Возрождение

Устроившись на стуле, приставленном к столу председателя, я проговорил:

– Виктор Георгиевич, Николай Романович передаёт Вам привет.

– Спасибо, – ответил он. И, оценивающе посмотрев на меня, спросил:

– Значит, Вас назначили директором Здвинской музыкальной школы?

– Да, меня.

– Ну, что же?.. Надо полагать, что Николай Романович Вас предупредил о том, что школу необходимо подготовить к началу учебного года. К первому сентября?

– Да, предупредил.

– Ну, что же, – снова проговорил он, – помещение готово. Для школы мы выделили брусчатый, 2-х квартирный дом. Внутри этого дома необходимо произвести нужную планировку. Этим Вы и займётесь. Обо всём, что касается оборудования школы, мы с Вами обсудим позже, а прямо сейчас Вам надо встретиться с Хмелёвым. Это заведующий отделом культуры. Он проводит Вас к школе, познакомит с бригадой строителей и их бригадиром, который поможет Вам произвести планировку…

Немного помолчав, он продолжил:

– Надо полагать, что Вам потребуется моя помощь. Попросту обращайтесь ко мне по любому вопросу. Непременно! Без проволочек! Ну, в добрый путь! – закончил он, пожимая мне руку.

И так же, как выходя из кабинета Николая Романовича, так же и покидая кабинет Виктора Георгиевича, я, как сказал русский поэт Некрасовской школы Алексей Николаевич Плещеев: «Как был я духом бодр, как полон юных сил!..».

Меткая народная пословица утверждает, что «не место красит человека, а человек место».

В истине этой мудрой пословицы мне много раз приходилось воочию убеждаться и во время службы в рядах Советской армии, и в моей многолетней гражданской трудовой деятельности. Но с особой наглядностью это утверждение начало сбываться в первый же день моей работы в Здвинске. Оно, это «начало», стало сбываться прямо-таки с момента, когда я переступил порог кабинета теперь уже третьего представителя власти, и всё это в один день.

Войдя в кабинет, я увидел его хозяина, кричащего в телефонную трубку:

«Как я сказал, так и будет! Понял?!» Прокричав это, он, обращаясь ко мне, спросил:

– Вы ко мне? По какому вопросу?

– Если заведующий отделом культуры товарищ Хмелёв, то к Вам, – ответил я.

– Присаживайтесь, – сказал он, показывая на приставленный к столу стул. Когда я присел, он, уставившись на меня вопросительным взглядом, отрекомендовался:

– Да, я заведующий отделом культуры Хмелёв Николай Маркович. А кто Вы, и по какому вопросу явились ко мне?

– Я Фёдоров Геннадий Тихонович. Областное управление культуры назначило меня директором будущей Здвинской музыкальной школы, а Виктор Георгиевич Карпов посоветовал мне обратиться к Вам, чтобы Вы познакомили меня с бригадиром строительной бригады.

– Хорошо, – сказал он. И, сняв телефонную трубку, набрав номер, проговорил:

– Борковский? Меня пока не будет в кабинете. Я отлучусь с директором музыкальной школы. На месте буду где-то через час. Положив трубку, он вышел из-за стола, сказав мне: «Идёмте» и пошёл из кабинета, пропустив меня первым.

Мне показалось, что во всём поведении этого человека явно прослеживается уверенность в том, что его руководящая деятельность являет собою довольно весомую значимость.

Минут через двадцать неторопливого хода мы подошли к брусчатому дому, который на фоне общей неухоженной улицы выделялся своею чистотой, придающей ему привлекательную живительную весёлость. Надобно отметить, что и строительная площадка была непривычно чистой. На обрезках брусьев, оставшихся от постройки дома и сложенных вблизи от него, сидело четверо армян. Когда мы к ним подошли, Хмелёв поздоровался с ними и спросил: – А где ваш бригадир? Где Арам?

– А вот его нет, – ответили армяне всем «квартетом». Минут через десять явился Арам. Поздоровавшись с ним, Хмелёв, показав на меня, объявил:

– Это директор школы. Зовут его Геннадий Тихонович. Теперь вы будете работать под его руководством.

Бригадир, протянув мне руку, попросту отрекомендовался:

– Арам Ильич.

