик за бесценок покупает меховую горжетку у героев фильма, и, когда они возмущаются и говорят, что дёшево даёт, потому как она стоит намного дороже, старьёвщик отвечает: «Согласен, но она не его!» И добавляет: «Где ты видел, чтобы мужчина носил женскую горжетку?»

Комсомол

Шло время, я взрослел, проходило детство, пришла юность. Наступил 1960 год. В том году в апреле мне исполнялось пятнадцать лет. Пришло время вступать в ряды ленинского союза молодёжи. С той поры минуло много лет, и недавно мне захотелось рассказать о комсомоле, в основном, для молодых людей, которые практически ничего не знают об этой организации и её делах во славу советского государства.

Молодёжная организация коммунистической партии Советского Союза была создана как Российский Коммунистический Союз Молодёжи 29 октября 1918 года. В 1924 году РКСМ было присвоено имя Владимира Ильича Ленина. В марте 1926 года в связи с образованием СССР РЛКСМ был переименован во Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз молодёжи. О комсомоле написаны тома. Но я хочу об этой организации сказать лично. Основное большинство юношей и девушек вступало в организацию по убеждениям и с желанием, и те, кто сейчас говорит о том, что в комсомол тянули, далеко не правы. Комсомольцы были в первых рядах армии и флота, геройски воевали на фронтах Великой Отечественной войны, а потом восстанавливали свою страну. Среди комсомольцев много Героев Советского Союза и Героев социалистического труда. Город Комсомольск-на-Амуре назвали в честь его строителей – комсомольцев. Что нужно сейчас молодёжи, увы, это не мне решать, но комсомол – организация правильная. Это моё мнение.

Но вернёмся в Ростокино 1960 года. Как в других школах вступали в комсомол, я не знаю. Расскажу, как принимали меня. Как и большинство моих сверстников, я серьёзно готовился к этому шагу. Времени у меня было достаточно: играя в футбол, травмировал ногу и ходил в гипсе. Тренировки бокса тоже пришлось пока оставить. И вот настал день приёма. Нас было двое: я и парень из параллельного класса, Николай. Он занимался в «Крыльях Советов», в секции классической борьбы. Всё действо происходило во время большой перемены. Если мне не изменяет память, она длилась пятнадцать минут. Николай быстро ответил на пару вопросов и вышел. Взялись за меня. Я уверенно и полно отвечал на поставленные вопросы и уже подумал: «Всё. Прошёл». Но не тут-то было. Председатель Совета отрядов задал вопрос: «В какие годы и за что комсомол награждён орденами?» Одну из дат я назвал неверно, и меня не приняли. Выхожу из школы. Обидно. Я ведь серьёзно готовился. Иду, смотрю: из магазина, который был напротив школы, выходят старшие ребята. Среди них мой сосед по бараку – Славка. Он кричит мне: «Вован, как дела?» При этом размахивает руками, а в каждой руке – по бутылке вина. Подошёл, поздоровался, посмотрел на меня. Понял, что у меня что-то случилось. Я ему и рассказал. Он говорит: «А что расстраиваться? Завтра или послезавтра примут». Я ему говорю: «Нет. Теперь только в следующем году». «Это неправильно», – сказал Славка. Спросил меня, где находится комната Совета дружины, и, кивнув одному парню из компании, вошёл в школу. Минут через десять они вернулись. Славка сказал: «Иди учись. Всё будет нормально». Я пошёл на урок химии. Хотя опоздал минут на пятнадцать, учительница меня пустила. Минут через десять в класс вошла председатель Совета дружины, звали её Зина, и что-то сказала учительнице. Та, посмотрев на меня, разрешила выйти из класса. Мы молча дошли до кабинета. Захожу, вижу: сидят все те, кто меня принимал на перемене. Зина задала мне пару вопросов, на которые я уверенно ответил, и они всем составом единогласно проголосовали за принятие меня в комсомол. Я, не совсем поняв, в чём дело, пошёл на урок. На следующий день меня встречает Зина и говорит: «Ну и друзья у тебя Вова!» Я в ответ: «А в чём дело?» Зина рассказывает: «Вчера зашли два бандита и сказали, что если тебя не примут в комсомол, то из школы никто не выйдет. А если выйдет, то до дома не дойдёт». Так я стал комсомольцем.

