Прóклятое золото Колымы

Крейсера взяли курс на Европу…

Командование флотом даже не предоставило возможности их экипажам попрощаться с родными и близкими, с городом, который они защищали.

Брат и сестра Мацкевич встретились только в Петербурге уже после войны.

Узнав по беспроволочному телеграфу о том, что «Громобой» во Владивосток заходить не будет, Валерия начала хлопотать об увольнении и отъезде в Петербург.

Несмотря на окончание войны, обстановка во Владивостоке оставалась сложной. Дошедшие до Владивостока сообщения о Кровавом воскресенье, о восстании на Черноморском флоте, о крейсере «Очаков» и лейтенанте Шмидте оказали огромное влияние на настроение солдат и матросов. Во Владивостоке было много (около 60 тысяч) солдат и матросов – участников Цусимского сражения, обороны Порт-Артура и боёв в Маньчжурии, которые считали, что их предали и царское правительство, и командиры.

После получения во Владивостоке царского Манифеста от 17 октября революционное движение начало охватывать более широкие массы. По всему городу стихийно возникали собрания и митинги, а 30 октября разразилось восстание.

В своих воспоминаниях очевидец этих событий адмирал Цывинский писал:

«Бунт во Владивостоке был грандиознее всех. Там бунтовали десятки тысяч команд (сухопутных и морских), возвращённых из японского плена. Пылал весь город, громили все лавки, морское собрание, офицерские квартиры, дом командира порта и многие другие. Пострадали больше всего торговый дом «Кунст и Альберс», где были собраны большие запасы вина и прочего».

В самой круговерти этих событий оказалась и сестра милосердия Валерия Мацкевич.

По Владивостоку небезопасно было ходить не только по вечерам, но и даже днём: военно-морской госпиталь, в котором служила Валерия, располагался в то время в окраинной части города. Валерия припозднилась и возвращалась в госпиталь ближе к вечеру. Она заметила, что за ней увязалась тройка подвыпивших солдат. Валерия ускорила шаги, солдаты сделали то же самое. Она почти побежала и услышала топот преследователей. Тогда она вытащила из сумочки подаренный братом револьвер «Велодог»[5 - Велодог – карманный револьвер, изобретённый во Франции ХIХ века. Использовался для защиты велосипедистов от уличных собак. Впоследствии стал применяться как оружие самообороны. Носили эти миниатюрные револьверы в специальных кобурах, напоминающих портмоне. Серьёзным оружием велодоги не являлись.], остановилась и резко повернулась к солдатам, вытянув руку с пистолетом как для выстрела.

– Ну и шо ты сделаешь со своей пукалкой, – издевательски захохотал самый смелый из тройки.

Валерия, не вдаваясь в переговоры, выстрелила один раз, второй, третий раз. Самый смелый схватился за плечо и застонал. Троица остановилась.

– Ах ты, сучка! Ах ты, лахудра драная, – взревел раненый, – да мы тебя щас…

Но не успели. Из ворот госпиталя, услышав выстрел, выскочили солдаты караульной роты и защёлкали затворами. До ворот госпиталя осталось каких-то сто саженей. Тройка бандитов в солдатской форме поспешила ретироваться в ближайшей рощице.

– Ну шо? Спужалась, сестричка? – участливо спросил седоусый унтер, старший караула.

Валерия только махнула рукой. Она была в униформе сестры милосердия – белом передничке с большим красным крестом.

Как правило, солдаты, даже революционно настроенные, сестёр милосердия не трогали, но отморозки были во все времена. Такие вот и гнались за одинокой сестрой милосердия.

Несмотря на перенесённый стресс, Валерия не проронила ни слезинки. Она вообще никогда не плакала даже в детстве. Характер у неё был твёрдым, почти мужским. Да, наверное, и не каждый мужчина обладал такой твёрдостью характера.

Собрав необходимые документы, Валерия попрощалась с персоналом госпиталя. Близких подруг она не завела. Ухажёров отпугивала неприступностью.

С собой она увезла серебряную медаль Красного Креста для участников Русско-японской войны 1904–1905 годов на красной ленте ордена Св. Александра Невского. Эта медаль была учреждена Российским обществом Красного Креста. На лицевой стороне медали изображён эмалевый красный крест (это единственный случай использования эмали при изготовлении наградных медалей). Среди вещей Валерии, уместившихся в небольшой саквояж, был и револьвер «Велодог», выручивший её в тревожные времена и сыгравший впоследствии роковую роль при аресте её сына в 1934 году.

…Извозчик подвёз Валерию к вокзалу за полтора часа до посадки, но на перроне уже клубилась толпа желающих выехать из города, охваченного беспорядками. Поезд подали к перрону с большим опозданием, и ещё на ходу пассажиры бросились к вагонам. Валерии помогли взобраться в вагон второго класса какие-то люди в штатском, оказавшиеся после знакомства офицерами, возвращающимися из японского плена. После того как суматоха, вызванная посадкой, улеглась, поезд простоял ещё часа два, а потом раздался свист к отправлению и поезд наконец тронулся. Валерия больше часа простояла у окна вагона, прощаясь с Амурским заливом, берега которого тянулись почти до самого тоннеля за станцией Надежденская.

