Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша

Отныне Властитель Яви жил одною Силой злобной ко всему, что Свет несло, и сокрушал он всё, что форму обретало Краса-ты. Сатанэль же с Силой этой совладать никак не мог и, в безумие впадая, Царство Чёрное своё едва не сокрушил. Тогда, опомнившись слегка, Сатанэль Кольцо просил умерить мощь свою: задыхался дух его. Потом, потом он Силу эту всю в себя вберёт, и будет он её Копьём, нет, будет всё наоборот: Сила станет та Мечом в его железной длани…

– И Краса-те тогда конец настанет! – Глас в сознанье Сатанэля громом мощным громыхнул, на куски его он развалил, и долго рушились они в Бездну Чёрной Пустоты; а Пустота всё чаще грезилась ему – Чёрной Бездной ледяной она вся раскрывалась перед ним. И как-то припомнились слова Владыки Ра, что весь Мир, Вселенная сама, Краса-тою держатся одной, без Краса-ты Вселенная погибнет. И Сатанэль всерьёз вдруг испугался: то где же будет он тогда? Во что он превратится? Об этом он Кольцо немедля вопросил. Злобой ярою давясь, так оно ответило ему:

– Твой Ум мне нужен, и потому ты будешь! Потому от Ра мы поражения терпели, что не было у нас Ума! Ум коварный, хитрый, тонкий – вот что нужно мне!

– Да кто же ты? – в ужасе в который раз Властитель Яви вопросил.

– Срок придёт, и ты узнаешь, пока же силы ты копи и Ум свой сохрани. Твой Ум – залог победы нашей!

– И всё же… кто ты?

– Я – Тьма Сама! Я – Хаос! Я Чёрной Бездны Огнь!

Должно быть, кто-то Свыше Бездну Сатанэлю показал – то Тьма была без дна – чернее чёрного Дыра, провал в Ничто, в котором Хаос клокотал и Тьму сгущал. Ужас и Тоска оттуда поднимались и остатки сердца болью острой разрывали. И только Краса-та Щитом пред Хаосом вставала, порой трещал и гнулся Щит, но всё же он стоял, на мысли опираяся существ, что в Мире Светлом пребывали. Но иногда, где эти существа к Злу обращались, там Хаос, Ужас, Тьма свободно в Светлый Мир вторгались, и сокрушалась Краса-та. Вставали чёрные дымы, горели чёрные огни, всё обращая в прах, и в Бездне Чёрной исчезали. Бездна яростно ревела: ещё, ещё она хотела Мир Светлый пожирать, в ничто его весь обращать.

Но тут же следовал ответ: вставали крепкие Щиты из светлой Краса-ты, что Боги мыслями ковали, взлетали светлые Мечи, летели стрелы Краса-ты, и Тьма бежала, чтоб снова силы накопить, набег свой новый совершить на Светлые Просторья Краса-ты и пораженье вновь терпеть. Так было безконечно – жестокая Война, которой не было конца. Но стоило во Тьме хотя б искринке вспыхнуть Света, как Тьма рассеиваться начинала, и возгоралась Краса-та, а Хаос снова битву зачинал, вгрызаясь в Краса-ту, как если бы дракон в добычу.

Оружием Сил Света Краса-та была, её таинственный Огонь, Сатанэль же мыслью лучше всех владел, и многие о том твердили: но почему тогда Огонь не слушался его?! При чём здесь сердце, о котором Ра так часто говорил? Оно есть орган чувств – считай, что Хаос, и эти чувства мысль в лохмотья сами превращали и с толку лишь сбивали, и уж стрелой иль молнией Огня не мчались, а просто кувыркались, как если б мыльные то были пузыри.

Сердце!? Разве это не насмешка Ра? Ха! Ему бы только чувствам предаваться и слёзы лить над сломанным цветком. Чувства – дым один, от чувств нет проку никакого. А мысль – Царица Мира есть. Но если мысль – явление Огня, а мыслью он владел – то почему тогда не высекает он Огня? И так, и сяк он у Огня вертелся, формулу его искал. Ра её, конечно, знал, но в тайне сохранял – так Сатанэль с обидой полагал.