Моспогруз

«Если хочешь жить, как туз,

Приходи к нам в Моспогруз».

Время шло. Я взрослел. Перешёл в одиннадцатый класс. Надо было заканчивать школу и поступать в институт. О высшем образовании я сам принял решение. Не хотелось сидеть на шее у матери. Многие ростокинские ребята работали профессиональными грузчиками в конторе Моспогруза, которая располагалась в Сокольниках на улице Матросская тишина, напротив тюрьмы. Я поговорил с Сашей Крестом о возможности поработать грузчиком, и он мне помог. Дядя Саша долгие годы дружил с семьёй Орловых, где отец – дядя Коля и два его сына – Толя и Виктор были профессиональными грузчиками. Они взяли меня с собой в контору, но возник серьёзный вопрос: разрешалось работать с восемнадцати лет. Нашёл выход Толик. Он был старше меня, успел отсидеть срок и отслужить в армии, играя там в футбол. Играл он профессионально и даже во время службы отыграл успешно в одной из команд класса «Б». В те годы чемпионат СССР по футболу проводился в двух классах: «А» и «Б». Его пригласили в одну из известных команд класса «А», но, увы, он сел. Толик сказал мне: «Завтра возьми две фотографии и рабочую одежду- Пойдёшь со мной на кондитерскую фабрику имени Бабаева». Она находилась на Верхней Красносельской улице.

Проходную миновали просто – толпой человек в десять, все грузчики. Они меня прикрыли, и я оказался на территории фабрики. Зашли переодеться в раздевалку. Там же мне быстро сделали пропуск. Тогда я впервые увидел, как при помощи варёного куриного яйца перекатывают печать. Пропуск был готов. Свободно пользовался им на проходной в течение полугода.

Сразу «встал под сахар». Толик подошёл и предложил: «Может, с ящиков начнёшь, попривыкнешь? Они намного легче, чем мешки». Но я остался на мешках. Они по весу были разные: 50 килограммов, 100 и «кубинский» – 101 килограмм. Замечу, что мой личный вес к этому времени был 69 кг. Но, как ни странно, я справлялся, и своей очереди у транспортёрной ленты не пропускал. А по ней шли мешки, которые выгружали сразу из вагона, и они с транспортёра падали на спины грузчиков.

Как вы уже догадались, работал я во время занятий в школе. Мать узнала, но махнув рукой сказала: «Делай, как знаешь!» Как оформлялась в конторе моя зарплата, я не интересовался. Трудовая смена длилась 12 часов. День вкалываешь, два отдыхаешь. Мой заработок в месяц был от 110 до 140 рублей. Отмечу, что в то время зарплата учителя и врача составляла от 80 до 110 рублей, а инженера, молодого специалиста доходила до 120 рублей в месяц. Толик был честен со мной в расчётах, в этом я уверен. С зарплаты скидывались «бугру» за справки. Справка – это отчёт о сделанной за смену работе, правильно оформить её очень важно. От этого зависела оплата. Учитывалось, например, сколько метров несёшь груз: десять или двадцать – расценки были разные. Я каждый месяц получал премию, где-то по 10-12 рублей. За что мне платили её, я не знаю, но премиальные мне выдавал Толик. Случалось, когда я был на тренировках или сборах, он приносил деньги моей матери. Она удивлялась, но Анатолий успокаивал: «Володя это заработал».

Мне ещё доплачивали и закрывали смены, как футболисту. Я играл левого защитника в команде Моспогруза, которая выступала на первенстве Москвы, по какой группе не помню. Перед серьёзными играми обязательно были тренировки. В основном матчи проводили на стадионе, который в то время был у метро Семёновская. Сейчас на том месте стоит торговый центр.

