Метаразум и движение как Величайшее заблуждение человечества всех времён и народов по Иммануилу Канту

Метаразум и движение как Величайшее заблуждение человечества всех времён и народов по Иммануилу Канту
Геннадий Степанов

В данной, предлагаемой мной, книге излагается суть движения для метаразума как величайшего заблуждения всех времён и народов по Иммануилу Канту.Мной утверждается, что движение по Канту является иллюзорным и умозрительным.Движение по Зенону пародоскально.Познаваемо по Канту только творение вещества в миг Бытия.

Метаразум и движение как Величайшее заблуждение человечества всех времён и народов по Иммануилу Канту

Геннадий Степанов

© Геннадий Степанов, 2021

ISBN 978-5-0053-6583-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Метаразум и движение как Величайшее заблуждение человечества всех времён и народов по Иммануилу Канту

Введение

В данной, предлагаемой мной, книге излагается суть движения для метаразума как величайшего заблуждения всех времён и народов по Иммануилу Канту.

Мной утверждается, что движение по Канту является иллюзорным и умозрительным.

Движение по Зенону пародоскально.

Познаваемо по Канту только творение вещества в миг Бытия.

Метаразум обладает некоторыми априорными знаниями по Канту

Определим, что всякое познание метаразумом по Канту начинается с опыта и на основе обучения. Но хотя всякое познание метаразумом и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта. Поэтому возникает по Канту, по крайней мере, вопрос: существует ли такое независимое по Канту знание метаразума от опыта? Такие знания по Канту называются априорными. Их отличают по Канту от эмпирических знаний, которые имеют апостериорный источник, а именно в опыте. Поэтому в дальнейшем будем называть по Канту априорными знания, безусловно независимые от всякого опыта, а не независимые от того или иного опыта. Им противоположны эмпирические знания, или знания, возможные только a posteriori, т. е. посредством опыта. В свою очередь по Канту, из априорных знаний чистыми называются те знания, к которым совершенно не примешивается ничто эмпирическое.

Таким образом, по Канту метаразум должен обладать некоторыми априорными знаниями.

Опыт по Канту никогда не дает истинной или строгой всеобщности, он сообщает только условную и сравнительную всеобщность (посредством индукции). Следовательно, если какое-нибудь суждение метаразума мыслится им как строго всеобщее, т. е. так, что не допускается возможность исключения, то оно не выведено из опыта, а есть, безусловно, априорное суждение. Стало быть, эмпирическая всеобщность есть лишь произвольное повышение значимости суждения с той степени, когда оно имеет силу для большинства случаев, на ту степень, когда оно имеет силу для всех случаев, как, например, в положении все тела имеют тяжесть.

Наоборот, там, где строгая всеобщность по Канту принадлежит суждению метаразума по существу, она указывает на особый познавательный источник суждения метаразума, а именно на способность метаразума к априорному знанию. Итак, необходимость и строгая всеобщность суть верные признаки априорного знания метаразума по Канту и неразрывно связаны друг с другом.

Нетрудно доказать, что человеческое знание по Канту действительно содержит такие необходимые и в строжайшем смысле всеобщие, стало быть, чистые априорные суждения. Здесь стоит по Канту указать на все положения математики или пример из применения самого обыденного рассудка, что всякое изменение должно иметь причину.

О различии между чистым и эмпирическим познанием метарпзума

Во всех суждениях по Канту, в которых мыслится отношение субъекта к предикату, это отношение может быть двояким. Или предикат В принадлежит субъекту А как нечто содержащееся (в скрытом виде) в этом понятии А, или же В целиком находится вне понятия А, хотя и связано с ним. В первом случае по Канту называется суждение аналитическим, а во втором – синтетическим.

Следовательно, аналитические – это те (утвердительные) суждения, в которых связь предиката с субъектом мыслится через тождество, а те суждения, в которых эта связь мыслится без тождества, должны называться синтетическими. Первые по Канту можно назвать поясняющими, а вторые – расширяющими суждениями. Первые суждения, через свой предикат, ничего не добавляют к понятию субъекта, а только делят его путем расчленения на подчиненные ему понятия, которые уже мыслились в нем (хотя и смутно). Между тем как синтетические суждения по Канту присоединяют к понятию субъекта предикат, который вовсе не мыслился в нем и не мог бы быть извлечен из него никаким расчленением. Например, если по Канту все тела протяженны, то это суждение аналитическое. В самом деле, незачем выходить за пределы понятия, которое сочетается со словом тело, чтобы признать, что протяжение связано с ним, нужно по Канту только расчленить это понятие, т. е. осознать всегда мыслимое в нем многообразное, чтобы найти в нем этот предикат. Следовательно, это аналитическое суждение. Если же по Канту что все тела имеют тяжесть, то этот предикат есть нечто иное, чем то, что мыслится в простом понятии тела вообще. Следовательно, присоединение такого предиката дает синтетическое суждение по Канту.

Все эмпирические суждения как таковые синтетические по Канту. Было бы нелепо основывать аналитические суждения на опыте, так как, составляя эти суждения, вовсе не нужно выходить за пределы своего понятия и, следовательно, не нуждаться в свидетельстве опыта. Суждение, что тела протяженны, устанавливается a priori и не есть эмпирическое суждение. В самом деле, раньше чем обратиться к опыту, имеются все условия для суждения уже в этом понятии, из которого остается лишь извлечь предикат по закону противоречия, и благодаря этому в то же время можно сознавать необходимость этого суждения, которая не могла бы быть даже указана опытом. Напротив, хотя в понятие тела вообще вовсе не включается предикат тяжести, однако этим понятием обозначается некоторый предмет опыта через какую-то часть опыта, к которой можно, следовательно, присоединить другие части того же самого опыта сверх тех, которые имеются в первом понятии.

Можно сначала по Канту познать аналитически понятие тела через признаки протяженности, непроницаемости, формы и пр., которые мыслятся в этом понятии. Но вслед за этим нужно расширить знание и, обращаясь к опыту, из которого выводится это понятие тела, следовательно, с вышеуказанными признаками всегда связана также тяжесть, и таким образом присоединяется синтетически этот признак к понятию тела как его предикат. Возможность синтеза предиката тяжести с понятием тела основывается именно на опыте, так как оба этих понятия, хотя одно из них и не содержится в другом, тем не менее, принадлежат друг к другу, пусть лишь случайно, как части одного целого, а именно опыта, который сам есть синтетическое связывание созерцаний.

Но априорные синтетические суждения совершенно лишены этого вспомогательного

средства. Если необходимо выйти за пределы понятия – А, чтобы познать как связанное с ним другое понятие – В, то нельзя опереться на то, что делает возможным синтез, если в этом случае нет возможности искать его в сфере опыта?

Возьмем суждение по Канту все, что происходит, имеет свою причину.

В понятии того, что происходит, мыслится существование, которому предшествует время и т. д., и отсюда можно вывести аналитические суждения. Однако понятие причины целиком находится вне этого понятия и указывает на нечто отличное от того, что происходит, и, значит, вовсе не содержится в этом последнем представлении. На каком основании можно приписать тому, что вообще происходит, нечто отличное от него и познать понятие причины, хотя и не заключающееся в первом понятии, тем не менее, принадлежащее к нему и даже необходимо? Что служит здесь тем неизвестным Х, на которое опирается рассудок, когда он полагает, что нашел вне понятия А чуждый ему, но тем не менее связанный с ним предикат В? Этим неизвестным не может быть опыт, потому что в приведенном основоположении второе представление присоединяется к первому не только с большей всеобщностью, чем это может дать опыт, но и выражая необходимость, стало быть, совершенно a priori