Женский портрет

– Стало быть, англичане весьма склонны к условностям,?– продолжила она.

– Здесь многие обычаи укоренились раз и навсегда,?– признал мистер Тушетт.?– У них все распланировано; англичане ничего не оставляют на откуп случаю.

– Не люблю планировать наперед,?– нахмурилась Изабелла.?– Мне куда больше нравятся неожиданности.

Дядюшку, казалось, позабавила категоричность племянницы.

– Зато ваш великий успех предопределен заранее,?– возразил он,?– и это вам наверняка понравится.

– Никакого успеха мне не добиться, ежели здесь столько глупых условностей. Подобные правила не по мне, а потому я англичанам и не придусь по душе.

– Вот и нет. Вы кругом неправы,?– гнул свое старик.?– Откуда вам знать, что понравится обществу, а что?– нет? Англичане порой сами себе противоречат?– это тоже их особенная черта.

– Ах, коли так, мне ваша страна подходит!?– воскликнула Изабелла.

Вскочив, она заложила руки за пояс черного платья и окинула взором лужайку.

Глава VII

Они нередко развлекали друг друга, обсуждая своеобразие британской публики, как будто для Изабеллы отношение общества было вопросом самым что ни на есть насущным; а между тем общество и не подозревало о существовании мисс Арчер. Судьба привела ее в самый, как выражался кузен, скучный дом в Англии. Страдающий подагрой дядюшка почти не принимал гостей, а тетушка не сподобилась завести приятельские отношения с соседями. Словом, визитов не ожидалось.

Впрочем, тетушка имела весьма любопытное пристрастие: ей нравилось собирать визитные карточки. К светскому общению она большой тяги не испытывала, однако получала несказанное удовольствие от вида столика в холле, заваленного продолговатыми кусочками картона?– символами уважения. Роль хозяйки Гарденкорта играть никогда не пыталась, а потому слухи о ее приездах и отъездах по графству и не расходились. Миссис Тушетт высоко ценила свою непредвзятость и давно усвоила непреложную истину: ничто в этом мире не дается даром. Впрочем, не беремся утверждать, что она не видела ничего оскорбительного в столь малом внимании к своей персоне; вполне возможно, язвительные ее высказывания о стране, на которую сменил родину супруг, как и были вызваны совершенно незаслуженным равнодушием соседей, не принявших миссис Тушетт в свой круг.

Изабелла вскоре встала перед необычной необходимостью защищать британскую конституцию от нападок тетушки: у миссис Тушетт вошло в привычку пускать критические стрелы в сей почтенный документ, племянница же испытывала непреодолимое желание их извлекать. Разумеется, конституция нимало не пострадала бы от злобных выпадов; скорее нашей героине представлялось, что тетушка могла бы найти более достойное применение своей иронии. Изабелла и сама умела критиковать (тут сказывались ее происхождение, возраст и пол), однако присущая ей чувствительность заставляла в ответ на шпильки миссис Тушетт искать справедливости.

– А все же каковы ваши взгляды??– как-то спросила она у тетушки.?– Допустим, вам что-то не нравится, но ведь тогда у вас должны быть определенные воззрения? Вы американка, однако судите не по-американски, да и неудивительно: родная страна вам не по душе. Вот ежели я критикую, значит, у меня есть определенные убеждения?– это типично американская черта.

– Моя милая юная леди, – ответила миссис Тушетт,?– все мы видим мир по-своему. Сколько умных людей, столько убеждений. Вы мне скажете, что тогда их не так уж и много? Пожалуй. Судить как американка я не стану?– американцы мыслят ужасно узко, это не по мне. У меня, слава богу, имеются свои личные взгляды!

Ответ Изабелла сочла весьма достойным, хоть и пожала плечами?– пожалуй, она и сама думала так же, однако говорить о своих принципах сочла неуместным. В устах человека менее искушенного в жизни и не столь просвещенного, как миссис Тушетт, подобные заявления прозвучали бы либо нескромно, либо высокомерно. Впрочем, с Ральфом Изабелла на эти темы беседовать осмеливалась?– с ним они разговаривали много и рассуждали весьма свободно. Кузен взял за правило над ней добродушно подшучивать и тем самым завоевал в ее глазах репутацию человека, ни к чему серьезно не относящегося. Более того, сообразив, какое впечатление производит на девушку, от своей линии не отступал.