Да, упустил нечто важное. Я не пил и не курил. Первая игра, в которой участвовал, меня удивила. В раздевалке народу – на три состава. Весь криминальный цвет трёх вокзалов – Красносельской и Сокольников, все дают наставления игрокам. Ко мне подходят два серьёзных парня, которых я до этого не встречал, и дружеским тоном мне говорят: «Вова, ты играешь левым защитником. Выноси смело любого, кто идёт по твоему краю. Никто тебя не тронет и не обидит ни во время игры, ни после».

Все выпивают. В основном водку. Но, насколько я видел, наши игроки не употребляли, хотя за этим особо и не следил. Даже уверен, что, если они бы и приняли, на их игре это бы не отразилось. Состав команды приличный. Многие прошли школу футбола, некоторые играли в классе «Б». Вратарь в классе «А» выступал за одну известную республиканскую команду. О себе и своих способностях говорить сложно, но игры я не портил, а функциональная подготовка у меня в разы выше, чем у любого игрока нашей команды. Во втором тайме мог играть в защите, полузащите и ещё подключался в нападении. За Моспогруз я отыграл до конца сезона 1963 года. Команду не подвёл, несмотря на экзамены в школе и поступление в институт.

По прошествии многих лет я понял, что сложнее всего было во время матча не игрокам, а судье, потому что болели за нас «очень серьёзные ребята». И мы держали марку. Играли жёстко, однако строго по правилам.

С того матча мы ехали с Толиком на электричке до станции Яуза. Игра закончилась в районе полудня. Был будний день. В поезде я встретил своего знакомого Леонида, мы вместе с ним тренировались в клубе «Крылья Советов», и задержался с ним на выходе, а Толик двинулся вперёд и вышел со одной стороны, а я – с противоположной. Через пару строк вы поймёте, к чему это уточнение. Мы повернули домой (жили с ним в одном бараке). Вдруг Толик останавливается и говорит: «Пошли в кино. Ребята говорят, что фильм классный идёт – «Тайна Жао-Кораль». Я ему отвечаю: «У меня денег нет». А он: «У меня тоже», – и достаёт классные часы. Я удивился, а приятель объясняет: «Да вот, пошёл на выход. В тамбуре стоит какой-то хлюст. Задел его нечаянно сумкой. Не успел извиниться, как он меня обозвал. Ну, я врезал. Хорошо, в тамбуре никого не было. Он упал, раскинув руки. Смотрю «котлы» классные». И, оправдываясь то ли передо мной, то ли перед собой, сказал: «Ну, наказать-то надо!» Я промолчал. Толик тогда так рассудил: «Сейчас за трояк продадим, и в кино. Ещё мне на пиво, а тебе на крюшон и корзиночки хватит». Ростокинским были известны мои кондитерские пристрастия.

Вошли в сарай, там два человека. Я их знал – воры. Толик предложил им часы. Они, смеясь, посмотрели на нас, и один из них закатал рукав левой руки. Там было надето несколько часов: «На правой столько же!» Ну, мы им сказали, что хотим сходить в кино. Фильм хороший. Они пригласили: «Да пошли, у нас деньги есть!» Посмотрели хороший приключенческий, что важно, цветной фильм, ну и, конечно, в буфете отметились.

Толик был способным, я бы сказал, не без таланта. Много читал, несмотря на то, что два раза сидел, сленг в разговоре практически не употреблял, разве, для юмора. Танцевал, хорошо играл на гитаре, пел, но, увы, окончил жизнь в феврале 1974 года, выйдя из окна десятого этажа квартиры сестры. Был трезв, и со слов очевидцев, стоя в проёме окна, улыбнувшись, сказал: «Ну, я пошёл». Так что талант и способности – одно, а жизнь – совсем другое.

Ипподром

«Я где-то слышал краем уха,

что едет Ваня Попельнуха…»

Когда я учился на втором курсе института, мой друг Дмитрий предложил съездить на бега. Я согласился. В воскресенье отправились. На ипподроме я до этого никогда не был и интереса к играм на деньги не испытывал. Мы пошли на трибуну, так называемую «сороковку» – цена билета туда сорок копеек. Весь ипподром делился на три вида мест: за восемьдесят копеек, сорок и двадцать.

