– Ну не я же. Ты что думаешь, у крановщиков денег нет? Все у них есть…
Красилов встал, прошелся по кабинету, остановился напротив портрета Горбачева на стене, посмотрел бывшему президенту в глаза.
– Когда власть поменялась, портрет Горбачева сняли, но я велел вернуть его на место, – сказал начальник следствия. – Когда я в чем-то сомневаюсь, то смотрю бывшему президенту в глаза и пытаюсь понять: что он сделал не так, что привело к распаду огромной и мощной державы? Чем больше я размышляю на эту тему, тем больше прихожу к выводу, что Михаил Сергеевич отдал государственное планирование на откуп некомпетентным лицам, и вот он, результат! В стране двоевластие, того и гляди анархия наступит.
Красилов вернулся на место и продолжил:
– Подвел ты нас, Андрей, с крановщиком! Не уследили мы за тобой.
Лаптев промолчал. Оправдываться он не собирался.
– Это звенья одной цепи! – неожиданно перескочил на другую тему Красилов. – При планировании расследования надо исходить из того, что покушение на Грязева не единичный случай, а новый эпизод деятельности одной и той же шайки.
– Прошу прощения, – осторожно сказал Лаптев. – Какое звено было предыдущим? Памятник, что ли?
– Нет. Памятник – это закрытая тема. Первое звено, предшествующее нападению на Грязева, нам пока неизвестно, но его надо установить. Покушение на жизнь общественного деятеля не может возникнуть на пустом месте.
– Какое же это покушение! – не сдержался Андрей. – Подумаешь, дубинкой в лоб получил! Если бы его хотели убить, то там, на пустынной тропинке, господина Грязева бы до смерти забили, и никто бы не помешал.
– Как я устал с тобой, – вздохнул Красилов. – Кто тебе сказал, что его убить хотели? Для политической провокации необязательно кровь проливать. Достаточно продемонстрировать общественности беспомощность правоохранительных органов, и требуемый эффект будет получен. Теперь ты понимаешь, о каком звене я говорю?
Лаптев ничего не понял, но кивнул, согласился.
– В плане отметь. Первое: установить, случались ли раньше в городе бандитские нападения с использованием милицейской дубинки. Здесь же, подпунктом: установить, где злоумышленник мог достать дубинку. Второе: установить, не случались ли ранее нападения на депутатов горсовета. Третье…
Красилов посмотрел на Лаптева, потом на часы, вспомнил, что пора поехать домой на обед, и решил закончить инструктаж.
– Третье – допишешь сам. План, согласованный с уголовным розыском и шестым отделом, представишь сегодня вечером…
– Я его согласовать не успею, – воспользовавшись секундной заминкой, вставил Лаптев.
– Хорошо! План представишь завтра утром. Сейчас иди, работай.
Вечером супруга спросила Андрея:
– Ты что такой довольный?
– Самойлов мне нападение на Грязева отписал. Лиза, меня ждет неделя сладостного безделья! Буду составлять планы, носить дело на проверку, выслушивать мудрые указания и ничегошеньки не делать! Допрошу потерпевшего, дам отдельные поручения и сяду за планирование.
– Так ведь потом с тебя раскрытие спросят.
– Потом, Лиза, все пойдет само по себе. Если Грязев кому-то перешел дорогу, то его еще раз по черепушке огреют, а если на него напал случайный хулиган, то дело потеряет политическую окраску и о нем все скоро забудут. Через неделю, максимум – через две, станет понятно, что кроется за этим нападением.
– Участковые инспекторы не могут ему отомстить?
– Смысла нет. Городским бюджетом распоряжается глава города, а не депутаты. Градоначальник – на нашей стороне. Он прекрасно понимает, что если милиция пойдет вразнос, то власть в городе захватят воры в законе и их ставленники…
Лаптев прервался на полуслове, посмотрел на экран телевизора. Бегущая строка местных новостей сообщала, что известный депутат городского Совета Грязев был зверски избит по пути на работу.
«У кого в руках телевидение, тот владеет умами масс, – подумал Лаптев. – Сейчас же полгорода представляет, как известного народного избранника бандиты ногами бьют и приговаривают: „Вот тебе, сволочь, за то, что ты о народе день и ночь думаешь!“ Сдается мне, нападение на Грязева не связано с политикой. Бытовуха это или хулиганство, но только не борьба за власть».
7
В понедельник после развода Ефремов вызвал к себе Бериева. Разговор предстоял нелегкий, но Игорь подготовился к нему. Мысленно он накрутил себя до предела и был готов взорваться в любую минуту, если что-то пойдет не так.
– Лаврентий, – Ефремов специально обратился к коллеге не по имени, как обычно, а назвал его по прозвищу, что должно было подчеркнуть доверительный характер беседы, – дружище, у меня есть поручение, которое можешь выполнить только ты.
Бериев нахмурился. Ему не хотелось участвовать в каком-то сомнительном мероприятии, но и отказать начальнику он не мог.
– Есть такая девушка – Елена Кайгородова. Ей приблизительно 27 лет. Она наркоманка. Больше я про нее ничего не знаю, а хочу знать все. Абсолютно все.
