«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

– Объект оказался непригоден, – произнесла она миг спустя. – Устранение было необходимо.

Щелк.

– Подготовка к работе с новым объектом завершена.

Щелк.

– Мы его берем, – сказал юноша.

– Вы не пожалеете, – расплылся в улыбке агент по недвижимости. – Прекрасный дом в уединенном тихом месте и по вполне разумной цене.

– Цена не слишком разумная, – вздохнула девушка, – но это именно то, что мы ищем.

Агент пожал плечами:

– Конечно, аренда без мебели обошлась бы дешевле…

– Мы женаты совсем недавно и еще не обзавелись мебелью, – усмехнулся юноша и приобнял жену. – Тебе нравится, милая?

– Гм… А кто здесь раньше жил?

Агент почесал щеку:

– Надо вспомнить. Вестерфилды, кажется. Дом попал в мой список всего неделю назад. Приятное местечко. Если бы я искал жилье, то приберег бы его для себя.

– Отличная радиола, – заметил юноша. – Кажется, последняя модель?

Он подошел к радиоле, чтобы рассмотреть ее получше.

– Пойдем, – поторопила девушка. – Давай еще раз заглянем на кухню.

– Конечно, дорогая.

Они вышли из комнаты. Из коридора доносился журчащий голос агента, который становился все тише. Косые лучи теплого вечернего солнца падали в окна.

Мгновение стояла тишина. Затем…

Щелк!

Лучшее время года

На рассвете погожего майского дня по дорожке к старому особняку поднимались трое. Оливер Вильсон стоял в пижаме у окна верхнего этажа и глядел на них со смешанным, противоречивым чувством, в котором была изрядная доля возмущения. Он не хотел их видеть.

Иностранцы. Вот, собственно, и все, что он знал о них. Они носили странную фамилию Санциско, а на бланке арендного договора нацарапали каракулями свои имена: Омерайе, Клеф и Клайа. Глядя на них сверху, он не мог сказать, кто из них каким именем подписался. Когда ему вернули бланк, он даже не знал, какого они пола. Он вообще предпочел бы большую национальную определенность.

У Оливера чуть зашлось сердце, пока он смотрел, как эти трое идут вверх по дорожке за шофером такси. Он рассчитывал, что непрошеные жильцы окажутся не такими самоуверенными и ему без особого труда удастся их выставить. Его расчеты не очень-то оправдывались.

Первым шел мужчина, высокий и смуглый. Его осанка и даже манера носить костюм выдавали ту особую надменную самонадеянность, что дается твердой верой в правильность любого своего шага на жизненном пути. За ним шли две женщины. Они смеялись, у них были нежные мелодичные голоса и лица, наделенные особенной экзотической красотой. Однако, когда Оливер разглядел их, его первой мыслью было: здесь пахнет миллионами!

Каждая линия их одежды дышала совершенством, но не в этом была суть. Бывает такое богатство, когда уже и деньги перестают иметь значение. Оливеру, хотя и нечасто, все же доводилось встречать в людях нечто похожее на эту уверенность – уверенность в том, что земной шар у них под ногами вращается исключительно по их прихоти.

Но в данном случае он чувствовал легкое замешательство: пока эти трое приближались к дому, ему показалось, что роскошная одежда, которую они носили с таким изяществом, была для них непривычной. В их движениях сквозила легкая небрежность, как будто они в шутку нарядились в маскарадные костюмы. Туфли на тонких шпильках заставляли женщин чуть-чуть семенить, они вытягивали руки, чтобы рассмотреть покрой рукава, и поеживались под одеждой, словно платья им были в новинку, словно они привыкли к чему-то совсем другому.

Одежда сидела на них с поразительной и необычной, даже на взгляд Оливера, элегантностью. Разве только кинозвезда, которая позволяет себе останавливать съемку и само время, чтобы расправить смятую складку и всегда выглядеть совершенством, могла быть такой элегантной – да и то на экране. Но поражала не только безупречная манера держаться и носить одежду так, что любая складочка повторяла каждое их движение и возвращалась на свое место. Невольно создавалось впечатление, что и сама их одежда сделана не из обычного материала или выкроена по какому-то невиданному образцу и сшита настоящим гением портновского дела: швов нигде не было видно.

Они казались возбужденными, переговаривались высокими, чистыми, очень нежными голосами, разглядывая прозрачную синеву неба, окрашенного розовым светом восхода, и деревья на лужайке перед домом. Разглядывали только-только успевшие распуститься листья, которые все еще клейко загибались по краям и просвечивали нежной золотистой зеленью.

Счастливые, оживленные, они о чем-то спросили своего спутника. Он ответил, и его голос так естественно слился с голосами женщин, что казалось, они не разговаривают, а поют. Голоса отличались тем же почти невероятным изяществом, что и одежда. Оливеру Вильсону и не снилось, что человек способен так владеть своим голосом.