Мне было интересно наблюдать за людьми. Глаза горят, отчаянно спорят о лошадях и их наездниках. Подошли знакомые ребята: Михаил (мастер спорта СССР по теннису), Борис (мастер спорта по вольной борьбе) и Володя Московкин, который полностью соответствовал своей фамилии – был пятикратным чемпионом Москвы по боксу. Ребята надёжные во всём. С ними я дружил, пока наши дороги не разошлись. Кто в Америку уехал, кто в Израиль, а кто ушёл из жизни. Все они ходили на ипподром не посмотреть, а играли с наездником, чтобы заработать деньги. Потом меня с ним познакомили. Его уже давно нет в живых, но я не хочу называть его фамилию. Как сейчас говорят: «Бизнес и только бизнес».

Все мои друзья являлись действующими спортсменами, но, когда они были на сборах в Москве, то находили время и для ипподрома. Встречались около него за час-полтора до открытия. Схема, по которой мы работали, в принципе была одна и та же, иногда с вариантами. Один шёл в конюшню, где наездник давал расклад по трём заездам. На те, что перед ним; тот, где едет сам; следующий за ним. Играли: в ординаре – это ставка на один заезд и в длинном – ставка на два заезда. Допустим, в первом заезде ставим на номер один, а во втором – на номер пять.

Условностей было много, но я приведу один пример. Наездник сообщает, что в его заезде фаворит он. Как говорят: «Он едет». Но для страховки называет ещё одного, максимум – двух наездников, которые могут накатить, в смысле – выиграть. Если были непредвиденные изменения, подавались сигналы знаком на раскатке перед самим заездом. Наездник снимает и одевает картуз, перекладывает хлыст из руки в руку. Вкратце так. В общем, как говорит поговорка тех лет: «Я где-то слышал краем уха, что едет Ваня Попельнуха». Иван Попельнуха – известный наездник тех лет.

Для конспирации играли в основном в «двадцатке». Выигрывали чаще, чем проигрывали. После выигрыша нам с Дмитрием перепадало по червонцу, иногда по два и ресторан, где мы не платили. Пить мы не пили, но ужинали всегда с аппетитом. А после ресторана – по пятёрке на такси обязательно. Чаще всего ужинали в ресторане «Сатурн» у метро Кировская. Там пела певица Ира, которая, причем не один раз за вечер, исполняла известную, как говорили в то время, белогвардейскую, песню «Купите папиросы». Это было время, когда мы успевали учиться, тренироваться, выступать на соревнованиях высокого уровня, потому что были молоды и во главу угла не ставили деньги.

Смерть вождя

В 1952 году я пошёл в первый класс. Как всё было, к сожалению, не помню. Единственное, что отложилось в памяти, – в школу, до которой было около километра, привела меня бабушка. Потом ходили туда толпой человек по двадцать. Уроков тоже не помню, но отчетливо запечатлелся март 1953 года. Пятого марта умер отец и учитель всего советского народа – Иосиф Сталин. О его смерти объявили шестого марта в шесть утра. Что происходило у нас в доме, не воспроизведу, но, когда вышел из барака, встретил соседа Славку. Тот сказал, что умер Сталин, и сегодня смеяться нельзя. Ну, сказал, и что? Я пошёл в школу. А там суета.

Все учителя стоят в коридоре и плачут. Педагоги, в основном, женщины. Мужчин-учителей помню всех. Два математика (один из них, Борис Иванович, который дополнительно вёл физику), преподаватель черчения и рисования, преподаватель физкультуры. Прозвенел звонок. Мы вошли в класс. Все мальчишки (совместное обучение с девочками началось в четвёртом классе). Наша учительница – Клавдия Сергеевна (помню не только имя-отчество, но и фамилию) с носовым платком в руке, вытирая слёзы, говорила что-то о величии Сталина, о том, что умер наш отец. Потом мы пошли на линейку, посвящённую смерти вождя, но не в актовый зал, который был на четвёртом этаже. Учащихся первого – пятого классов построили в коридоре. Все учителя, плача и вытирая слёзы, говорили о Сталине, что он выиграл войну, и весь советский народ теперь осиротел.

