Дитя из слоновой кости
Генри Райдер Хаггард
Аллан Квотермейн
«Я хочу рассказать об одном из самых необыкновенных приключений своей жизни, которую вряд ли можно назвать однообразной.
Началось оно с того момента, когда я приехал в Англию с молодым джентльменом по имени Скруп, отчасти для того, чтобы проводить его домой после одного случая на охоте, отчасти по другим делам.
Я жил некоторое время у Скрупа, или, вернее, у родных его невесты в красивом доме в Эссексе…»
Генри Райдер Хаггард
Дитя из слоновой кости
The Ivory Child, 1916
Перевод (без указания переводчика): Журнал приключений. М.: Изд. Товарищества И. Д. Сытина, 1916.
* * *
I. Аллан дает урок стрельбы
Я хочу рассказать об одном из самых необыкновенных приключений своей жизни, которую вряд ли можно назвать однообразной.
Началось оно с того момента, когда я приехал в Англию с молодым джентльменом по имени Скруп, отчасти для того, чтобы проводить его домой после одного случая на охоте, отчасти по другим делам.
Я жил некоторое время у Скрупа, или, вернее, у родных его невесты в красивом доме в Эссексе.
Во время своего пребывания в этих краях я имел возможность увидеть великолепный старинный замок с башенными воротами, искусно реставрированный и превращенный в современный жилой дом. Будем называть этот замок «Рэгнолл-Кэстлом» по имени его владельца.
Я много слышал о лорде Рэгнолле. Говорили, что он удивительно красив, обладает большими научными познаниями, хороший спортсмен – был капитаном в оксфордских лодочных гонках, – блестяший оратор, уже отмеченный в палате лордов, смелый охотник, на счету у которого много тигров и других крупных зверей в Индии, поэт, издавший под псевдонимом том своих стихотворений, имевших значительный успех, хороший офицер и, кроме того, обладатель колоссального состояния; сверх огромных поместий он владел несколькими каменноугольными копями и целым городом на севере Англии.
– Господи! – воскликнул я, когда этот длинный перечень был наконец окончен, – должно быть, этот человек родился в рубашке. Но, по всей вероятности, он несчастлив в любви?
– В этом-то он счастливее всего, – ответила мисс Маннерс, невеста Скрупа, с которой я разговаривал, – мне говорили, что он помолвлен с самой милой, красивой и умной девушкой во всей Англии и что они обожают друг друга.
– Господи! – повторил я, – удивительно, почему судьба так щедра по отношению к лорду Рэгноллу и его возлюбленной?
Впоследствии мне суждено было узнать это…
Когда на следующее утро мне предложили отправиться посмотреть редкости Рэгнолл-Кэстла, я охотно согласился.
Однако мне интереснее всего было взглянуть, если представится случай, на самого лорда Рэгнолла, так как все перечисленные его достоинства произвели на меня, бедного колониста, весьма сильное впечатление.
Часто сталкиваясь в жизни с демонами в человеческом образе, я никогда не встречал людей-ангелов, по крайней мере, мужского пола.
Кроме того, мог представиться случай увидеть и невесту лорда, которую, как я узнал, звали мисс Холмс.
Итак, ничто не могло доставить мне большего удовольствия, чем посещение этого замка.
Был уже декабрь; стояла тихая морозная погода.
По приезде в Рэгнолл-Кэстл Скрупу сообщили, что лорд Рэгнолл (с которым он был хорошо знаком) занимается стрельбой где-то в парке, но что м-р Скруп может показать своему другу замок.
Мы вошли втроем, так как с нами была мисс Маннерс, которая привезла нас в своей коляске, запряженной пони. Привратник передал нас у главного входа мужчине, которого он назвал м-р Сэвэдж, шепнув мне, что это личный слуга его светлости.
Это имя совершенно не соответствовало его внешности. Он показался мне переодетым герцогом, поскольку я именно так представлял себе герцогов, никогда не видев ни одного в своей жизни.
Его черный утренний фрак был безукоризненным, манеры изысканны, учтивость граничила с иронией с оттенком скрытой надменности. Он был красив – лицо с тонким носом и смелыми ястребиными глазами. Лет ему было, вероятно, тридцать пять – сорок, и манера, с которой он отобрал у меня палку и шляпу, обнаруживала решительный характер. По всей вероятности, он считал меня способным повредить палкой картину и другие произведения искусства, находившиеся в замке.
Впоследствии м-р Сэмуэл Сэвэдж признался мне, что я не ошибся в своем предположении. Судя по внешности, он принял меня за «ханархиста», о которых читал в газетах.
Этот человек, столь безукоризненный в других отношениях, удивительно коверкал некоторые слова.
Показывая нам картины, он говорил о них языком хорошего художественного критика, но вдруг так коверкал какое-нибудь слово, что неожиданно возникало ощущение, как от ушата холодной воды, опрокинутого на голову.
Он водил нас по парадным комнатам замка, показывая множество редких дорогих вещей и, по крайней мере, сотни две картин известных старых мастеров.
При этом ему представился случай обнаружить свое особенное, вернее, превратное понимание истории. Сказать правду, мне вскоре надоело выслушивать бесконечные комментарии, тем более, что в парадных комнатах было очень холодно.
По пути из большой галлереи в малую мы проходили через небольшую комнату, довольно уютную и хорошо натопленную.
То была студия лорда Рэгнолла.
Задержавшись на минуту у огня, я заметил на стене картину, закрытую полотном, и спросил Сэвэджа, что она изображает.
– Это, сэр, – ответил он с гордой скромностью, – портрет будущей супруги его светлости; портрет, так сказать, только для глаз его светлости.
Мисс Маннерс сдержала улыбку, а у меня мелькнула мысль, что прятать портрет таким образом – определенно, какая-то примета.
Потом, увидев в открытую дверь переднюю, где осталась моя шляпа и палка, я замедлил шаги и, когда мои спутники скрылись в галерее, забрал свои пожитки и вышел в парк, рассчитывая согреться ходьбой взад и вперед по террасе до возвращения Скрупа и его невесты.
Я слышал несколько выстрелов, доносившихся из небольшой дубовой рощи, ярдах в пятистах от меня. Стреляли, очевидно, из небольшого ружья.
Стрельба – моя профессия: я не мог сдержать своего любопытства и направился к роще окружным путем через кустарник. Скоро я очутился у одного конца полянки и из-за огромного старого вяза увидел неподалеку от себя двух мужчин.
Один из них был молодой егерь, заряжавший запасное ружье, в другом я сразу узнал лорда Рэгнолла. Это был действительно очень красивый, широкоплечий мужчина высокого роста, с острой бородкой, приветливым лицом и большими темными глазами. На его плечи был накинут плащ, и во всем, за исключением ружья в руках, он походил на одного из своих предков времен Карла III, портрет которого, написанный Ван-Дейком, я видел в большой галлерее замка.
Стоя за дубом, я видел, как он тщетно пытался подстрелить одного из лесных голубей, спускавшихся за желудями.
Когда, перед тем как сесть на землю, они задерживались в воздухе, охотник стрелял, и голуби улетали.
Трах! Трах! – снова раздались два выстрела из двуствольного ружья. Голубь улетел цел и невредим.
– Черт возьми! – весело воскликнул охотник, – ведь это двенадцатый промах, Чарльз!
– Ваша светлость попали в хвост. Я видел, как полетело перо. Но разве может кто-нибудь, да еще при ветре, попасть в голубя пулей, даже когда тот собирается сесть на землю?
– Я слышал об одном таком человеке, Чарльз. У м-ра Скрупа гостит его друг из Африки, который из шести раз попадает четыре.