– Ого! Как наш выдающийся композитор Арам Ильич Хачатурян, автор балета «Спартак» и его танца с саблями! – воскликнул я. Моё восклицание произвело очень сильное впечатление на армян. Арам, приветливо глядя на меня, стал потрясывать мою, сильно сжатую, руку, а весь «квартет» в едином порыве восторженно заговорил по-армянски. Этот восторг прервал Хмелёв.

– Ну, мне пора, – заявил он, работайте тут, а у меня дела. Сказав это, он повернулся и быстро пошёл прочь.

И как только Хмелёв отошёл, все окружили меня и стали наперебой перечислять творения своего национального кумира. Тут был упомянут и балет Гаянэ, и его концерт для фортепиано с оркестром, его симфонии и песни для кинофильмов и т.д. и т.д. Когда эти страстные перечисления приостыли, я попросил Арама войти внутрь постройки и произвести нужную планировку.

Арам оказался знающим своё дело мастером. Когда я ему стал показывать, где нужно сделать перегородки, он достал лист бумаги и стал всё фиксировать. Получился план, который отразил мою разметку: довольно вместительный класс теоретических занятий, три классные комнаты для индивидуальных занятий, небольшой кабинет директора, в котором можно вести занятия по фортепиано и, у входной двери, отгородка для обуви и одежды.

Я заметил, что в течение всего этого занятия, Арам с готовностью выполнял все мои предложения, даже в том случае, когда я просил его изменить только что им занесённое в чертёж. Да и все члены бригады относились ко мне с почтением и выполняли все работы с особым прилежанием.

По всей видимости, моё отношение к их кумиру Араму Хачатуряну, о котором я говорил с таким уважением, повлияло на отношение ко мне и, следовательно, на их работу.

Как бы то ни было, но уже ко второй половине июля все внутренние работы были произведены на довольно приемлемом, в те времена возможном, уровне. Стены и потолок, покрытые древесноволокнистыми плитами и выкрашенные белой масляной краской, отливали лёгким голубоватым колером. Всё, даже отгородок для обуви и одежды, не нарушало опрятности и уюта. Обойдя все классные комнаты и заглянув в кабинет директора, я подумал: «Для полного ансамбля интерьера не хватает лёгких портьер на окна».

И вот теперь уже не счесть в который раз я в кабинете Виктора Георгиевича.

– Ну что же с Вами поделать? Будь по-Вашему.

Сказав это, он позвонил заведующему швейной мастерской. Поговорив с ним, он, обращаясь ко мне, спросил:

– Ничего больше не нужно?

– Пока ничего, – ответил я. Спасибо Вам, Виктор Георгиевич.

– Тогда идите в школу. К Вам подойдёт мастер швейной мастерской и определит, что Вам нужно.

Так по-простому решалось множество вопросов даже таких, на которые заведующий отделом культуры товарищ Хмелёв говорил:

– Занимайтесь-ка, Геннадий Тихонович, сами этими делами, а мне некогда.

И я шёл к председателю Райисполкома, который никогда не отказывал.

Наконец, портьеры были на месте, и я, несколько раз пройдясь взглядом по всему интерьеру, немножко обнаглев, подумал: – Не хватает ковровых дорожек в коридоре и в кабинете директора. Долго не решался подойти к Виктору Георгиевичу, но видение этого благолепия преодолело мою неуверенность, и я вновь в кабинете председателя Райисполкома.

Когда я объяснил ему своё теперешнее появление, он, уставившись на меня своим вопрошающим, отражающим недоумение, взглядом, спросил:

– Ковровые дорожки?! Да Вы, Геннадий Тихонович, видите, что ни в приёмной, ни в кабинете председателя Райисполкома нет таковых? А Вы хотите в школе?

– Да, Виктор Георгиевич. Я вижу, что ни в приёмной, ни в Вашем кабинете нет этих ковровых дорожек. Но ведь приёмная и Ваш кабинет – это рабочие места, где этих дорожек может и не быть. А детская школа – это, хоть и маленький, но всё-таки храм музыкальной культуры, а музыка является самым изящным проявлением человеческого ума. Поэтому желательно, чтобы этот маленький храм был своеобразным светочем не только музыкальной, но и всеобщей культуры.

– Ого! Вот это аргумент! – воскликнул Виктор Георгиевич и тут же позвонил директору Районной торговой Базы.

Итак, в конце июля 1966-го года здание музыкальной школы было вполне готово к оснащению его интерьера всем необходимым для выполнения учебных занятий, которые обеспечивают элементарное музыкальное образование.