После линейки мы вернулись в класс. Клавдия Сергеевна ещё ничего не успела сказать, как дверь с грохотом открылась, и в неё ввалилось человек пять-шесть старшеклассников во главе со Славкой. Все были возбуждены, громко кричали, что сегодня смеяться нельзя. Славка, обращаясь ко мне сказал: «Вован, кто засмеётся – бей в глаз». Уважаемые читатели, у вас вполне обоснованно может возникнуть вопрос: «Почему именно в глаз?» В те непростые годы среди шпаны гуляла такая поговорка: «Не трожь рабочий класс, а то получишь в глаз».

Седьмого марта младшие классы освободили от уроков. Все обсуждали и интересовались похоронами Сталина и собирались на них идти. От старших узнал, что Саша Крест созывал сход только ростокинских по похоронам вождя. Я хотел пойти с ними, но он настрого запретил меня брать. Так что, возможно, спас мне жизнь, потому что там погибло много людей. Где-то через неделю после похорон зашёл в сарай к Славке и был очень удивлён увиденным. На полу – гора женских сумок, а на топчане – гора воротников песцовых, каракулевых и лисьих с мордами и лапками. Воротники в то время накидывались на пальто и крепились крючками. Я это знал, потому как в декабре – перед Новым годом мы покупали бабушке воротник из песца. Даже помню где – в Щербаковском универмаге, сейчас там метро Сухаревская. Вспоминая то время, я понял, для чего дядя Саша собирал местных.

С исторической точки зрения о смерти вождя, говорить не хочу, хотя и имею высшее историческое образование. О Сталине я помню с пяти лет. Когда был в детском саду, нам, детям, очень часто про него рассказывали. Пишу только то, что помню. Говорили, что Иосиф Виссарионович нас спас, выиграл войну, все ночи напролёт он работает, думая о нас, детях, что Сталин отец всех советских людей. На его день рождения в декабре на обед давали сладости. Я с детьми не один раз украшал портрет вождя цветами, сделанными из цветной бумаги. Когда у нас в доме собирались гости, не помню, чтобы во время застолий его вспоминали и пили за его здоровье. Вполне возможно, что вели разговоры и пили за здоровье вождя, но без меня. За столом сидели достойные люди, прошедшие войну, как и мой отец, но помню только двоих. Дядю Борю – лётчика, который до войны пел в Большом театре. У него была бронь, но до войны он окончил школу ДОСААФ, отказался от брони, прошёл ускоренные курсы лётного состава и ушёл на фронт. Летал на бомбардировщике. В 1942 году, летом, его сбили над территорией врага, но в плен он не попал. Спасли и выходили его местные жители. Что интересно, к своим через линию фронта он перешёл в одиночку и продолжил летать. И дядю Володю, полковника, танкиста, командира полка. Это всё, что я могу рассказать о Иосифе Сталине и его похоронах.

Автозавод

Вам, уважаемый читатель, интересно будет узнать: «Почему автозавод?» Да потому, что мой дед Спиридон и дядя Серёжа на заводе АМО (Автомобильное Московское Объединение) работали с 1923 года. Спиридон родился в Подольской губернии. Семья его занималась огородничеством. В 1910 году парня призвали в царскую армию. Попал в кавалерию, в драгуны. В то время служба длилась четыре года. В августе 1914 года он должен был выйти в запас, но началась Первая мировая война.

По наградам, которые дед заслужил на войне: три «Георгия» и именное оружие – видно, что воевал достойно. Закончилась Первая мировая – началась братоубийственная Гражданская. И только в 1918 году вернулся Спиридон в свою деревню. Два дня осматривался, потом уехал. Почему? Дед мне подробно об этом рассказал незадолго до смерти. Это я хорошо помню. Умер он в 1980 году. Мне в ту пору было 37 лет.

