Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

– То, что вы были на экскурсии.

– Многие, Александр Сергеевич.

– Например?

– Пашка Объедков… Из Курской области… Участник антитеррористической операции на Северном Кавказе… Говорят, что та операция успешно и давно завершена, но Пашка рассказывал, что выезжать в горы опасно, даже в городе передвигались на БэТээРах. Не безопаснее и на блокпостах. В одно из нападений Пашку хорошо бандиты шмякнули. Теперь инвалид второй группы, а ему всего двадцать пять лет. До сих пор колошматят кавказцы наших вояк.

– А насчет двадцать восьмого?

– Он же. В одной с ним палате обитал. Сутками ему мозолил глаза.

– А еще?

– Ну, не знаю… Разве что процедурные сёстры, строго исполнявшие назначения врача. С этим в санатории строго.

– Я понял.

– Ваши вопросы удивляют.

– Почему? – Спросил детектив и уточнил. – Для меня, например, вопросы до безобразия банальны. В тысяча первый раз задаю.

– Как догадываюсь, пытаетесь прощупать меня по части алиби.

– Возможно.

– Но это же абсурд, Александр Сергеевич!

– В чем видите «абсурд»?

– Для чего мне что-то делать в отношении сына?

– Не знаю, Савелий Иванович.

– Вот! Я тоже не знаю. И еще: если бы была моя причастность, то какого хрена, извините, обратился к вам за помощью, при этом неся материальные потери? Дурью маюсь, хотите сказать?

– Цели ваши пока мне не ясны, поэтому ничего сказать не могу. Единственное, что мне подсказывает практика детективной деятельности, – у заказчика не всегда бывают благими намерения.

– Хотите сказать, что устраиваю эту катавасию с исчезновением сына для отвода глаз?

– Почему бы и нет, Савелий Иванович?

– Извините, но от вас эти глупости слышать как-то не совсем…

Детектив решительно возразил:

– Глупостью и не пахнет. Я скажу откровенно: вы могли где-то спрятать сына…

Низковских не переставал изумляться.

– Допустим… Что дальше? И, главное, зачем?

– Попробую объяснить, хотя мне не пристало этим заниматься. Поскольку сын, как вы сами говорили, не только страдает от алкоголизма, но и балуется наркотиками, постольку вы решили принудительно вырвать из ему привычной среды, изолировать от влияния дружков, а также от семейной нездоровой, как вы можете считать, атмосферы, от царящей семейной вседозволенности. Дмитрий – человек абсолютно безвольный – подчинился вам и…

– И что дальше? Где я могу парнишку прятать?

– Не знаю. Но не исключаю, что Дмитрий Низковских помещен вами в один из закрытых реабилитационных центров…

– Мною?!

– Совершенно верно.

– Ерунда!

– Нет, не ерунда, Савелий Иванович.

– В Ирбите ничего такого нет, в окрестных городах – тоже.

– Да, в Ирбите нет, но вот в Екатеринбурге есть. Допустим, скандально известный центр «Екатеринбуржцы – без наркотиков», где пациентов избивают, более того, приковывают к кроватям, чтобы те не шебутили.

– Уверяю вас: я ни с какими центрами не связан; лично я сына никуда не закрывал.

– Если не вы, то кто? Ваша бывшая жена, то есть Сергиевских Светлана Львовна?

– Нет, не думаю… Если бы она хотела, то давно бы сделала это.

– Но всякому терпению, даже материнскому, может прийти конец.

– Не верю. Знаете, почему?

– Нет, не знаю, но хотел бы узнать.

– Потому что эта дама слишком занята собой и, по большому счету, судьба Димки ей по барабану… Да-да, я не оговорился. Димке требовались не бабки, которыми мать откупалась, а внимание. Это внимания как раз и не было.

– Однако вы, насколько помню, рассказывали, что хотели Димку забрать к себе, даже в суд обращались, чтобы изменить его проживание…

– Совершенно верно.

– Но именно мать, которой сын, как вы только что выразились, по барабану, воспрепятствовала, для чего, как я понял, воспользовалась связями в определенных кругах ирбитского общества. Как это увязать?

– Всё просто. Как та пресловутая собака, лежащая на сене: сама, дескать, не ам, но и другим не дам. Эгоизм, доведенный до маразма.

– Пожалуй, с вами соглашусь…

– Конечно!

– В той части соглашусь, что Светлана Львовна никуда не помещала Дмитрия. Она бы вела себя иначе, в том числе и по отношению к вам. А вот вас в этом, точно, подозревает. Отсюда ее такая в отношении вас дикая злоба. Я так думаю.

– Её подозрения ни на чем не основаны. Бесится, потому что дура конченая. Не берите в голову.