Небесная иерархия. Книга первая. Анархист

– Ну, молодой человек, ваша очередь.

– Можно еще немного подготовиться?

– В вашем распоряжении еще год. Идите, готовьтесь и через год приходите, – весело сказал один из экзаменаторов.

– Нет, год много, – улыбнулся я и начал отвечать.

Все закончилось тем, что ни по одному экзамену не было замолвлено никем ни одного словечка. Наверно только из-за того, что не испытывал никакого страха из-за провала на экзаменах, я все их сдал, а Витек тромбонист получил на первом же экзамене двойку и ему пришлось потратить день, а может еще что-либо, чтобы в экзаменационном листе появилась тройка. Конечно, нас зачислили в институт не без помощи того самого декана, т.к. сдать – это еще не поступить. Там был конкурс. Этот конкурс нам помогли миновать. Нас зачислили в престижный институт иностранных языков города Пятигорска на факультет испанского языка, но первого сентября и через неделю я не смог явиться на занятия, т.к. сборы должны были закончиться двадцать пятого сентября. По стечению обстоятельств всех первокурсников отправили десятого в колхоз на свеклу. Никто не заострил внимания на том, что я пропустил начало занятий.

Двадцать шестого сентября с неимоверной головной болью после устроенного небольшого банкета по поводу окончания сборов и моего восемнадцатилетия я присоединился к уже собирающимся через пару дней домой однокурсникам. Студенты жили в коровнике, приспособленном под студенческое общежитие. На лысо постриженный Витек был очень доволен.

– Зачем ты сбрил волосы на голове?

– Все отлично. Мне сказали, что, если втирать касторовое масло, волосы будут гуще.

– Ну и дурак же ты, Витя. Жить в такой грязи и еще втирать эту грязь вместе с касторкой в голову? Ты точно станешь лысым.

Как ни странно, но сразу после этого у него явно наметилась обширная лысина и вскоре его голова была как колено. Он очень переживал, т.к. слишком много соблазнительных девочек было вокруг. Соотношение было устрашающим: на одного студента мальчишку приходилось семь-восемь девчонок. Меня же студентки старших курсов, которые ездили в Пятигорск в институт на электричке из Кисловодска и Ессентуков, прозвали Ален Делончиком за большое сходство с Ален Делоном.

Поступление в институт, еще более усложнило мою жизненную позицию. Теперь нужно было выбирать: или музыка, или авиация, или работа, или запредельная мечта для многих – институт иностранных языков. Слишком блестяще и слишком легко достались мне результаты освоения самолета, хотя и поступление в институт не вызвало сильных переживаний. Каким-то глубоким безразличием была заполнена душа. Ничего не захватывало сильно и властно. Почему-то опять очень часто начал думать о Жанне. Эта разлука делала меня таким опустошенным. Одно накладывалось на другое, мешало или подталкивало в развитии. Все было пущено, в определенной степени, на самотек. Учась в институте, я не мог представить себя учителем. Но! Зачем мне менять институт на военное авиационное училище, если эти училища могут расформировать в любой момент, как расформировали за несколько месяцев до окончания моим братом Балашовское авиационное училище? Зачем мне менять институт на музыкальное училище, когда там просто не поймут подобного поступка: бери и совершенствуйся в музыке? Хотя была более существенная причина, мешавшая, может быть, подумать о повороте судьбы: уезжая в другой город, я уезжал бы от родителей, которые мне обеспечивали, хорошо или плохо, обучение в институте.

Я с трудом догнал сокурсников в изучении испанского языка. Оказывается, даже десять пропущенных дней чуть не превратились в пропасть между мной и остальными.

Но прошло полгода. Было начало марта. Вдруг я получаю повестку из военкомата. Плохое предчувствие наполнило меня. Придется идти.

– А скажи-ка, друг любезный, кто тебе разрешал поступать в институт? – бесцеремонно начал работник военкомата.

– Никто, – пробормотал я.

– Ты не имел права делать этого и, я думаю, что не будет недоразумений с твоей стороны по поводу очередных военных сборов в Ставрополе, которые начнутся с первого апреля, т.е. через месяц?

– У меня есть альтернатива? – собрался с мыслями я.

– Нет, и не может быть, – услышал я в ответ.

– Что же меня спрашивать, поеду я или нет. Конечно, поеду. Куда мне деваться.

– На этом вопрос исчерпан, – поставил в разговоре точку офицер.

Понял я, что два месяца пропущенных занятий я уже не смогу наверстать. Будь, что будет. Я прекратил посещать институт и все оставшиеся дни марта просто проспал по двадцать часов в сутки, чтобы ни о чем не думать. Да! Будь, что будет.

Первого апреля уже в девять часов утра мы были в казарме на аэродроме города Ставрополя. За окнами разыгралась сильная метель. Даже не припоминалось, что когда-то в это время было такое. Почти три дня она бушевала и, наверно, по этой причине только четвертого утром приехало командование и инструкторы. Привезли газеты. Не имея привычки читать их, я почему-то взял одну из них и первое, на чем остановились мои глаза, был Указ о том, что с первого апреля 1965 года запрещалось призывать на военную службу и военные сборы студентов высших учебных заведений.