Приехал мой будущий дед в деревню, посидели, как водится, – у него были водка и еда. Спросил: «Как брат старший Николай?» (Тот тоже воевал и в то время был в плену. Как потом узнали, там и погиб. Надо отдать должное германским властям, которые прислали официальный документ о том, от чего он умер и где похоронен). «Кто из моих друзей в деревне?» Родители назвали двоих, как оказалось, они пришли с войны инвалидами. Было поздно, легли спать. Утром рано на пороге появились два друга-инвалида. Дед сразу бутылку и закуску – на стол. Сели, начали разговор. Мать с отцом ушли, чтобы не мешать. Всех вспомнили, помянули не вернувшихся с войны и перешли к политике. Время было такое – о политике говорили все. Дед спросил: «А кто власть в деревне?» Друзья называют ему двоих из деревни – пьяниц и бездельников. Их никто не уважал. Дед очень удивился. А ему говорят, что, когда случилась революция, эти двое соорудили красное знамя и ходили по деревне, распевая: «Смело, товарищи, в ногу». Через неделю приехало губернское руководство. Вручили им печать и мандат о том, что один из них является председателем сельсовета, другой – его заместителем. Председателю дали маузер, заму – винтовку. Дед, ничего не говоря, дождался родителей, попрощался и уехал воевать на Гражданскую.

Вернёмся в 1923 год, к автозаводу. Деда взял на работу сам Лихачёв. Его определили в отдел снабжения. Он грамотный, хорошо писал, обладал феноменальной памятью. Я помню, когда мне было лет семь-восемь, он мне наизусть читал стихи Пушкина, полностью «Бородино» Лермонтова. В то время снабженец для такого предприятия – не только необходимая, но и опасная для жизни профессия. В 1924 году в разгаре НЭП (Новая экономическая политика). А вместе с тем, карточки. О бандитизме в те времена говорить не буду.

Зимой 1925 года деду дали задание поменять карточки на продукты и привести на завод. Выделили подводы, извозчиков и одного помощника – молодого парня. Обменивать карточки надо было в районе Таганской площади. Подъехав к означенному месту (а там всегда была тьма народу), потолкавшись, заняв очередь, отошли в сторону. И тут помощник замер. Он обнаружил, что все карточки у него украли. Они были в подшитом внутри кармане. Вас удивит, почему карточки были не у старшего, то есть у моего деда. Это делалось для отвлечения воров. Чтобы те подумали, что карточки у старшего. Напарник побледнел и не мог вымолвить слова, но дед его успокоил, сказав, что за карточки и продукты отвечает он лично. В те времена о тюремном сроке за потерю карточек мечтать не приходилось – сразу расстрел.

Дед вспомнил, что в 1916 году после серьёзного ранения ему дали отпуск. Пару дней перед отъездом на фронт пробыл в Москве и хорошо погулял. Закончил гулянку на знаменитой Сухаревке, известной в России своими воровскими притонами. Денег было прилично. Поил всех. Когда надо было уезжать, провожать его на вокзал поехал серьёзный парень, который принимал участие в гулянке. Он назвал себя Иваном. Но его это имя или воровское, никто не знал. Иваном в те годы называли криминальных авторитетов. Прощаясь, он сказал: «Спиридон, хороший ты человек, смелый и добрый. Храни тебя Господь. Если что случится, будешь в Москве, спроси Ивана с Таганки». И назвал место, где его можно найти. Почему дед это вспомнил? Он сказал, что у него в голове в течение нескольких секунд пролетела вся его жизнь. Извозчикам дал денег – они пошли пить чай, а с молодым отправились искать место, которое назвал Иван, на Таганку. Войдя в трактир, обратились к половому, тот сделал удивлённый вид, не ответив, и спросил: «Что желаете?» Заказали чай. Через пять минут к ним подошёл пожилой, угрюмый человек. Поинтересовался: «Кто ищет Ивана? Что нужно?» Дед назвал себя, и сказал, что у него беда. Человек спросил: «Деньги есть?» Дед кивнул. Тот сказал: «Ждите!» – и ушёл. Где-то часа через два в чайную ввалилась большая компания. Ивана среди них дед сразу и не признал. Один из этой компании, модный и богато одетый в шубу и меховую шапку, человек подошёл, улыбаясь: «Здорово Спиридон!» – и сразу по делу: «Рассказывай». Дед всё и выложил. Иван – молодому: «Встань!» – внимательно рассмотрел куртку. Подозвал одного из своей компании. Тот тоже посмотрел и, обращаясь к Ивану: «Не наши. Такую «риску» работают замоскворецкие». Иван своему товарищу что-то сказал. Когда тот ушёл, обращаясь к деду: «Надо ждать утра». Спиридон согласился: «До утра терпит. Но кроме нас – извозчики и три подводы. Надо где-то переночевать». Иван поманил пальцем полового, велел, чтобы тот решил вопрос с ночёвкой. А деду сказал: «Спиридон, всё оплачено, ужинайте, завтракайте, утром вас найдут». Ночь прошла без сна. Утром пили чай. Вдруг дверь открывается, входят двое здоровых парней, и с порога: «Кто тут Спиридон?» Затем из кожаной сумки молча вываливают на стол карточки. Говорят: «Не беспокойся, все на месте. Иван велел кланяться. Сам занят. Не теряй больше!» – и ушли. После с Иваном Спиридон не встречался, но был ему очень благодарен.

