Страсти людские. Сборник любовных историй

– Хорошая идея или так? – сыронизировала Валентина. – Ну, говори, слушаю.

– Предлагаю отметить это дело…

– Какое «дело»? Ты о чем? – девушка взмахнула челкой, закрывающей часть лба, и озорно посмотрела на Виктора блестящими глазами.

– Ну… начало твоего отпуска.

– А, вот ты о чем… И где предлагаешь, в каком кафе? «Молодежном»?

Виктор отрицательно мотнул головой.

– Не в кафе.

– А тогда где? Может, на бережку? Например, у речки Пышма. Погода, видишь, – она взглядом указала на синеву безоблачного неба, – шепчет. Возьмем палатку на прокат. На всякий случай.

– У меня… на квартире… Момент важный… И надо, чтобы было все торжественно и условия соответствующие.

– В такую погоду и дома?! – изумилась Валентина. Виктор смотрел ей прямо в глаза и ждал ее решения. Выдержав паузу, девушка кивнула. – Будь по-твоему, – и тут же погрозила пальцем, – но без вольностей, понял?

Виктор притворился, что обиделся.

– Неужели я способен, Валюша?

– А кто вас знает, мужиков! – рассмеявшись, убежала в общежитие, откуда только что выходила вахтерша и знаками показывала последним парочкам, что, мол, все, пора курочкам на насесты.

На другой день, за пятнадцать минут до назначенного часа Виктор был возле общежития. Валентина вышла ровно в четыре. На ней было легкое ситцевое платье (красный горошек на белом поле), на шее – косынка из того же ситца, волосы сзади собраны в пучок и повязаны белой лентой, на ногах – модельные туфельки на остром и высоком каблуке, в руках – крохотная сумочка из красной кожи.

И они пошли к нему домой, где Валентина еще не бывала. Дома девушку встретил празднично накрытый стол: по центру – оранжевые тюльпаны (ее любимые) в хрустальной вазе, коньяк «Наполеон», лимоны, шоколадное ассорти «Птичье молоко», рюмки, тарелки, ножи и вилки.

Девушка, окинув квартиру профессиональным взглядом, заметила:

– Уютненько. И прибрано. Даже не верится, что здесь живет старый холостяк.

Виктор состроил обиженное лицо.

– Так-таки уж и старый?

Валентина подошла и чмокнула в щечку.

– Старый-старый, но до такой степени, когда еще хочется любить.

– Ну, это куда ни шло.

Они сидели, пили коньяк, разговаривали обо всем. Точнее – Валентина лишь притрагивалась губками к рюмке, а пил и говорил больше Виктор; Валентина же ограничивалась односложными репликами. Прошел час, другой, третий. Оба ничего не замечали. Они видели и чувствовали только друг друга, а иного мира, кроме их, в тот вечер не существовало. Оба были счастливы. Неловкости, которая ощущалась попервости, – не стало. Валентина озорничала, то и дело взъерошивая и без того непокорную шевелюру Виктора; гладила шершавой ладонью по щекам и губам; клала голову ему на плечо и закрывала свои карие глаза.

Потом, заметив у стенки радиолу «Эстония», попросила:

– Поставь, что-нибудь, а?

Виктор встал и пошел туда. Роясь в стопке виниловых пластинок, спросил:

– Что именно, любимая?

– Любую… душевную… У тебя случайно нет полонеза Огинского?

– «Случайно» есть.

– Да? Ты тоже любишь Огинского?

– Чтобы у меня было, достаточно того, что ты это любишь.

– Откуда знать тебе, что я люблю, а что нет? Я – не говорила…

– Значит, угадал, – ответил Виктор, укладывая на круг пластинку. – Пусть будет экспромт.

Валентина улыбнулась:

– Говоря твоими же словами, наилучший экспромт тот, который заранее подготовлен.

Зазвучали первые аккорды полонеза. Виктор вернулся к столу. Валентина подняла рюмку.

– За прекрасную музыку и за любовь, которую она воспевает.

Валентина выпила до дна и ее дыхание с непривычки перехватило. Виктор был готов и поднес к ее губам ломтик лимона.

– Крепкий, черт!

Звучал полонез, а они целовались. Они целовались, не замечая ничего, и тогда, когда музыка закончилась, а проигрыватель крутился вхолостую. В одну из пауз Валентина спросила:

– Ты на самом деле любишь или притворяешься?

– Молчи, негодница! – воскликнул Виктор и вновь впился в ее губы.

Девушка легонько отстранилась.

– Ты не ответил…

– Я тебе уже столько раз говорил.

– Неважно! Хочу услышать сейчас.

Виктор пропел:

– О любви не говори: о ней все сказано. Сердце, полное любви, молчать обязано.

– Сфальшивил.

– Пою для тебя, любимая, так, как могу. Извини.