– Такой я формулы не знаю, – Ра Сатанэлю отвечал. – Формула Огня есть формула Любви иль той же Краса-ты.

– Но как тогда владеешь ты Огнём? – Сатанэль не отставал.

– Я сердце с ним соединяю, – так Ра ему сказал.

– А как же сердце повязать с Огнём? – Сатанэль едва не закричал.

Владыка Ра в своей манере отвечал:

– Люби, а остальное всё приложится само собой.

И Сатанэль любил, и его любили прекраснейшие Девы бытия, но формула не находилася Огня. Уж все Стихии ему подвластны были, и только лишь Огонь ему не поддавался. «Ну что ж, Огнь из Чёрной Бездны сам свои услуги предложил. Огнём, конечно, этим Краса-ты не сотворишь…»

– Зато им власть свою ты утвердишь! – вмешался Глас в сознанье Сатанэля.

– Но как твоей мне мощью овладеть? Есть формула какая?

– Для этого тебе лишь злобным надо быть.

«Здесь злобным быть, а там любить, – подумал горько Сатанэль. – А лучше что? Любить иль ненавидеть?».

– Лучше жить самим собой.

– Ну а как же быть тогда с тобой?

– За меня не безпокойся, я стану сущностью твоей.

Сатанэль тут испугался:

– А что же станется тогда со мной?

Как Сатанэлю показалось, Голос криво ухмыльнулся:

– Ты станешь только крепче от неё.

– Так я же в Хаос превращусь!

– Нет, – Голос возразил, – твоей я только стану Силой.

Да, мощь огромная день ото дня вливалась в Сатанэля. И было всё бы хорошо, да только эта Сила его сознание в лохмотья превращала, разум ясности лишала, и как будто хлопья чёрной сажи в сознании кружились, головы его драконьи между собою грызлись, и Сатанэль летать уже не мог, не успевая головы те разнимать. И злоба, злоба страшная на всё и вся его последнего ума лишала. Он ненавидел всё: Свет и Тьму, и Ра, и Хаос, и безобразие, и Краса-ту, и более всего – себя! Сознанье стало у него как скал нагроможденье – остатки мыслей через них продраться не могли, он сам уже в какие-то лохмотья превращался, он идиотом чувствовал себя! Он Голосу так и сказал, на что тот отвечал:

– Мой Господин и Повелитель, ещё немного потерпи и Силу всю мою возьми. Драконом станешь Тьмы, каких доселе не было ещё, и во Вселенной не будет никого тебя сильней!

– Ты хочешь погубить меня? Так и скажи! Уж мочи нет моей терпеть!

– Но Ра чтоб победить…

– Мне не до Ра! Моя была бы целой голова!

С трудом великим Властитель Яви тёмный Глас уговорил, чтобы свой напор тот укротил: не то чтобы летать, но и ходить по Яви Сатанэль уже не мог. Твердь разверзалася под ним, а воздух крылья не держал. Да, Явь ему уже мала была, размахнуться желала бы душа, да было б где, да и души, похоже, не было уже…

Частенько, взобравшись на клыкастую скалу, что в небо упиралась, Сатанэль с великою тоской и злобой на Яви мир глядел, уж задыхаясь в тесноте его, и чёрною яростью на Ра кипел: зачем его Владыка Ра сюда сослал? Уж не от ревности ли дикой испытания какие-то придумал, а сам в Мирах высоких их наслаждается Красой, – он даже поперхнулся тут горькою слюной. Краса-той! Как ненавидел Сатанэль уже одно понятье это, из-за которого он здесь торчит. Как же! Он должен этот Мир в Краса-ту сияющую превратить! Да целой Вечности не хватит, чтоб этот план осуществить. Всю эту Краса-ту он в клочья б разорвал, само понятие её бы растоптал! И всё чаще чудилась ему Дыра, в которую он падал уже не только в снах своих кошмарных, но даже наяву. И тайную любовь свою – прекраснейшую Ур – он яро начал ненавидеть. Когда-нибудь её он схватит и насладится всей её красой, а потом в драконье тело душу он её упрячет и с наслаждением её терзаньям будет он внимать. А Ра пускай её поищет! Вот лихо будет-то ему!