С 1923 по 1965 год дед работал на заводе. За это время название завода несколько раз менялось. С АМО – на завод имени Сталина, потом – имени Лихачёва. С этим названием он и канул в Лету. Дед, несмотря на смену «вывесок», всё время работал на шлифовальном станке. Он был классным специалистом. Имел награды. В то время, по оценке иностранных специалистов, в том числе американских, которые кое-что понимали в автомобилестроении, завод признавали лучшим и не только по размеру, но и по качеству выпускаемой продукции во всей Европе, а сейчас на территории жилой комплекс и хоккейный дворец. Не всё в той моей стране-родине – СССР было плохо, и это факт. Жаль, лучшее не удалось сохранить. За почти тридцать лет «новой России» ничего подобного в области автомобилестроения не создано.

Два Ивана

В Моспогрузе я продолжал работать, учась в институте, точнее – подрабатывать, но трудится приходилось там, где была необходимость в грузчиках. Это многие объекты: завод «Красный богатырь», Преображенская овощная база, завод «Узбеквино». Кратко вспомню про все объекты.

На первом – заводе «Красный богатырь» всё обыденно, в основном, рутинная работа. Поднёс – отнёс. Где-то на второй или третьей смене ко мне подошёл бригадир, он был в возрасте, и обратился очень вежливо: «Владимир, за тебя серьёзные люди сказали. Дело есть по деньгам». Я кивнул, дал согласие выслушать. Бугор говорит: «Ящики с готовой продукцией надо поднести». Показал место куда. «Ну, и на атасе постоять. А дальше, чтобы тебя не светить, ребята займутся. Вова, хорошо заработаешь». Я ему: «У меня свой интерес. Смену проставите?» Бригадир ответил: «Не вопрос». И добавил: «И месячная премия». Он слово своё сдержал, и две-три смены в месяц закрывал. Я больше времени мог уделять учёбе и тренировкам. Когда уходил с завода, спросил бригадира: «Всё нормально?» – имея ввиду сворованную продукцию. Он спокойно улыбнулся: «Володя, десять-двадцать ящиков готовой продукции никто и не заметит. Представляешь себе, сколько ворует руководство, – к коммунизму идём!» Шёл 1964 год – страна тогда называлась СССР.

На новой подработке – на заводе «Узбеквино» столкнулся с незнакомым видом работы. Надо было загружать и разгружать бочки с вином. Вес бочек – от двухсот до пятисот килограммов. Работа непростая, даже опасная. Особенно, когда разгружаешь со второго яруса. Бочки скользкие, перчатки мокрые. Бочка легко может слететь с настила, а куда отскочить – места нет. Такой труд требует не только силы, но и напряжённого внимания. Второй вид работ – погрузка на машины ящиков с готовой продукцией. Это вино в бутылках, в основном, по 0,75 литра. Ставили на машину сразу по три ящика, иногда по четыре. Часто водители доплачивали грузчикам за скорость, чтобы сделать больше ездок по магазинам – в торговой точке получали свои десять-двенадцать рублей. Они успевали сделать три-четыре поездки. Считайте, их премиальные в день – сорок рублей плюс то, что списано на официальный «бой». Две бутылки, как минимум. Добавляйте к сороковнику ещё червонец. Пятьдесят рублей в смену! Но с этих денег они делились.

