Нина Хованская. Биографическая повесть

Нина Хованская. Биографическая повесть
Геннадий Синицкий

«Нина Хованская» – пятая книга автора, на страницах которой невозможно было уместить весь жизненный путь героини с её ежедневным бытом, переживаниями и эмоциями. Это было сделано только в общих чертах, опираясь на самые яркие воспоминания прошлого. В этой повести описан жизненный путь Нины Николаевны Курилёнок (Хованской) от простой деревенской девчонки до Героя социалистического труда.

Нина Хованская

Биографическая повесть

Геннадий Синицкий

© Геннадий Синицкий, 2023

ISBN 978-5-0059-9448-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бригадир тракторно-полеводческой бригады совхоза им. Ушакова, Герой Социалистического Труда Н. Н. Курилёнок

Историческая справка:

Курилёнок Нина Николаевна:

Родилась 1 марта 1934 года в деревне Щелкуны Плисской гмины Дисенского уезда Виленского воеводства Польши (с 1939 года в составе Белорусской ССР, ныне в Глубокском районе Витебской области Республики Беларусь).

Белоруска. Православная.

В 1951—1957 годах – доярка совхоза «Яблонька» Глубокского района Витебской области Белорусской ССР.

Весной 1957 года по комсомольской путевке уехала на освоение целинных и залежных земель в Казахстан.

В 1957—1964 годах – повар, штукатур.

«Ударник коммунистического труда» 05.08.1964, уд. №103

В 1965—1972 – трактористка-комбайнер совхоза имени Ушакова Октябрьского района Тургайской области Казахской ССР.

В 1965 году успешно окончила курсы механизаторов.

Награждена Почётным Знаком «Трудовое отличие» 16.10.1967г.

Награждена медалью «За освоение целинных земель» 06.11.1967 г. (А №851791).

В 1968 году вступила в ряды КПСС.

Плановое задание восьмой пятилетки (1966—1970) выполнила за четыре года и возглавила социалистическое соревнование не только в районе, но и в области. На тракторе ДТ-54 она выработала в переводе на мягкую пахоту 6405 гектаров, выполнив норму на 163 процента, комбайном СК-4 на площади 3289 гектаров при плане 1150 намолотила 25 тысяч 810 центнеров зерна. Кроме того, скосила хлеба на свал на 597 гектарах. За пять лет сберегла 81 центнер горюче-смазочных материалов, сэкономила на ремонте техники 468 рублей.

От имени Президиума Верховного Совета СССР награждена юбилейной медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина» 26.03.1970.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 апреля 1971 года, за выдающиеся успехи, достигнутые в развитии сельскохозяйственного производства и выполнение пятилетнего плана продажи государству продуктов земледелия Курилёнок Нине Николаевне присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

С 1972 по 1986 год – бригадир тракторно-полеводческой бригады №4, совхоза имени Ушакова Октябрьского района Тургайской области.

Почётный Знак «Победитель социалистического соревнования 1974 года» №2/42 от 03.02.1975г.

Медаль «Ветеран труда» 30.06.1984г.

Избиралась членом Тургайского обкома Компартии Казахстана.

С 1986 года живет в пгт. Усвяты Псковской области. В 1986—1989 годах работала заведующей мастерской, а затем мастером-наладчиком совхоза «Усвятский».

С июля 1989 года – на пенсии.

Награждена орденом Ленина (08.04.1971), двумя орденами Трудового Красного Знамени (19.04.1967; 24.12.1976), орденом Дружбы народов (19.02.1981), медалью Республики Казахстан, а также серебряной (19.09.1973 №335-Н) и двумя бронзовыми медалями ВДНХ СССР (31.08.1971 №98-Н; 28.07.1975 №273-Н).

ОТ КОРНЕЙ СВОИХ

Я родилась в первый день весны 1934 года, в селе Щелкуны Плисской гмины Дисенского уезда Виленского воеводства Польши, теперь это Глубокский район Витебской области Беларуси. Чуть позже мы перебрались жить на хутор Зябки, что находился в шести километрах от деревни. Мой папа Хованский Николай Игнатьевич (1898—1943) занимался по строительству, а мама Хованская (Кочан) Агафья Ивановна воспитывала детей и вела домашнее хозяйство. Я была шестым ребёнком в семье, но не последним, в 1941 году у нас ещё родился Зиновий. До нас была Анна, которая появилась на свет в 1923 году, но прожила менее двух годочков, упала в лужу и захлебнулась. Потом был Миша (1924—1945). Родившийся в 1926 году Серёжа умер от воспаления лёгких, не прожив и нескольких месяцев. После них родились Глафира (1928—1952) и Костя (1930—2006).

