– Вероятно, я никогда уже туда не поеду.
– Стесняетесь там показаться?
Ральф, слегка улыбаясь, помедлил с ответом.
– Я полагаю, тот, у кого нет совести, не может стесняться.
– Ну и самомнение у вас, – заявила Генриетта. – Вы считаете, это правильно – отказаться от родины?
– Невозможно отказаться от родной страны – как, скажем, и от собственной бабушки. Невозможно уничтожить то, что составляет неотъемлемую часть нас самих.
– То есть если бы это было возможно, вы бы попытались? А как к вам относятся англичане?
– Они от меня в восторге.
– Потому что вы подлизываетесь к ним.
– Ах, – вздохнул Ральф. – Может быть, вы сжалитесь и хоть частично отнесете это на счет моего природного обаяния?
– Я ничего не знаю о вашем природном обаянии. Если оно у вас и есть, то явно приобретенное… вы, видимо, отчаянно пытались приобрести его, живя здесь. Я бы не сказала, что это вам удалось. Во всяком случае, к такому обаянию я равнодушна. Станьте чем-нибудь полезным обществу, и тогда мы вернемся к этому разговору.
– Ну тогда посоветуйте, что мне делать, – смиренно проговорил Ральф.
– Для начала возвращайтесь на родину.
– Понятно. А потом?
– Займитесь чем-нибудь.
– Хорошо, чем конкретно?
– Чем-то, что доставит вам удовольствие и будет удаваться. Какой-нибудь новой идеей или крупным делом.
– А трудно найти такое дело, которое будет удаваться? – поинтересовался Ральф.
– Нет, если вы отдадите ему частичку своего сердца.
– А, моего сердца, – сказал молодой человек. – Если это зависит от моего сердца…
– У вас его нет?
– Несколько дней назад было, но с тех пор его у меня похитили…
– Вы несерьезный человек, – заметила мисс Стэкпол, – вот в чем дело.
Но через несколько дней гостья снова решила привлечь внимание Ральфа к его собственной персоне, но на этот раз предметом разговора стал другой пункт его своенравия.
– Я поняла, в чем ваша беда, мистер Тачетт, – сказала она. – Вы считаете, что слишком хороши для того, чтобы жениться.
– Я считал так до встречи с вами, мисс Стэкпол, – ответил Ральф, – но сейчас мое мнение изменилось…
– Фу! – фыркнула Генриетта.
– …и мне стало казаться, – продолжил молодой человек, – что наоборот, я недостаточно хорош для этого дела.
– Женитьба благодатно сказалась бы на вас. Кроме того, это ваша обязанность.
– О, – воскликнул Ральф, – у человека так много обязанностей! И женитьба тоже?
– Конечно… Разве вы этого не знали? Жениться – долг каждого мужчины.
Ральф на несколько секунд задумался; он был разочарован. Было что-то в мисс Стэкпол, что начало привлекать его; ему казалось, что если она и не была очаровательной женщиной, то, по крайней мере, с ней можно было дружить. Ей недоставало своеобразия, но, как говорила Изабелла, Генриетта была отважной, а это всегда вызывает у окружающих симпатию. Он не ожидал от нее вульгарной неискренности; а последнее заявление вообще резануло его фальшью. Когда незамужняя женщина говорит о необходимости жениться не обремененному супружеством молодому человеку, самым очевидным объяснением ее слов является вовсе не бескорыстный порыв.
– На это можно посмотреть с разных сторон, – уклончиво ответил Ральф.
– Возможно, но это принципиальная вещь. Вы живете в одиночестве потому, что, наверное, считаете себя исключительной личностью – словно хотите дать понять, что ни одна женщина не достойна вас. Думаете, вы чем-то лучше других? В Америке принято всем вступать в брак.
– Если это моя обязанность, разве, по аналогии, вы тоже не обязаны выйти замуж? – спросил Ральф.
Взгляд непроницаемых глаз мисс Стекпол не дрогнул.
– Вы тешите себя надеждой найти трещину в моей позиции? Конечно, я имею такое же право выйти замуж, как все.
– Так вот, – сказал Ральф. – Должен признаться, меня не раздражает то, что вы свободны. Это скорее меня радует.
– Когда же вы станете серьезным? Наверное, никогда.
– Значит, вы не поверите, если в один прекрасный день я скажу вам, что решил покончить со своей практикой жить в одиночестве?
Мисс Стэкпол бросила на молодого человека вполне ободряющий взгляд. Но неожиданно для Ральфа это выражение вдруг сменилось тревогой и даже негодованием.
– Нет, – сухо ответила гостья. После чего с достоинством удалилась.
– Я так и не влюбился в вашу подругу, – сказал Ральф в тот же вечер Изабелле. – Хотя сегодня утром мы толковали, можно сказать, на эту тему.
– И вы сказали что-то, что ей не понравилось? – поинтересовалась девушка.
Молодой человек пристально посмотрел на нее.
– Она жаловалась на меня?
– Генриетта сказала мне, что есть что-то презрительное в тоне, каким европейские мужчины разговаривают с женщинами.
– Она называет меня европейцем?
– Причем одним из худших. Она сказала, будто вы заявили ей нечто такое, что не стал бы говорить ни один американец, но повторять не стала.
Ральф громко рассмеялся.