Изабелла упрекала его в легкомысленности. Как можно смеяться над всем подряд, включая самого себя? Ральф становился серьезен, лишь говоря об отце. На всем прочем он упражнялся в бесстрастном остроумии – на себе, на собственных слабых легких и бесполезной жизни, на невероятной своей матери и друзьях (на лорде Уорбертоне в особенности), на родной стране и приемной родине, а также, разумеется, на внезапно обретенной очаровательной кузине.

– У меня в передней сидит музыкальный оркестр,?– как-то заявил он.?– Ему приказано играть без остановки; тем самым он оказывает мне две важных услуги: во-первых, не дает шуму внешнего мира проникать в мои апартаменты, а во-вторых, заставляет мир думать, будто я то и дело задаю балы.

И впрямь, проходя мимо половины Ральфа, можно было услышать музыку?– в воздухе плыли звуки веселых вальсов. Изабелла нередко ловила себя на мысли, что какофония ее раздражает. Ей хотелось войти в переднюю, а затем проникнуть в апартаменты кузена. Он предупреждал?– его мрачная берлога в чрезвычайном беспорядке, и что ж с того? Наша героиня вполне могла бы взять на себя труд там прибраться. Негостеприимно заставлять гостью ходить вокруг и около! Изабелла пыталась наказать Ральфа, то и дело подпуская в его адрес шпильки со свойственным ей несколько прямолинейным остроумием. Впрочем, следует пояснить: насмешничала она над кузеном, защищая себя, ведь тот в шутку называл ее «Колумбией» и винил в чрезмерном патриотизме. Ральф даже нарисовал карикатуру, изобразив Изабеллу хорошенькой молодой женщиной в одеждах цветов национального флага.

Более всего в жизни в тот период наша героиня опасалась прослыть особой, не видящей дальше своего носа,?– даже больше, чем стать таковой на самом деле, потому и принялась подыгрывать Ральфу. Считает, что она не перестает вздыхать по прелестям родной страны,?– ради Бога! Она будет американкой до мозга костей, коли ему так угодно, а вздумает насмехаться?– получит на орехи.

Изабелла вставала при Ральфе на защиту Англии от злых нападок тетушки, однако, когда тот начинал петь приемной родине дифирамбы?– видимо, чтобы подзадорить кузину,?– спорила с ним по многим и многим вопросам. На самом деле привкус, который оставляла в ее душе маленькая, но изобильная островная страна, сравним был со сладостью спелой октябрьской груши. Англия приводила Изабеллу в отменное настроение, и она невозмутимо принимала насмешки кузена, расплачиваясь с ним той же монетой.

Однако ж случалось, что наша юная леди находилась не в духе?– не потому, что Ральф злословил на ее счет; ей иной раз становилось его жалко. Похоже, кузен и сам не верил в то, что говорил, а к миру был и слеп, и глух.

– Никак не могу в вас разобраться,?– как-то вздохнула она.?– Сдается мне, что вы большой обманщик.

– Ну, воля ваша,?– не стал спорить Ральф, не привыкший к подобным нелестным оценкам.

– Не понимаю, что вас интересует в жизни. Вряд ли уж совсем ничего? Однако Англию вы хвалите без души. Америку вроде бы ругаете, однако и до нее вам дела нет…

– Меня интересуете только вы, дорогая кузина.

– И тут не верю; впрочем, была бы счастлива, ежели вы искренни.

– Да уж надеюсь!?– воскликнул молодой человек.

Не поверила она Ральфу напрасно: кузен много о ней думал. Изабелла никак не шла у него из головы. В ту пору он был отягощен мрачными мыслями, и приезд молодой родственницы, ничего особенного не суливший, на поверку оказался щедрым подарком судьбы, освежил его и оживил. У Ральфа словно выросли крылья и даже появилась некая цель в жизни.

До знакомства с кузиной бедняга долго пребывал в настроении меланхолическом; и без того печальные размышления усугубила нависшая над ним грозовая туча. Он все более тревожился за отца: подагра, которой страдал старик, вдруг начала перекидываться с ног на иные жизненно важные органы. Весной мистер Тушетт серьезно занедужил, и доктора намекнули сыну, что с новым приступом будет справиться непросто. Пока болезнь на время отступила, однако Ральф не мог избавиться от подозрения: враг применил уловку, намереваясь застать свою жертву врасплох. Ежели маневр удастся, надежды на успешное сопротивление останется немного.