Шофер нес багаж – нечто красивого блеклого цвета, из материала, напоминающего кожу. Приглядевшись, можно было увидеть, что это не один предмет, а два или даже три. Для удобства их скомпоновали в идеально уравновешенный блок и так точно пригнали друг к другу, что линии стыков были едва заметны. Материал был потертым, словно от частого употребления. И хотя багажа было много, ноша не казалась водителю тяжелой. Оливер заметил, что тот время от времени недоверчиво косится на багаж и взвешивает его на руке.

У одной из женщин были очень черные волосы, молочно-белая кожа, дымчато-голубые глаза и веки, опущенные под тяжестью ресниц. Но взгляд Оливера был прикован к другой. Ее волосы были светло-золотого оттенка, а лицо нежное, как бархат. Теплый янтарный загар был темнее цвета волос.

В ту минуту, как они вступили на крыльцо, блондинка подняла голову и посмотрела наверх – прямо в лицо Оливеру. Он увидел, что глаза у нее ярко-синие и чуть-чуть насмешливые. Она как будто знала, что он торчит у окна. И еще он прочитал в них откровенный восторг.

Чувствуя легкое головокружение, Оливер поспешил к себе в комнату, чтобы одеться.

– Мы приехали сюда отдыхать, – сказал мужчина, принимая от Оливера ключи. – И хотим, чтобы нам не мешали, как я подчеркивал в переписке с вами. Вы ведь наняли для нас горничную и повара? В таком случае мы надеемся, что вы освободите дом от своих личных вещей и…

– Постойте, – прервал его Оливер, поеживаясь. – Тут возникли кое-какие осложнения. Я… – Он замялся, не зная, как лучше сообщить им об этом.

С каждой минутой эти люди казались все более и более странными. Даже их речь и та была странной. Они слишком тщательно выговаривали слова и произносили их подчеркнуто раздельно. Английским языком они владели как своим родным, но разговаривали на нем так, как поют певцы-профессионалы, в совершенстве овладевшие голосом и интонациями.

В голосе мужчины был холод, как будто между ним и Оливером лежала бездна, такая глубокая, что исключала всякую возможность общения.

– Что, если мне подыскать для вас в городе что-нибудь более подходящее? Тут рядом, через улицу…

– О нет! – с легким ужасом произнесла брюнетка, и все трое рассмеялись. То был холодный, далекий смех, не предназначавшийся для Оливера.

Мужчина сказал:

– Мы тщательно выбирали, пока не остановились на этом доме, мистер Вильсон. Ничто другое нас не интересует.

– Не понимаю почему, – с отчаянием ответил Оливер. – Ведь это даже не современное здание. У меня есть еще два дома с куда большими удобствами. Да что там, перейдите через дорогу – из дома на той стороне открывается прекрасный вид на город. А здесь – здесь вообще ничего нет. Другие здания загораживают вид, и к тому же…

– Мистер Вильсон, мы сняли комнаты именно здесь, – сказал мужчина решительно. – Мы собираемся жить в этом доме. Поэтому потрудитесь, пожалуйста, поскорее освободить помещение.

– Нет, – ответил Оливер, и вид у него был упрямый. – В арендном договоре ничего об этом не сказано. Раз уж вы уплатили, то можете здесь жить до следующего месяца, но выставить меня у вас нет прав. Я остаюсь.

Мужчина собрался было возразить Оливеру, но, смерив его холодным взглядом, так ничего и не сказал. От этого безразличия Оливеру стало как-то неуютно. Последовало минутное молчание. Затем мужчина произнес:

– Прекрасно. В таком случае будьте любезны держаться от нас подальше.

Было немного странно, что он совсем не заинтересовался, отчего Оливер проявляет строптивость. А Оливер слишком мало знал его, чтобы пускаться в объяснения. Не мог же он, в самом деле, сказать: «После того как я подписал договор, мне предложили за дом тройную цену, если я продам его до конца мая». Не мог сказать и по-другому: «Мне нужны деньги, и я постараюсь досаждать вам своей персоной, пока вам не надоест и вы не решите съехать». В конце концов, почему бы им и не съехать?! Увидев их, он сразу понял, что они привыкли к неизмеримо лучшим условиям, чем мог похвастать его старый, измочаленный временем дом.

Нет, просто загадочно, почему этот дом вдруг приобрел такую ценность. И уж вовсе нелепо, что две группы каких-то таинственных иностранцев лезут вон из кожи, чтобы заполучить его на май.

Оливер молча повел квартирантов наверх и показал им три большие спальни, расположенные по фасаду. Присутствие блондинки он ощущал всем своим существом, знал, что она все время наблюдает за ним с плохо скрытым интересом и, пожалуй, с симпатией. Но в этом интересе проскальзывал какой-то особенный оттенок, которого он никак не мог уловить. Что-то знакомое, но не дающееся в руки. Он подумал, что с ней славно было бы поговорить с глазу на глаз, хотя бы для того, чтобы поймать наконец этот оттенок и дать ему имя.