– А я надеюсь, что будет революция! – воскликнула Изабелла. – С удовольствием посмотрела бы на революцию.
– Объясни-ка мне, пожалуйста, – с легкой иронией проговорил ее дядя, – я все забываю: ты сама-то за либералов или за консерваторов? Я слышал, как ты высказывалась то за тех, то за других.
– Так и есть. Я за всех понемножку. Во время революции – если бы уж она началась – я бы была на стороне консерваторов. Они вызывают больше сочувствия, и у них есть возможность совершать яркие поступки.
– Не уверен, что ты подразумеваешь под «яркими поступками», но похоже, ты всегда совершаешь именно такие, моя дорогая.
– Дядя, вы – чудо. Но вы, как всегда, подтруниваете надо мной! – прервала его девушка.
– Все-таки я боюсь, что в ближайшем будущем тебе не выпадет удовольствия наблюдать здесь революционные события, – продолжил мистер Тачетт. – Если уж ты так жаждешь бурных событий, тебе придется погостить у нас подольше. Видишь ли, когда доходит до дела, им не нравится, чтобы их ловили на слове.
– О ком вы говорите?
– О лорде Уорбартоне и его друзьях – радикалах из высшего класса. Конечно, я знаю только то, что задевает меня. Они шумят о переменах, но не думаю, что ясно все себе представляют. Вот ты да я – мы знаем, что значит жить при демократических порядках. Мне они подходят, но я ведь при них родился. К тому же я не лорд. Ты, несомненно, леди, моя дорогая, но я не лорд. А этой стране, я полагаю, демократия не очень подходит. Демократические принципы действуют ежедневно и ежечасно. Вряд ли они понравятся этим господам больше теперешних. Конечно, если хотят попробовать, это их дело, но мне кажется, они не станут очень усердствовать.
– Вы считаете их неискренними? – спросила Изабелла.
– Нет, англичане очень честные люди, – признал мистер Тачетт, – но создается впечатление, что о демократии у них лишь теоретические знания. Их радикальные взгляды – род развлечения. Развлечения им необходимы, а вкус у них мог бы оказаться гораздо грубее. Ты видишь, в какой роскоши они живут, а все эти прогрессивные идеи – едва ли не самая большая их роскошь. Идеи позволяют им чувствовать себя высоконравственными, но не угрожают их положению. Ведь англичане сильно пекутся о своем положении в обществе. Не верь никому, кто станет убеждать тебя в обратном; а если поверишь, тебя очень скоро поставят на место.
Изабелла очень внимательно следила за мыслями дяди, которые тот излагал легко, вдумчиво, с некоторой долей оптимизма; хотя она не была знакома с английской аристократией, девушка обнаружила, что в целом к ней применимы ее, Изабеллы, представления о человеческой природе. Но лорда Уорбартона ей захотелось взять под защиту.
– Я не верю, что лорд Уорбартон притворщик, – заявила она. – До остальных мне нет дела. А вот лорд… мне бы хотелось его проверить.
– Избави меня Бог от друзей! – продекламировал мистер Тачетт и продолжал: – Лорд Уорбартон – очень приятный… прекрасный молодой человек. Его доход составляет сто тысяч в год. На этом маленьком острове ему принадлежат пятьдесят тысяч акров земли и полдюжины домов. У него постоянное место в парламенте, как у меня за моим обеденным столом. Он обладает изысканным вкусом – интересуется литературой, искусством, наукой и очаровательными молодыми леди. Но самый главный интерес он испытывает к новым взглядам. Они доставляют ему массу удовольствий – возможно, больше, чем что-либо еще, за исключением молодых леди. Его старинный дом – как он его называет? Локли? – очень хорош, хоть наш, на мой вкус, получше. Впрочем, это не имеет значения – у него много и других домов. Насколько я могу видеть, его взгляды никому не приносят вреда, и меньше всего ему самому. Если бы здесь разразилась революция, лорд пережил бы ее абсолютно безболезненно; его бы никто не тронул, оставили бы целым и невредимым – слишком уж он всем нравится.
– Да, лорду не суждено стать мучеником, даже если бы он захотел! – воскликнула Изабелла. – Очень незавидное положение.
– Да, мучеником ему никогда не бывать… если только ты не сотворишь с ним эту штуку, – произнес старик.
Девушка покачала головой; было даже забавно, что в этом жесте сквозило легкое сожаление.
– Из-за меня никто не будет мучиться, – сказала она.
– Надеюсь, и сама ты никогда мученицей не будешь.
– Я тоже надеюсь. Так значит, вам не жаль лорда Уорбартона, как Ральфу?
Дядя посмотрел на племянницу долгим лукавым, проницательным взглядом.
– Несмотря ни на что… Пожалуй, все-таки жаль, – мягко ответил он.