Помню своё детство с двух лет, особенно чётко стоит в памяти случай, когда я упала с лошади. Дело было так. Однажды мой папа приехал домой с работы и распряг гнедую, а моей старшей сестре Груне велел отвести животное на пастбище. Я увязалась за ними и всю дорогу просила посадить меня верхом на лошадь, потому что так делали папа и старший брат Миша. Поскольку моей сестре было только восемь лет, то она просто физически не могла меня подсадить, однако мы нашли решение. Груня подвела лошадь к забору и поставила её на груду камней от развалившейся печки старой бани. Долго не думая я вскарабкалась на жердевой забор, как по лестнице, но не смогла закинуть ногу на спину лошади, так как моя нога была слишком короткая, а спина у лошади широкая. Тогда я ухватилась за её хребет и подтянулась, но просчиталась и моё тело пошло юзом через круп лошади вниз головой, прямо на камни. В итоге пробила голову у края волос, чуть выше лба. От жуткой боли я вскочила на ноги, кровь хлестала во все стороны, да так сильно, что она мне залила всё лицо и глаза. С громким рёвом я побежала домой. Груня бежала рядом и тоже ревела навзрыд: ей было очень страшно, что дома нас накажут. Но всё обошлось, родители обработали мне рану и забинтовали голову. Со временем всё удачно зажило и голова болеть перестала, но эта вмятина у меня осталась на всю оставшуюся жизнь.

Вообще-то я была очень послушным и спокойным ребёнком, старалась никому не мешать, и даже когда старшего брата Костю наказывали за какую-нибудь шкоду и он начинал плакать, я пряталась под койку или лавку, чтобы и мне за компанию не досталось бы. А однажды под вечер, когда все были заняты своими делами, я заглянула в печку за щит, мы его всегда протапливали на ночь, и залезла туда. Не знаю зачем я это сделала, но мне почему-то очень захотелось попасть именно туда. А там оказалось темно и очень тесно, да так, что я даже не смогла развернуться. Назад сдать ума не хватило. Я руками нащупала над головой какую-то пустоту и встала на ноги. Это оказался дымоход. Теперь я не то, чтобы развернуться, но даже присесть не могла. Слышу, меня начали искать в хате, вот только что здесь была, играла, а куда запропастилась, никто не знает. Одежда на месте, на улице темно и холодно, значит, дома, но где? Кто-то бросил дрова под печку и собирался её затапливать, а я даже крикнуть не могу от страха, вот сейчас загорится, и я задохнусь, жуть. Но когда открыли щит, увидели мои ноги и закричали: «Вот она где!». Мама сильно меня потянула и вытащила из дымохода, я только чуток поцарапалась, но смеху было на всю хату! Потому что я была вся чёрная, испачканная в саже, только глаза белые светились. Мои все хохочут, а я реву навзрыд, не понимаю, чего им так весело. Когда подросла, уже с ужасом вспоминала этот случай, ведь могли и не увидеть мои ноги, наложить дров и подпалить. Но видно, не так всё было задумано, и мне предстояло ещё много чего пройти по жизни, и плохого, и хорошего, и страх, и голод.

В то далёкое время часть Белоруссии была под оккупацией Польши, и советско-польская граница проходила в пятнадцати верстах от нашего хутора. Помню, мама рассказывала мне, как в 1914 году наш дедушка отпустил её в Петербург работать прислугой в доме какого-то генерала, который воевал с немцами, рвущимися в Россию. В Питере тогда было неспокойно. Рабочие трудились по четырнадцать часов без перерыва. Были стачки, забастовки. Люди падали в голодный обморок на рабочем месте, об этом многие говорили, а высший класс нужды не знал, катались как сыр в масле.

Генерал, у которого в доме трудилась мать, погиб на войне, и она вернулась домой. Потом была революция, а затем война с поляками. От войны многие бежали в Россию, но по дороге их ловили поляки, отбирали лошадей и повозки. Приходилось возвращаться пешком, а где-то на теплушках. Так было и с моей мамой, по дороге домой она заболела тифом, потеряла много волос на голове, но выжила, поправилась, а вот дедушка умер от воспаления лёгких.

Поженились родители в 1920 году. Так уж получилось, что отчий дом папы и все его родственники оказались на русской стороне, а мы жили в мамином доме на польской. Порядок на границе был очень строгий, и те, кого ловили пограничники, отправлялись в тюрьму. Граница разделила семьи многих людей, отрезала друг от друга близких родственников: не увидеться, не поговорить, не обнять. Младший брат отца Виктор в те годы был подростком и бегал туда-сюда, из России в Польшу, лесными тропами. Ничего не боялся, как, наверное, и все дети на свете. Однажды его поймали польские пограничники, допросили, он им всё как есть без утайки рассказал. Его пожалели и привели в наш дом, к брату. Папе наказали, чтобы не отпускал его назад в Россию, потому как если поймают русские, то его не простят и посадят в тюрьму. Так и получилось. Витя тихо ушёл ночью, пока все спали, его задержали чекисты и объявили польским шпионом. В этот же день арестовали среднего брата отца Бронислава, он был женат и имел двоих детей. За связь с бело-поляками братьев осудили на пять лет, а жене Бронислава сказали, что она будет вскоре тоже арестована, и с кем останутся её дети неизвестно. В общем, запугали её до того, что ей пришлось быстро развестись и выйти замуж за первого встречного забулдыгу, чтобы поменять фамилию. Такие нравы были тогда, ужасное время. Сгоряча наломали дров на пустом месте, а в итоге столько поломанных судеб.