Ранее Ральф полагал, что отца не переживет и его собственное имя первым выбьют на могильном камне. Они со стариком были чрезвычайно близки, и угроза влачить остаток безрадостной жизни в одиночестве молодого человека отнюдь не прельщала. Он всегда?– само собой?– рассчитывал на помощь отца, который лишь и был способен придать смысл существованию сына. И вдруг источник жизненных сил уйдет… Скончаться в одно и то же время?– вот это прекрасный выход! Однако, случись Ральфу лишиться поддержки своего самого большого друга, ему останется лишь с нетерпением ожидать своей очереди. Разумеется, он не рассчитывал поддержать себя мыслью, что станет незаменимой опорой маменьке. Увы, не станет. Для нее незаменимых нет. Разумеется, сознавал собственный эгоизм, желая, чтобы боль утраты досталась наиболее деятельному из них, то есть отцу. Старик всегда относился к предсказанию Ральфа о более скорой его кончине с усмешкой, а теперь будет рад удостовериться в ошибке сына. У отца имелось два прекрасных выхода: во-первых, опровергнуть своею смертью софистические рассуждения Ральфа, а во-вторых, протянуть хоть еще немного?– ведь жизнью он, как ни крути, наслаждался. Ральф не видел греха в том, чтобы поддержать второй.

Вот такие приятные рассуждения занимали ум молодого человека, когда приезд Изабеллы поставил в них если не точку, то запятую. Ральф даже осмелился предположить, что пребывание кузины в Гарденкорте станет в некотором роде возмещением за безмерную тоску, которую он испытает, пережив своего доброго отца.

Ральф задавался вопросом?– уж не зародилась ли в нем влюбленность в непосредственную юную женщину из Олбани, и в конце концов решил?– пожалуй, нет. Он знал Изабеллу уже неделю, и с каждым днем эта уверенность в нем крепла. Лорд Уорбертон был прав насчет кузины: интересная юная особа! И как приятелю удалось столь быстро в ней разобраться? Что ж, видимо, это всего лишь подтверждение его высоких мыслительных способностей. Умом Уорбертона Ральф не переставал восхищаться.

Стало быть, кузина для него?– не любовь, а развлечение. Но развлечение наивысшего разбора! «Наблюдать воочию за подобным характером, за его страстными порывами?– лучшее занятие в мире,?– говорил себе Ральф.?– Ему уступит даже созерцание прекраснейших произведений искусства?– греческих барельефов, картин великого Тициана и готических соборов. Нет ничего приятнее, чем завоевать расположение судьбы, когда уж не ждешь от жизни ничего хорошего. Никогда я еще не был в столь плохом настроении и тоске, как за неделю до появления Изабеллы. Никогда не надеялся на приятные события меньше, чем в ту пору. И вдруг получаю по почте шедевр Тициана, который так и просится на стену, или греческий барельеф, который украсит мой камин. Мне в руку вложили ключ от прекрасного храма, а потом предложили войти и полюбоваться его красотами. Бедный, бедный мальчик! Ты был так прискорбно неблагодарен судьбе! Так теперь помалкивай и не вздумай снова ворчать».

Смысл его рассуждений был верен, однако на самом деле никто ключа ему в руку не вкладывал. Изабелла предстала перед ним девушкой незаурядных способностей, и познание ее глубин стало бы делом непростым, но необходимым. Ральф старался оценивать кузину вдумчиво и критически, а все же относиться к ней беспристрастно не мог. Изучил храм снаружи?– и пришел в восторг. Заглянув в окна, убедился в равном совершенстве внутренних пропорций. И все же то был взгляд мимолетный, а внутрь Ральф еще не прошел. Двери оказались на запоре, и хоть ключи лежали в кармане, у него возникло подозрение, что ни один из них не подойдет.

Изабелла была умна, великодушна и внутренне свободна; интересно, как она собирается применить себя в жизни? Вопрос не самый верный, ибо многие женщины его и вовсе не вызывают. Ничего не предпринимая, терпеливо ждут, пока на их пути не возникнет мужчина, который предопределен им судьбою. Оригинальность же Изабеллы состояла в том, что у нее имелись твердые намерения; во всяком случае, так представлялось Ральфу. «Когда дойдет очередь до их исполнения, хочу при этом присутствовать»,?– сказал он себе.