Глава 9
Вскоре с приглашением приехали две мисс Молинью, сестры его светлости; Изабелле сразу понравились эти молодые леди, на которых, как ей показалось, лежала печать некоего своеобразия. Правда, когда она назвала сестер «оригинальными» в беседе с кузеном, тот заявил, что этот эпитет совсем не подходит для двух мисс Молинью, поскольку в Англии найдется пятьдесят тысяч молодых женщин, похожих на них как две капли воды. Однако, хотя таким образом гостьям было отказано в оригинальности, невозможно было не восхититься их необыкновенно мягкими и застенчивыми манерами и самыми, как казалось Изабелле, добрыми на свете глазами.
«На здоровье им, во всяком случае, жаловаться не приходится», – решила наша героиня, которая считала это большим достоинством; к сожалению, о некоторых подругах ее детства такого сказать было нельзя (какими бы они были прелестницами, если бы не их болезненность), не говоря о том, что иногда и сама Изабелла не могла похвастаться прекрасным самочувствием. Сестры Молинью были уже не первой молодости, но сохранили яркий и свежий цвет лица и что-то детское в улыбке. Глаза сестер, которые так восхитили Изабеллу, имели умиротворенное выражение, а котиковые жакеты подчеркивали изрядную округлость их форм. Сестры были необыкновенно дружелюбны, настолько, что почти стеснялись этого; казалось, они немного побаиваются молодую леди, прибывшую с другого конца света, и больше показывали, нежели высказывали свое доброе к ней отношение. Тем не менее они ясно выразили надежду на то, что Изабелла прибудет на ланч в Локли, где они живут вместе с братом, а также на то, что отныне они смогут видеться очень, очень часто. Сестры поинтересовались, не согласится ли она пробыть у них целый день и остаться ночевать; двадцать девятого они ожидают гостей, и, возможно, Изабелла захочет к ним присоединиться.
– Боюсь, среди них не будет никого особенно выдающегося, – сказала старшая сестра, – но смею надеяться, вы полюбите нас такими, какие мы есть.
– Я от вас в восхищении; вы очаровательны именно такие, какие есть, – ответила Изабелла, которая всегда бывала щедра на похвалы.
Гостьи вспыхнули, а кузен после их ухода сказал Изабелле, что если она еще раз скажет что-нибудь подобное этим бедняжкам, они примут это за насмешку. Он был уверен, что сестер еще никто ни разу в жизни не назвал очаровательными.
– Но что же я могу сделать, – ответила Изабелла. – Именно такие тихие, благоразумные, довольные люди мне и нравятся. Хотелось бы и мне быть такой же.
– Боже упаси! – пылко воскликнул Ральф.
– Обязательно постараюсь подражать им, – настаивала девушка. – Интересно посмотреть, каковы они в домашней обстановке.
Несколько дней спустя она получила это удовольствие. Вместе с Ральфом и его матерью Изабелла приехала в Локли. Сестры Молинью сидели в просторной гостиной (одной из многих, как она выяснила позже), сплошь отделанной блеклым ситцем. Одеты они были по этому случаю в черные бархатные платья. В домашней обстановке женщины понравились Изабелле даже больше, чем в Гарденкорте, и она еще раз была поражена, что они просто излучали здоровье. При первой встрече ей показалось, что им недостает живости ума, но сейчас она признала за ними способность глубоко чувствовать. Перед ланчем она некоторое время оставалась с ними наедине, в то время как лорд Уорбартон в другом углу комнаты беседовал с миссис Тачетт.
– Правда ли, что ваш брат такой непримиримый радикал? – поинтересовалась Изабелла. Она знала, что это правда, но мы уже видели, насколько велик был ее интерес к человеческой природе, и сейчас ей хотелось вызвать на разговор сестер Молинью.
– О да, дорогая, он придерживается чрезвычайно передовых взглядов, – сказала Милдред, младшая.
– И в то же время Уорбартон очень благоразумен, – заметила старшая мисс Молинью.
Изабелла взглянула в тот угол гостиной, где находился лорд; было очевидно, что он изо всех сил старается угодить миссис Тачетт. Ральф играл с одной из собак перед пылающим камином, который вовсе не был лишним в огромной старинной зале при прохладной августовской английской погоде.
– Вы полагаете, ваш брат искренен? – с улыбкой спросила Изабелла.
– О, несомненно! – торопливо воскликнула Милдред, в то время как старшая сестра удивленно взглянула на нашу героиню.
– Думаете, он не дрогнет, если придется?
– Что придется?
– Я имею в виду, сможет ли он, скажем, отказаться от всего этого?
– Отказаться от Локли? – переспросила старшая мисс Молинью после небольшой паузы, когда снова обрела дар речи.
– Да, и от других имений тоже. Кстати, как они называются?
Сестры обменялись почти испуганными взглядами.
– Вы хотите сказать… вы имеете в виду, что они требуют больших расходов? – спросила младшая сестра.
– Я думаю, он мог бы сдать один или два дома, – сказала другая.
– Сдать или отдать? – спросила Изабелла.
– Не могу представить, чтобы он отказался от своей собственности, – проговорила старшая мисс Молинью.
– В таком случае боюсь, он обманщик! – воскликнула Изабелла. – И что же, вы не считаете, что его положение ложно?
Ее собеседницы были явно сбиты с толку.
– Положение брата? – пробормотала мисс Молинью.