Ящики с готовой продукцией весили около двадцати килограммов. Подсчитать легко: четыре ящика – около восьмидесяти кг. Иногда брали и по пять. Для меня это была хорошая тренировка. Со мной в бригаде работал грузчиком, бывший известный «медвежатник» Иван. Было ему в то время пятьдесят шесть лет. Отсидел семнадцать лет. Познакомившись с ним, я спросил: «Как ваше отчество?» Он мне сказал, чтобы я его называл по имени.

Иван имел рост за сто девяносто сантиметров, сухое телосложение, рельеф мускулатуры меня удивил: как его можно было сохранить после стольких отсидок? Как-то во время обеда зашёл разговор о спорте. Вообще-то, как правило, обед проходил в полном молчании, иногда только обсуждались профессиональные вопросы. Из пяти человек бригады трое отсидели. У серьёзных людей не принято языком молотить. Иван признался, что в молодости за ним ходили тренеры. И рассказал, как однажды пришёл на стадион с друзьями. Там бросали, как я понял, диск. Иван назвал его блином. Это не шутка. Уверен, что он не знал правильного названия легкоатлетического снаряда. С друзьями они были немножко выпившими, и Ивана завели: «Иди, попробуй, кинь этот блин!» Но, как ни странно, тренер разрешил. Его впечатлили рост и атлетическая фигура парня. Иван взял диск, размахнулся и бросил его. Тренер оставил своих подопечных и пошёл за Иваном к его компании, которая сидела на трибуне. Стал уговаривать прийти на тренировку. Отметил, что у молодого человека отличные данные, и ему надо заняться спортом. Ещё сказал, что его спортсмены тренируются больше двух лет, а он с первого раза показал результат такой же, как у них. Вспоминая об этом, Иван сожалел: «Зря не занялся спортом, может быть, тогда и вором бы не стал!»

Обед по времени был не нормирован. Всё зависело от машин. Они ждать не могли. Начиналась погрузка. Иван, очевидно, хотел показать, что он и сейчас не из слабых. Поставил друг на друга восемь ящиков с готовой продукцией, поднял их, прошёл три-четыре шага – и они оказались на дне кузова. Вот, пожалуйста, сто шестьдесят килограммов!

На работе всё шло своим чередом. Работа она и есть работа. В общем, бери больше – кидай дальше, а бочки – кати. После семи смен вызывают меня к руководству завода. Представились: директор и завпроизводством. Красивая женщина. Директор говорит: «Владимир, вы спортсмен и не пьёте». Я сказал: «Всё верно». И сразу к делу: «С вашим бригадиром договорились. Мы поставим вас на разлив вина из цистерн в бочки. Это просто. Шланг, штуцер и наполняй бочку». Казалось, это даже примитивно. Не понял, причём здесь пьющий или непьющий. На следующий день всё прояснилось. Я подошёл к бригадиру и рассказал о предложении руководства. Он объяснил: «Самые крепкие выдерживают не более тридцати минут и падают мертвецки пьяными. Работа заканчивается. Иногда падают и не успевают закрыть штуцер. Вино льётся по территории рекой».

Приступили к работе, бригадир говорит: «Студент, иди на розлив!» – ударение поставил на первый слог. Где-то через час, смотрю, со стороны железнодорожных путей ко мне подходят ребята с «Бабаевки», футболисты и не только. Толик впереди, улыбаясь, говорит: «Вован, не дай умереть пацанам!» Ну, и я начал розлив в железную кружку ёмкостью один литр. Толик, как старший, выпил последним. Поблагодарили. Ушли. Смотрю, идёт толпа – ребята с трёх вокзалов вместе с сокольническими. Руками мне машут, смеются. На розливе я был раза три-четыре, и всё время по той же схеме. Когда уходил с завода, мне заведующая производством дала тридцать рублей. Сказала, что это премия.