Разумеется, именно на него легла обязанность сделать все, чтобы Гарденкорт не ударил перед Изабеллой в грязь лицом. Мистер Тушетт был прикован к своему креслу, супруга его более занимала позицию далеко не всем довольной гостьи дома; таким образом, в выпавшем Ральфу жребии счастливо сошлись долг и душевная склонность. Особенной страсти к пешим прогулкам он не питал, однако нередко бродил с кузиной по поместью, тем более что погода, как ни странно, благоприятствовала, хотя наша героиня, к примеру, ожидала гораздо худшего. Послеобеденное время, длившееся ровно столько, насколько девушке хватало пыла, они занимали катанием на лодке по милой маленькой речушке, как Изабелла называла Темзу; противоположный берег казался ей передним планом живописного пейзажа.

Случалось, они выезжали в низком и весьма вместительном экипаже с толстыми колесами, которым ранее пользовался мистер Тушетт. Увы, теперь старик уж не получал от таких прогулок былого удовольствия, Изабелла же ими наслаждалась от души и порой сама брала в руки поводья. Кучер называл ее манеру весьма умелой; а ей не надоедало понукать осанистых лошадей дядюшки, направляя карету в узкие улочки и переулки, где кипела сельская жизнь, которую она и ждала увидеть в Англии. Они проезжали мимо бревенчатых, крытых соломою домиков, пивных с зарешеченными окошками и песчаными площадками у входа; по обе стороны дороги мелькали общинные пастбища, безлюдные рощи и живые изгороди, к середине лета изрядно разросшиеся.

Возвращаясь, находили сервированный на лужайке чайный столик; миссис Тушет, пересиливая себя, наполняла и подавала мужу его чашку. За чаепитием супруги больше помалкивали: старик сидел, откинув голову и прикрыв глаза, а миссис Тушетт обыкновенно занималась вязанием с видом чрезвычайно глубокомысленным, свойственным дамам, наблюдающим за движением своих спиц.

Однажды к ним пожаловал гость. Молодые люди, проведя час на реке, вернулись к дому, где обнаружили под деревьями лорда Уорбертона, увлеченного непринужденной беседой с миссис Тушетт, и некоторые обрывки разговора ветерок донес до Ральфа и Изабеллы еще издалека. Приехал лорд с саквояжем, рассчитывая на ужин и ночлег?– как не раз гостеприимно предлагали ему Ральф с отцом.

Изабелле лорд понравился еще в день приезда, хоть и видела она его от силы полчаса. Уорбертон запал ей в душу, и иной раз наша героиня о нем вспоминала и надеялась повидать снова, да не одного, а желательно еще с парой-тройкой гостей. Гарденкорт отнюдь не казался местом скучным: поместье было великолепно, а дядюшка все более напоминал мудрого сказочного эльфа. Ральф превзошел ее ожидания, отнюдь не походя на кузена, какими Изабелла себе их обычно представляла. Впечатления следовали одно за другим, и пребывание в Англии вовсе не успело ей наскучить.

И все же Изабелла порой говорила себе, что по-прежнему интересуется свойствами человеческой натуры, а главным ее устремлением при поездке за океан было желание увидеть как можно больше новых людей. Ральф как-то обронил:

– Странно, что вы вполне удовлетворены уединенным Гарденкортом… Вам следовало бы свести знакомство с соседями и некоторыми из наших друзей; да-да, у нас есть друзья, хотя вы, вероятно, думаете иначе.

Он предложил созвать довольно большую компанию и ввести Изабеллу в английское общество. Она с удовольствием поддержала Ральфа в этом порыве гостеприимства и заранее поклялась окунуться в самую гущу событий. Впрочем, пока кузен был весьма далек от исполнения своего обещания, и тому была причина: развлечение Изабеллы давалось ему без всякого труда и ничьего участия не требовало. В рассуждениях гостьи частенько проскальзывало слово «образец», которое, похоже, занимало в ее лексиконе весьма важное место. Она то и дело давала Ральфу понять, что желала бы постигнуть английское общество на выдающихся его примерах.

– Ну вот вам и достойный образец,?– пробормотал молодой человек, завидев на лужайке лорда Уорбертона.

– Образец? Чего же именно?

– Настоящего английского джентльмена.

– Намекаете, что все остальные на него похожи?

– О нет, вовсе нет.

– Стало быть, ваш лорд?– экземпляр выдающийся? На мой взгляд, он очень мил.