дядя Витя с супругой

Много позже дядя Витя писал нам откуда-то с юга Белоруссии, прислал фотокарточку, где он вместе с женой, но мы с ним так никогда и не встретились. Дядю Бронислава я увидела только в 1963 году, и то произошло это благодаря тому, что его старшая дочь нашла нас в Казахстане, где она тоже жила с семьёй. Она искала своего папу всю жизнь и нашла его в Караганде, где тот остался после отбытия тюремного срока, потому, что узнал – возвращаться ему не к кому. Завёл другую семью и народил ещё троих дочерей.

ДЕТСТВО

По вечерам в доме коптила керосиновая лампа, она давала хоть какой-то свет, но когда керосина не было, мы зажигали какой-нибудь фитилёк или лучину, всё ж веселее, чем сидеть в кромешной тьме. Жили только за счёт своей земли и хозяйства: что посадили, да что уродилось. Взрослое население в своём большинстве было неграмотное, многие даже букв не знали. Но дети в школу ходили, она была в километре от нас, в ней учили до четвёртого класса. А вот десятилетка была на территории железнодорожного посёлка станции Зябки, что за пять километров от нашего хутора через лес, в неё ходил мой старший брат Миша.

Хованские, слева направо: на руках у матери – Нина, далее Груня, над Груней Миша, Костя, папа. (1935г.)

По тем временам мои родители считались очень даже грамотными людьми: у мамы было два класса образования, а у отца три. Несмотря на это, отец много чего знал и умел, он сам делал чертежи будущих построек и ставил любые дома от фундамента до самой крыши, выполнял внутреннюю отделку помещений. Когда один справиться не мог, брал подсобных рабочих и по совести делил с ними заработок, поэтому его уважали по всей округе. Стройкой папа занимался только в летний период, а зимой он вытачивал детали для прялок на сделанной своими руками токарне по дереву. За неделю он мастерил по три прялки, но не возил продавать на рынок, их сразу же раскупали у нас на дому сельчане. Мама занималась собранным урожаем, пряла нити, ткала холсты. Поэтому, можно сказать, мы жили хорошо.

На праздники родители всегда и везде меня таскали с собой, даже мои старшие Груня и Костя завидовали и нередко упрекали меня, что папа и Миша больше любят меня, чем их. При поляках всё покупалось в частных лавках, которые в основном держали евреи, там можно было купить любую мелочь, типа иголок, ленты на косички, шнурков, ну и конечно, материал любой мануфактуры и обувь. Казалось, всё так и будет, но настал 1939 год. Как сегодня помню, был солнечный день, папа работал в поле, что-то сеял, старшие учились в школе, а я помогала маме на кухне. Она положила в чашки еду, завязала их в салфетку и подала мне, чтобы отнести в поле отцу. Сказала: «Иди по дорожке, никуда не сворачивай, пройдешь мимо соседней усадьбы, там за маленьким лесочком увидишь поле, найдёшь папу, отдай ему обед и сразу иди домой». Как только я вошла в лесок, то услышала громкий треск сучьев. Испугалась. На меня бежали люди, много людей и все они были в белой одежде. Я застыла как вкопанная, они смотрели на меня и на мой узелок, наверно, голодные были. Если бы хоть кто-то из них протянул ко мне руку, я бы отдала этот узел даже не раздумывая, но они очень спешно, почти бегом удалялись от меня, не проронив ни одного слова.

Шок от увиденного прошёл через пару минут, я выбежала из леса и сразу увидела папу. Он понял, что я была чем-то напугана. Выслушав меня, он быстро перекусил и провёл меня до соседней усадьбы, а там мне до дома было уже рукой подать.

В конце концов выяснилось, что советские войска перешли польскую границу, причём без единого выстрела, и освободили всю территорию прежней Белоруссии, а белые одежды – это было – исподнее бельё, в котором польские вояки утекали от русских солдат. Вскоре Белоруссия полностью присоединилась к Союзу советских республик.

ВОЙНА

После воссоединения мы узнали, что в России уже действуют колхозы, единоличники ушли в прошлое, были забыты разделительные межи на полях, все работали дружно и сообща. Вместо лавок были магазины, в которых что пожелаешь можно было купить. Поначалу с полок гребли всё подряд, было весело и радостно. Правда, взрослые опасались колхозов, боялись, что у них заберут лошадей и другую скотину, но этого не произошло.