Кровопийца. Уральский криминальный роман

– Что еще?

– Я не понял, отчего вы так отнеслись болезненно к высказанной мною просьбе помочь. Я бы на вашем месте…

– Вот-вот! Когда займешь мое место, в чем я очень сомневаюсь, тогда все и поймешь. Особенно, если рядом окажутся такие вот «шустряки» в замах…

– Я вовсе не мечу на ваше место. Извините, если вам это показалось.

– Заруби себе, голубчик, на носу: мне никогда и ничего не кажется. Впрочем, извини, я занят. Если что, заходи. Еще поговорим.

Верейкин вновь уткнул нос в бумагу и перестал замечать Фомина.

22 января. Четверг. 16.45

Фомин метался из угла в угол своего кабинета. Он был зол. На себя, конечно, а на кого же еще-то? Не дело начинать службу с конфликтов. Так-то ничего не получится. Не в чести здесь самостоятельность. Верейкин, вот, ревниво отнесся к его просьбе о помощи специалистами. Впрочем, прав он: никому не понравится, если подчиненные начнут действовать через голову начальства. Придется от прежних привычек отказываться.

Он остановился возле тумбочки. Замер. Потом наклонился, открыл и вынул оттуда бутылку с квасом. Откупорил, налил в стакан, отпил, поставил на тумбочку. Прошел на свое место, упал в кресло с высокой спинкой, придвинул телефонный аппарат и стал набирать номер. Длинные гудки. Он ждал. Но никто трубку не брал. В сердцах бросил трубку на аппарат.

И тут дверь его кабинета широко распахнулась. На пороге – широко улыбаясь – полковник Чайковский.

– Разреши, гражданин начальник?

Фомин на какое-то время онемел от такой неожиданности.

– Ты чего на меня вперился? Будто баран на новые ворота. Не видел никогда, что ли?

Чайковский вошел, снял папаху, овчинный полушубок, вернулся к порогу, стряхнул снег, огляделся. Нашел, что искал, – вешалку в углу. Прошел, повесил. Обернулся к Фомину.

– Что, так и будешь сидеть чурбаном?

Чайковский продолжал также широко улыбаться, искренне радуясь встрече с товарищем, с которым не виделся уже целую вечность, – два месяца и четыре дня.

Только тут Фомин очухался. Вскочил, опрокинув кресло, вылетел из-за стола и стиснул в своих медвежьих объятиях гостя.

– Ну-ну, поосторожнее. Кости-то свои, не купленные.

Этот могучий человек весь светился и вел себя, как малый ребенок. Он глядел в глаза полковника, все еще держа в объятиях.

– Ты не представляешь, как я ряд! – воскликнул Фомин. – Как я рад тебя видеть. Не поверишь, соскучился… по тебе и по Орловой.

Тиски, державшие полковника, разжались. Он присел на первый же подвернувшийся стул.

– Ну, и силища… Как двадцать лет назад. Нисколько не стареешь.

Фомин повторил:

– Скучаю я…

– Бессовестный врун, нахал. Так я тебе и поверил. Столько времени прошло, а ты даже не позвонил. Будто я – на полюсе. Мог бы и заскочить. Или гордыня заела? Трудно преодолеть расстояние от Челюскинцев до Главного проспекта?

– Звонил я тебе, – оправдываясь, сказал Фомин. – Только что. Но разве тебя застанешь на месте? Вон, какой важной птицей стал.

– Только не для тебя, Сашок.

– Да, уж… – с сомнением произнес Фомин. – Дружба дружбой, а табачок-то курим разный.

– Кончай, дружище, баланду травить и готовь угощение.

– Может, коньячка… немного, за встречу?

– Нет-нет, ты же меня знаешь: на службе – ни грамма.

– Но бывают и исключения из правил.

– Нет-нет. Включай-ка вон тот чайник и давай кофе.

Фомин так и сделал. А потом спросил:

– Каким ветром?..

– Попутным, конечно. – Чайковский внимательно посмотрел в глаза хозяина. – Как твои дела?

– Ты о чем?

– Обо всем.

– На службе – нормально

– А дома?

– Тоже вроде бы…

– Не финти, понял? Меня – не проведешь. Вижу!

– Я правду говорю. Дома – в порядке. Жена, правда, недавно приболела – загрипповала. Но сейчас – все позади. Сын у меня, ты знаешь, два дня назад удивил: пришел откуда-то и с порога заявил, что собирается стать сыщиком. Что на него нашло? Все время молчал, а тут выложил.

– Не уводи меня в сторону. Говори, что на службе?

– Да… нормально, говорю. – Фомин встал, завидев, что чайник уже готов, достал две банки – с кофе и сахаром, две миниатюрных чашечки с такими же блюдцами и ложечками. – Давай, сам, по вкусу.

Чайковский, помешивая в чашечке, сказал:

– Ну-с, слушаю.

– Может, о деле, а? Не за тем же приехал, чтобы выслушивать мое хныканье.

– — Откуда знать-то тебе…

– Уж знаю… Наверняка, Верейкин успел «настучать».