Вот облом! Если бы я не пропустил март месяц, уже сегодня я уехал бы домой и продолжил бы занятия в институте. Хотя у меня были самые лучшие показатели по первому году и мне, в общем, понравилось летать, я не стал помешанным на небе и самолетах. Я был не из тех, у которых небо было мечтой. Это было очень здорово, но, доставшись легко, не превратилось в мечту. Что делать? Возвращаться бессмысленно. Оставаться тоскливо. Но ничего не оставалось делать, как принять какое-то решение. Решение было принято остаться летать, а летом разобраться с институтом. Может быть, можно перевестись на заочное, хотя я знал, что испанского заочного не было. Будь, что будет.

После построения нас собрали инструкторы для знакомства. Инструктором у нас оказалась молодая женщина лет за двадцать пять, может тридцать. Она была симпатична. Увидев меня, она не смогла скрыть своего замешательства. Её поведение говорило, что с первого взгляда она ко мне не ровно дышит. Я это заметил, но мне было так дурно от сложившейся по жизни ситуации, что я пропустил это без особого внимания. Нравился я многим, да сердце-то и голова уже были заняты другой, единственной, которая где-то. Инструктор же совсем не юная девчонка, а женщина, пусть, молодая и симпатичная, которая выполняет мужскую работу. Наверняка, у неё есть кто-то. Какое мне дело до неё? Я привык к повышенному вниманию женского пола. И всегда пытался отшутиться и спешил сразу отмежеваться т.к. уже понимал, что некоторых задевает ответное равнодушие. Я впервые попал под опеку женщины, которой понравился и от которой был полностью зависим. Я не знал, как поступить и попытался прикинуться непонимающим.

– Попал ты, парень, – стали доставать меня курсанты из группы, которые также заметили разницу в отношениях.

– Её проблемы. У меня своих проблем выше крыши. Скорее бы прошли эти сборы.

– Да, не теряйся ты.

– Что мне теряться? Вон, в институте их пруд пруди. Одна краше другой. А ещё я не разобрался с той, которой заняты мои мысли. Не ждите, концерта не будет. Разные весовые категории. Сосредоточьтесь, пожалуйста, товарищи курсанты, на деле, которое позвало нас сюда, не отвлекайтесь. Что у нас в ближайшем будущем? – улыбаясь, пытался я закончить разговор.

– Как обычно. Прыгаем с парашютом.

Обязательный прыжок с парашютом. И опять повторилась та же история, что была в первый год. Я прыгал вечером и был штиль, а на следующий день был сильный ветер. Опять ребята кувыркались после приземления. Потом начались плановые полёты. Все давалось легко и не заполняло мою голову проблемами.

Пролетел месяц. На Первомай нас отпустили на пару дней. Я приехал домой. И что делать? Встречаться с однокурсниками и объяснять, почему я прекратил занятия, когда есть Указ? Не долго думая, в полдень Первого мая, я отправился в Минеральные Воды в аэропорт, купил билет на самолет до Харькова и уже вечером был там.

Когда самолёт заходил на посадку, уже было темно. Город светился сотнями тысяч огней. Бесконечные светящиеся окна. И где же искать то единственное, которое мне нужно. Кроме почтового адреса и пары червонцев у меня ничего не было. Я не предупреждал, что приеду, и не знал, а будет ли моя любимая дома? Наверно, это был шаг отчаяния. Я должен был определиться и расставить всё на свои места.

Часам к одиннадцати вечера я, скорее случайно, отыскал дом на противоположной от аэропорта стороне города и с замиранием сердца позвонил в дверь. Дверь открылась. Видно было, что Жанка не может совместить мое присутствие с харьковской реальностью.

– Ты? – не веря своим глазам, неуверенно спросила она.

– Я, – улыбался я, входя в квартиру.

– Как ты здесь оказался? – целуясь, спрашивала она.

– Не выдержал, взял и прилетел.

– Фантастика! Этот переулок даже местные не все знают, где находится, как же ты нашел его?

– Да не очень и путался. Мне сразу объяснили, где искать и вот я здесь.

– Фантастика и только. Меня не должно было быть сегодня дома. Я просто поссорилась и поэтому осталась дома.

– Значит, судьба.

Она жила в однокомнатной скромной, но чистенькой квартире. В комнате был стол, шкаф и софа.

– Ну, а если бы ты не застал меня дома?

– Я бы подождал, а когда истекло бы время, улетел бы назад. Мне нужно было тебя увидеть. Совсем не могу смириться, что тебя нет рядом. Я очень по тебе скучал.

– Я тоже.

– К тому же всякое лезет в голову. Ты стала реже писать письма. Не приехала на зимние каникулы. Ты ещё не вышла замуж? – спросил я.

– Нет, – сказала она, опустив глаза.

– У тебя кто-нибудь появился здесь.

– Ещё нет, – помедлив, сказала она. Было видно, что она что-то не договаривает, но торопить её мне не хотелось, вероятно, потому, что не хотелось ничего об этом слышать.

Почти всю ночь мы проговорили, рассказывая, как каждый из нас прожил эти месяцы. Её заметили. Она поёт и имеет успех.