Прóклятое золото Колымы

За окном стояла характерная для Ленинграда весенняя погода. Наступал период белых ночей, и, несмотря на вечернее время, на улице было светло как днём. Ситцевый халатик едва прикрывал Шурины коленки и ненавязчиво подчёркивал изгибы девичьей фигуры. Шура крутанулась перед настенным зеркалом, разглядывая себя со всех сторон, и вдруг услышала, как кто-то вошёл в комнату и закрыл дверь на ключ. Замок угрожающе щёлкнул, Шура повернулась к двери и увидела, как к ней медленно направляется Жора Кульпин. Шура заметила нехороший блеск в его глазах и даже дорожку слюны в уголке губ.

Шура попыталась остановить его, спросив каким-то осипшим голосом:

– Ты что, с ума сошёл, Жорик? А?

Но Жора продолжал молча наступать. Шура облокотилась руками на стенку и неожиданно нащупала таз с замоченной кофточкой. Резко развернувшись, Шура схватила тазик и окатила содержимым опешившего от неожиданности Жору. Пока тот приходил в себя, Шура бросилась к двери, повернула ключ и выскочила в коридор.

Шура перевела дух, нервно рассмеялась и влетела в первую попавшуюся дверь, из-за которой слышались голоса студенток.

После этого случая Жора увязывался за Шурой и униженно просил не рассказывать никому, что случилось. Он оправдывался, что хотел только её поцеловать, а дверь закрыл, чтобы никто не помешал. Шура только фыркала в ответ. Ей и самой было стыдно это вспоминать.

Однажды гурьба студентов выпускного курса двигалась по коридору, шутя, подталкивая друг друга. На минутку остановились у бюста Сталина.

Жора незаметно толкнул бюст, тот слетел с постамента и разбился вдребезги. Кто-то воскликнул:

– Так ему и надо!

Студенты бросились врассыпную.

Жора удовлетворительно и чуть ли не вслух подумал:

«Ну всё. Спёкся, голубчик!»

В тот же вечер Жора отнёс в местное отделение НКВД донос на Евгения, который считал его своим другом.

Приговор

Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.

    Анна Ахматова

В истории России XX века политические репрессии[12 - Политические репрессии (от лат. repressio – подавление, угнетение) – наказание, карательная мера, применяемая государственными органами с целью защиты и сохранения существующего строя.] 30-х годов прошлого века занимают особое место. В народе их называли сталинскими. Об этих событиях рассуждали и рассуждают до сих пор многие историки. Однако до настоящего времени они так и не пришли к единому мнению относительно исторической подоплёки этих репрессии. В СССР репрессии проводились в 1927–1953 годах.

В эти же годы расцвела система массового доносительства, поощряемая властью. Писал сосед на соседа в коммунальной квартире, рассчитывая в случае его ареста занять освободившееся помещение, писали карьеристы на сослуживцев, стремясь получить освободившееся место, писали просто по злобе или же из зависти…

Известный писатель Сергей Довлатов, сам хлебнувший горечь лагерей, писал: «Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И всё же. Я хочу спросить: кто написал четыре миллиона доносов?»[13 - Некоторые историки указывают, что в архивах НКВД – КГБ сохранилось более пяти миллионов письменных доносов. Точная их цифра, конечно, неизвестна.]

На полученные от добровольных помощников сведения о «врагах народа» карательные органы реагировали мгновенно.

Ночью во дворе раздавался скрип тормозов. По окнам дома скользили огни горящих фар. Хлопали дверцы автомобиля. Из чёрной машины выходили энкавэдэшники. У жильцов дома замирали сердца: «К кому?»

Служебный автомобиль, который в народе окрестили «чёрным вороном» предназначался для перевозки арестованных.

Как тут не вспомнить слова из песни: «…Чёрный ворон, чёрный ворон, что ты вьёшься над моею головой?»

И чёрный ворон, кружащий над головой, и появление «чёрного ворона» у подъезда дома предвещали беду.

Служебный автомобиль НКВД марки «ГАЗ М1», или просто эмка, имел помимо названия «чёрный ворон» ещё одно, редко встречающееся название «чёрная маруся». В стихах поэтессы Анны Ахматовой «Реквием» есть такие строки:

Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами,
И под шинами «чёрных марусь».

В 30-е годы старую русскую поговорку «Доносчику первый кнут» сменила другая: «Лучше стучать, чем перестукиваться».

Историки подсчитали, что более 90 % арестов были инициированы доносами «снизу».

Ночью 16 декабря 1934 года «чёрный ворон» остановился у подъезда дома, где проживали Богдановы. Раздался властный стук в дверь. Чекисты вошли в дом. Старший из них спросил:

– Евгений Иванович Богданов здесь проживает?

– Да, здесь, – ответила почувствовавшая беду Валерия Александровна.

Чекист протянул бумагу:

– Ордер на обыск. Юноша, станьте к стене.

При обыске в столе были найдены пистолет «Велодог», привезённый Валерией Александровной из Владивостока. И американский журнал, в котором бдительные чекисты обнаружили карикатуру на Сталина.

– Собирайтесь, Богданов. Поедете с нами.

– Но за что и почему? – только и смогла вымолвить Валерия Александровна. – Он же ни в чём не виноват…

– Не беспокойтесь, мамаша. Безвинных у нас не сажают. Разберёмся, – заверил чекист, который предъявлял ордер и руководил обыском.

Евгения привезли в ДПЗ (дом предварительного заключения) на Шпалерной улице. Конвоир втолкнул его в камеру, до отказа забитую людьми.

У Евгения в голове промелькнуло где-то прочитанное:

«Минута, когда заключённый увидит затворившуюся за ним дверь, производит на человека глубокое впечатление, каков бы он ни был – получил ли воспитание или погружён во мрак невежества, виновен или невиновен, обвиняемый ли он и подследственный или уже обвиняемый. Вид этих стен, гробовое молчание – смущает и поражает ужасом. Если заключённый энергичен, если он обладает сильной душой и хорошо закалён, то он сопротивляется…»

– Идите сюда, – подозвал его седоватый человек интеллигентного вида. – Вы по какой статье обвиняетесь? – спросил он.

– Да я ничего не знаю. Просто обыскали квартиру, засунули в автомобиль, и вот я здесь.

– Значит, кто-то настрочил на вас донос, – заверил Евгения спрашивающий.

– Да кому я нужен, – недоумевал Евгений.

– Поищите среди своих друзей, – посоветовали ему.

За неделю до первого вызова на допрос сидельцы, как могли, образовали Евгения.

«Главное, отрицайте все обвинения», – говорили они ему. А чтобы выжить, помните некоторые истины: никогда никого и ничего не бойтесь; никогда никого и ничего не просите; никогда никому не рассказывайте о себе; никогда никому не верьте.