– На кой тебе она? – ворчливо Глас Кольца сказал и острой болью его сознанье резанул: такую моду он завёл – чуть что не по нему, так сразу болью вразумлять. Попробовал бы девицу хоть раз вкусить, так быстро пришлось бы мнение своё сменить.

– Ты наш разрушишь план, – Глас продолжал Кольца ворчать.

– К чёрту и тебя, и весь твой план! Могу себе Хозяином я быть иль вечно должен я кому-то там служить?! Я сам себе Указ, и здесь, на Яви, Я – Властелин!

– Ну-ну, – Глас тяжело сказал и замолчал.

Серебряная Чаша

На Яви Ладе скучать не приходилось: мысли и дела существ премногих крутились вкруг неё, и каждый требовал своё. Солнышко смеялось в Небесах от радости её заботам многим. Её ласкали Небеса, привет передавали от сфер высоких Краса-ты.

Помимо Доброславов она летала к Сурам – воителям могучим, чтоб изменить слегка их нрав суровый и к сердцу обратить и чтоб дела у них решались по справедливости, Добром. Учила строить жизнь, любовь к друг другу в основу положив, и многому ещё, что магией теперь зовём – наукой о природных силах, – и как владеть собой и жить в согласье с Миром.

Но Доброславам главное вниманье уделяла – Перворождённым на Яви, которым о том же говорила и тому же, собственно, учила: одной лишь мыслью или словом предметы создавать, явленья Краса-тою наделять. Доброславы с радостью учились у неё: ей буквально в рот глядели – так слушали её.

В те времена словами энергия звалась, в которых помимо силы смысл большой хранился. Ведь и этот Мир когда-то создавался звучаньем Слова – Силы, и эта Сила во всех явлениях на Яви жила, звучала и творила – то Краса-ты с Любовью вибрация была, и надо было вибрацию ту уловить и в слово претворить, затем же слово превратить в явление иль вещь, которые ты волею своею пожелал. В понятиях Добра и Краса-ты растила Лада сознанье Доброславов – неугомонных малышей, что следом бегали за ней. Ещё учила их летать и никого не обижать. Вся учёба на Природе шла, среди цветов и трав, гор и холмов, у речки иль у озера под Солнцем, а иногда под ласковым мерцаньем звёзд.

Случалось, гномы подходили. За поясами часто топоры у них бывали: по просьбе Гор сокровища их Гномы охраняли от слуг Хозяина планеты, любителя большого самоцветов, и часто с ними воевали, и оттого суровы были гномьи лица. Но Ладу гномы искренне любили, драгие камни ей порою приносили и мудрости учились у неё, в молчании почтительном Волшебнице внимая.

А вот эльфы с эльвами едва ль не целый день и даже ночь толпились вокруг и около прекрасной Лады. Она их петь учила, а те и к танцам пристрастились – они совсем как дети были – порождения людей, их мыслей, которые из хаоса стихий родили образы существ прекрасных – и эти образы в материю здесь облеклись, явив существ крылатых. Они гнездились на деревьях и в цветах и беззаботны были, как может ветер беззаботным быть: веселились и резвились, смеялись, пели и шутили – вот так вот жили.

Да, время то прекрасным было: материя тогда была пластична и легка, и мысль свободно в её одежды облекалась; всё мыслило вокруг и даже камни; Звёзды лучами проливали дождь мыслей золотых, серебряных и звонких на Явь и всех существ на ней. Любовь ответно к Небу радугой вставала, сияя Красатой из мыслей чистых, светлых, приглашая Небо сойти с высот на Явь и здесь повеселиться среди лугов, холмов, лесов под звон ручьёв немолчных. А Солнце наверху страдало, не в силах пост покинуть свой. Оно оберегало Явь от холода и мрака космических пространств, а привет планете слало улыбкой светлою своей. И всюду мысль летала Создателя Миров – и там, и там она сверкала ярчайшей Краса-той, что сверху Светлой Радугой спускалась на Явь из Глубины Предвечной, которой и названья нет.