Соседями по купе оказалась семья средней руки чиновника, спешно покидавшая Владивосток из-за продолжающихся беспорядков. Как это часто бывает в поездах дальнего следования, попутчики быстро познакомились, обращались друг к другу по имени-отчеству, а после Никольска-Уссурийского коротали время в разговорах ни о чём, играли в карты в подкидного дурака, а то и просто молчали, разглядывая проплывающие мимо таёжные пейзажи.

В то время из Владивостока в Москву поезда ходили по Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), регулярное движение на которой открылось в 1903 году. КВЖД проходила по территории Маньчжурии (Северо-Восточный Китай) и соединяла Владивосток с Читой. Транссибирская магистраль, или Великий Сибирский путь, пролегающий целиком по территории России, был полностью построен только в 1916 году.

Часа через три после Никольска-Уссурийского поезд пересёк российско-китайскую границу, станция называлась Пограничная. На другом конце КВЖД, перед Читой, станция тоже называлась Пограничная. Через три дня поезд прибыл в Харбин. Затем состав проскочил длинный тоннель Хинганского перевала и помчался по Маньчжурии.

Валерия стояла в коридоре напротив своего купе и смотрела на унылый пейзаж: сопки то приближались к железнодорожной насыпи, то отступали. Из соседнего купе, которое занимали вернувшиеся из японского плена офицеры, раздался мягкий баритон, который с грустью выводил:

Тихо вокруг,
Сопки покрыты мглой.
Вот из-за тучи блеснула луна,
Могилы хранят покой…

Песню подхватил тенор, потом включились басы, и сложился превосходный четырёхголосый хор, который завершил песню словами:

Тихо вокруг,
Ветер туман унёс.
На сопках Маньчжурии воины спят
И русских не слышно слёз…

Слёзы были. Высыпавшие в коридор из своих купе пассажиры сквозь подступившие к глазам слёзы аплодировали исполнителям.

Позже Валерия узнала, что музыку этого вальса «На сопках Маньчжурии» написал капельмейстер И.А. Шатров, посвятив его памяти погибших соратников по оружию. Сразу же вальс стал чрезвычайно популярен. На музыку вальса были написаны многочисленные варианты слов…

Наконец поезд пересёк Маньчжурию и на пятые сутки после отъезда из Владивостока подъезжал к Чите.

Перед самой Читой поезд неожиданно остановился прямо посреди тайги. Насколько охватывал взгляд через окно вагона, к насыпи подступали высокие хвойные деревья.

В коридоре послышался топот сапог. Отборная матерщина, стук в двери соседних купе, женские взвизгивания. Валерия быстро защёлкнула двери купе, скомандовала всем членам семьи чиновника лечь на пол и приготовилась к обороне, достав из сумочки «Велодог».

В тот же миг в двери купе застучали, раздался крик:

– Открывай, буржуи, проверка идёт.

Валерия прижала палец к губам, давая знак попутчикам молчать.

– Не откроете – плохо будет, щас разнесём двери к такой-то матери, – продолжали буянить за дверями.

Филёнка дверцы не выдержала, и в образовавшуюся дыру показалась чернобородая физиономия того самого раненого, который совсем недавно преследовал её во Владивостоке. Валерия не прицеливаясь выстрелила. Солдат взревел:

– Да что же это такое? – Он схватился за плечо, потом начал с яростью доламывать дверь.

Валерия приготовилась к отпору, но тут за окном вагона послышались воинские команды, выстрелы, и налётчикам пришлось срочно ретироваться.

Попутчики начали подниматься с пола купе, охая и причитая, сухо поблагодарив Валерию за спасение. Дверь кое-как заделали фанерным листом.

Валерии даже в кошмарном сне не могло присниться, что этот налётчик едва не погубит её сына, но уже через тридцать лет.

Дальнейший их путь до Москвы проходил без приключений. Особенно красивые места были в окрестностях Байкала.

Поезд змеёй извивался, объезжая озеро Байкал. Дорога в этом месте так и называлась – Круго-Байкальская. Из окон вагона можно было видеть не только голову поезда, но и хвост.

Поезд мчался, не останавливаясь на малых разъездах и полустанках. Проехали Верхнеудинск (ныне – Улан-Удэ), проскочили Красноярск и Курган, перевалили Уральский хребет. Проплыли мимо окон Челябинск, Златоуст и Уфа. Через несколько дней состав стал подъезжать к Москве.

Москва встретила очередной поезд из далёкого Дальнего Востока довольно неприветливо. Под стать предзимней погоде, сумрачному небу, слякоти и сырости было и настроение приезжих.

Москва готовилась к Декабрьскому вооружённому восстанию. В неурочный час вдруг раздавались фабричные и заводские гудки, вспыхивали стихийные стачки и забастовки…