Зло из телевизора

Я закурил, посмотрел, как коллеги записывают в ежедневники мои указания.

«Хорошо быть большим начальником, – в который раз подумал я. – Не успел рот открыть, как все уже зашуршали, забегали, засуетились. Меня от малышевского кресла отделяет всего одна ступень, а какая разница! Я частенько сам по городу бегаю, а Николай Алексеевич только указания дает… Зато я поджарый, как гончая, а у него пузо отросло!»

Храбрую девушку по имени Света установили через два дня. Ею оказалась дочь Геннадия Александровича Клементьева. Войдя в мой новый кабинет, Света осмотрелась, робко присела за приставной столик. Выглядела она неважно: темные круги под глазами, болезненная худоба. Осветленная пергидролем прическа требовала подновления. Некогда модный плащ нуждался в чистке.

– Давно не виделись, – вместо приветствия сказал я. – Как дела?

– Да ничего, нормально. Ты теперь тут сидишь?

– Временно. Начальник заболел, вот я его и замещаю.

– Папеньке уже не доверяют уголовным розыском рулить? – невесело улыбнувшись, спросила она. – Сам виноват. В бутылку пореже заглядывать будет.

– А как у тебя с этим делом? – я, изображая иглу, ткнул пальцем себе в руку.

– Пролечилась в том месяце, пока не тянет, – неохотно ответила Светлана.

Я обошел вокруг стола, велел ей посмотреть мне в глаза.

– Зрачки вроде бы нормальные. Тест проходить будем?

– Да я уже давно не колюсь! – Светлана отвернулась от меня, склонила голову к столу и стала рассматривать свои накрашенные ярким лаком ногти. – Ты зачем велел меня привезти, не про наркотики же расспрашивать?

– Тест будешь проходить или мне тебе на слово поверить?

– Давай, – она протянула руку в мою сторону.

– Ладно, на слово верю.

– Да чего там «на слово», – оторвалась она от стола, – давай пройду! Мне самой интересно стало.

Я нашел на столе Малышева тридцатисантиметровую линейку, стал напротив Клементьевой.

– Готова? Согласно методике проведения теста повторяю тебе его условия. Без предупреждения я опускаю линейку. Психически и физически здоровый человек должен поймать ее на уровне 15–16 сантиметров. Человек, находящийся в состоянии наркотического опьянения, линейку не поймает.

Она вытянула перед собой руку, отставила в стороны большой и указательный пальцы. Я поставил линейку нулевой отметкой на уровне ее пальцев. Без предупреждения уронил линейку вниз. Клементьева успела ухватить ее большим и указательным пальцами на отметке в шестнадцать сантиметров.

– Молодец! – похвалил я. – В прошлый раз ты вообще не могла ее поймать.

– В прошлый раз я была никакая, – согласилась Света.

– Держись! Опиум умеет ждать. Временами тебе будет казаться, что ты навсегда забыла про него, а он будет рядышком стоять, выжидать, не сорвешься ли ты.

– Здесь можно курить? – спросила Клементьева. – Рассказывай, зачем позвал?

– Света, вспомни, как в прошлом году по улице Арочной за тобой по пятам мужик шел. Тебе в тот день повезло. Этот человек – извращенец и насильник, и никто не знает, что от него можно ожидать. Последнюю жертву он слегка придушил, а как с тобой было?

Клементьева чиркнула спичкой, закурила. Помолчала, вспоминая прошлогодние события.

– Честно сказать? – спросила она. – Я обдолбанная была, вот и не чувствовала страха.

– Долго он за тобой шел?

– Не скажу точно, но, по-моему, до центра города мы в одном автобусе ехали. Я его взгляд чувствовала или уже потом, задним умом, стала себя убеждать, что он еще в транспорте стал ко мне приглядываться. Как-то так было, я же все в мелочах не помню… Потом, потом… Потом мы вышли и пошли в сторону набережной. Я иду и чувствую, что мне опять кто-то в спину смотрит. Сбавлю ход, прислушаюсь – тишина. Обернулась – никого, а глюки мне ловить не с чего. В тот день мы кололись хорошим опиумом, он галлюцинаций не вызывает.

Светлана рассказывала мне про наркотики совершенно обычным размеренным тоном, словно речь шла не о запрещенных препаратах, а о безобидной кружке пива. «В тот день я ввела себе два кубика качественной отравы и была в норме, димедролом или другими «колесами» не злоупотребляла», – примерно так должен был звучать недосказанный ею подтекст.

– Возле поворота во дворы, – продолжила Клементьева, – мне эта игра в прятки надоела. Я развернулась и подошла к нему. Была бы не обколотая, в жизни бы не рискнула.

– Как он выглядел?

– Он в тени стоял, там же фонари не везде светят. Лицо я не рассмотрела. Вернее, не так. Видел мультик про Алису в Зазеркалье? «Чеширский кот ушел, а улыбка его осталась». У меня в памяти осталась только одна улыбка. Мягкая такая, добрая. Как у кота, который поймал мышку и играет с ней перед тем, как съесть. Если я еще раз увижу его улыбку, то уверенно опознаю его.

– Новый шаг в криминалистике – опознание подозреваемого по улыбке. Так, Света, что ты еще запомнила?

– На ногах у него были кроссовки «Адидас» с замшевым верхом. У меня знакомый такие же кроссовки «проколол», вот я их и запомнила.

– За сколько продал? – для поддержания должного темпа беседы спросил я.

Клементьева поморщилась:

– Раза на три вдвоем кольнуться хватило. Поношенные кроссовки, кто за них много даст? Так, что еще тебе рассказать? От него, даже на расстоянии, пахло мятной жвачкой. Представь, мы стоим на расстоянии вытянутой руки, а я свежесть его дыхания ощущаю.

– Света, это у тебя от опиума обоняние обострилось.

– Опиум – не опиум, короче, он жвачку жевал. Улыбнулся так, одними губами, и говорит: «Вали, овца, куда шла! Я тебя с другой бабой перепутал».

– Какого он был роста?

– Андрей, не мучай меня! Что запомнила, то рассказала.

– Рост, Света, рост! Ты разговаривала с ним, ты должна была запомнить: выше он тебя или одного с тобой роста.

– Он немного выше, чем ты, – подумав, ответила Клементьева. – Больше ничего не помню.

Я задал Клементьевой еще несколько вопросов, но она больше действительно ничего не запомнила.

– Ты сейчас дома живешь? – спросил я напоследок.

– Дом – это у тебя, – повеселела Светлана, – а у нас – общежитие. Каждый обитает в своем углу. Отец или на работе, или выпивает, мать связь с космосом устанавливает, а я скучаю, целыми днями не знаю, чем заняться. Пришел бы к нам в гости, повеселил.

– Зайду, – пообещал я.

Светлана шутку оценила, засмеялась.

– Ну-ну, зайдешь! Как в юности, заигрывать со мной будешь. Я до сих пор помню, как ты меня на кухне по попе хлопнул.

– Я рад, что у тебя о нашей первой встрече остались самые приятные воспоминания.