Бериев записал данные девушки, отложил ежедневник в сторону, достал сигареты.
– Ты что-то недоговариваешь, – сказал он. – Установить какую-то наркоманку может и стажер, а ты меня к этому делу припрягаешь.
– Вполне возможно, что в связи с Кайгородовой всплывет имя Козодоева…
– Черт возьми, Игорь, мы же закончили с ним! – не дал договорить начальнику Бериев. – Наплюй ты на этого мерзавца, и делу конец. Зачем заново ворошить эту тухлую историю?
– Все сказал? – с легкой, едва уловимой угрозой в голосе спросил Ефремов. – Теперь меня послушай. Я не собираюсь реанимировать дело, в котором поставлена точка. Даже две точки. Первая – это убийство Бурлакова, а вторая – убийство некоего Михаила Быкова, дружка и сообщника Козодоева. Тогда, десять лет назад, мы установили, что Быков в день убийства Бурлакова стоял на «атасе» у его подъезда. Но это нам ничего не дало, так как буквально через несколько дней после обнаружения трупа Бурлакова Быков бросился с двенадцатого этажа. Сейчас, после признательных показаний Козодоева, легко свести два этих события вместе и прийти к выводу, что Козодоев и Быков вместе ходили на «дело», а потом Сергей помог приятелю сигануть вниз. Скорее всего Быков решил сдаться, а Козодоев не мог допустить этого и убил дружка. Ты можешь упрекнуть меня и сказать: «Куда ты смотрел десять лет назад? Все ведь так очевидно было!» Я прав, Лаврентий? Прав. Сейчас любой может ткнуть в меня пальцем, а десять лет назад желающих поучить меня уму-разуму не нашлось. Человек крепок задним умом, но мне-то что прикажешь делать? По венам ножом полоснуть? Публично покаяться, расписаться в собственной несостоятельности? Я не буду этого делать. Я отброшу убийство Быкова в сторону и поставлю на нем точку. Жирную точку.
– Не горячись, Игорь! – попросил коллега. – Я ни в чем тебя не упрекаю…
– Слушай дальше! – не сбавляя возбужденного тона, продолжил Ефремов. – У меня есть информация, что Козодоев несколько лет назад совершил ряд грабежей.
Выражение «у меня есть информация» говорило обо всем и ни о чем одновременно. Бериев мог толковать его как угодно: «У Ефремова есть оперативная информация, источник которой он раскрывать не хочет» или «У Ефремова нет никакой информации, но он хочет придать своему поручению официальный характер».
– Одна из жертв его нападений – Кайгородова. Я хочу знать о ней все.
– Сделаю, – неохотно ответил Бериев.
– Нет, не так! – взревел Ефремов. – Мне не надо делать одолжений. Если ты не в состоянии установить какую-то наркоманку, то ничего не делай, но знай, что этот молодчик вновь выйдет сухим из воды. Он десять лет назад убил двух человек и не понес никакого наказания. Потом он взялся за грабежи. Зачем ему нападать на беззащитных девушек, я не знаю, но я не хочу, чтобы он чувствовал себя победителем.
Бериев хотел что-то возразить, но Игорь не дал ему рта открыть.
– Сейчас Сергей Козодоев стал во главе СГТС, – продолжил он. – Через несколько месяцев он продаст активы и смоется за границу. Он побывает там, где ни я, ни ты никогда не сможем побывать, потому что мы – нищие, а он – богач. Козодоев увидит Колизей, Эйфелеву башню, Биг-Бен, небоскребы Нью-Йорка. Он будет жрать омаров в лучших кабаках, пить вина столетней выдержки, проводить ночи с развратными манекенщицами. И он будет смеяться. Над тобой смеяться, надо мной, над всеми ментами в стране. Я не хочу, чтобы он еще раз избежал расплаты. Иди, Лаврентий, и забудь об этом разговоре. Сам все сделаю.
– Сколько у меня есть времени? – поднялся с места Бериев.
– До четверга.
После Лаврентия Ефремов вызвал Киселева.
– Есть наркоманка, зовут Кайгородова Елена. Она приблизительно 1965 года рождения. По моей информации, ее несколько раз грабили и избивали в последние годы. Мне надо поднять все материалы по этим происшествиям. Начни с Ленинского РОВД, потом проверь Центральный.
– Мне надо просмотреть все происшествия за несколько лет? – поразился Киселев.
– Что в этом сложного, друг мой? – поддел неопытного коллегу Ефремов. – Я тебя не мерзлую землю долбить отправляю. Ты будешь работать в тепле, за отдельным столом, с перерывом на обед. Работа предстоит не пыльная – листай книгу происшествий, выискивай знакомую фамилию. «Книга учета происшествий» – узкая. На одной странице помещается описание двух-трех происшествий. Тебе читать весь текст не надо. Бросил взгляд на страницу, если не увидел нужную фамилию, то перешел на другую сторону. На разворот книги происшествий у тебя уйдет несколько секунд. Кайгородова – фамилия довольно редкая, так что ты наверняка не пропустишь ее.