Пожиратель душ. Об ангелах, демонах и потусторонних кошмарах

Поначалу они были достаточно заурядны, хотя, как ни странно, все вращались вокруг милого его сердцу моря. Но во сне он видел не то море, которое любил.

В его снах жили горгоны. Зловеще извиваясь, по темным бурным водам плыла Сцилла, а над волнами с криками летали гарпии. Причудливые твари медлительно ползли наружу из чернильно-черных глубин, где обитали толстобрюхие безглазые чудовища. Ужасные морские гиганты выпрыгивали из воды и ныряли обратно, а уродливые пресмыкающиеся свивались в причудливых поклонах перед глумящейся луной. Отвратительные ужасы, скрытые в морских пучинах, окружали его во сне.

Это было достаточно неприятно, но оказалось лишь прелюдией. Сны изменялись. Как будто первые кошмары сложили фон для грядущих, еще более пугающих. Из мифических образов древних морских богов возникло новое видение. Сперва оно было смутным и очень медленно, на протяжении нескольких недель, обретало форму и смысл. И это был тот сон, которого сейчас так страшился Дин.

Сон появлялся обычно перед самым пробуждением – картины ярко-зеленого света, в котором медленно проплывали темные тени. Ночь за ночью прозрачное изумрудное сияние разгоралось ярче, а тени сплетались во все более различимый ужас. Их никогда не было видно отчетливо, хотя бесформенные головы, как ни странно, казались Дину отталкивающе узнаваемыми.

Далее в этом его сне существа-тени сместились, словно давая дорогу чему-то иному. В зеленую дымку вплыла свивающаяся кольцами фигура – похожая ли на остальные, сказать было трудно, поскольку здесь сон Дина всегда прерывался. При появлении этой последней фигуры он неизменно просыпался в приступе безотчетного страха.

Дину снилось, что он где-то в глубинах моря, среди плавающих теней с уродливыми головами, и каждую ночь одна тень подбиралась все ближе и ближе.

Теперь каждый день, пробудившись на заре с порывами холодного морского ветра, бьющего в окна, он еще долго после рассвета лежал в ленивом полузабытьи. Встав, он чувствовал себя необъяснимо усталым и не мог рисовать. Этим утром, увидев в зеркале отражение своего осунувшегося лица, он понял, что пора идти к врачу. Но доктор Хедвиг ничем ему не помог.

Тем не менее по пути домой Дин все же купил прописанное лекарство. Глоток горькой коричневатой микстуры придал ему сил, но, когда он припарковал машину, его вновь охватила депрессия. Он подошел к дому озадаченный и почему-то встревоженный.

Под дверью лежала телеграмма. Недоуменно нахмурившись, Дин прочитал ее:

УЗНАЛ ЧТО ТЫ ПОСЕЛИЛСЯ В ДОМЕ В САН-ПЕДРО ТЧК ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ ЧТОБЫ ТЫ НЕМЕДЛЕННО СЪЕХАЛ ТЧК ПОКАЖИ ЭТУ ТЕЛЕГРАММУ ДОКТОРУ МАКОТО ЯМАДЕ БУЭНА-СТРИТ 17 САН-ПЕДРО ТЧК ВОЗВРАЩАЮСЬ САМОЛЕТОМ ТЧК К ЯМАДЕ СХОДИ СЕГОДНЯ

МАЙКЛ ЛИ

Дин перечитал сообщение, и внезапно память его прояснилась. Майкл Ли был его дядя, но они не виделись много лет. Для всей семьи Ли всегда оставался загадкой. Он был оккультистом и по большей части проводил время в изучении дальних уголков земли. Иногда он надолго исчезал из виду. Телеграмма, которую держал в руках Дин, была отправлена из Калькутты, – видимо, Ли недавно объявился в какой-то дыре посреди Индии и тут узнал о полученном Дином наследстве.

Дин покопался в памяти. Теперь он припоминал, что много лет назад этот дом стал предметом семейной ссоры. Подробности уже стерлись, но ему вспомнилось, что Ли требовал снести дом в Сан-Педро. Разумных причин Ли не приводил и, когда в просьбе ему отказали, на некоторое время пропал. А теперь пришла эта странная телеграмма.

После долгой поездки Дин устал, да и бесполезная беседа с доктором разозлила его больше, чем ему показалось. К тому же у него не было настроения исполнять дядину просьбу и тащиться на Буэна-стрит, до которой было ехать много миль. Однако сонливость, которую он почувствовал, была следствием обычной здоровой усталости, в отличие от прострации последних недель. Все-таки укрепляющая микстура подействовала.

Он рухнул в свое любимое кресло у окна, выходящего на море, и заставил себя наблюдать пылающие цвета заката. Солнце упало за горизонт, и в комнату прокрались серые сумерки. Появились звезды, и далеко на севере засветились тусклые огни игорных кораблей близ Вениса[1 - Венис – район Лос-Анджелеса.]. Горы закрывали вид на Сан-Педро, но бледное рассеянное сияние в той стороне подсказало, что этот новый Варварийский берег[2 - Варварийский берег – северное побережье Африки; начиная с позднего Средневековья – крупный центр пиратства.] пробуждается и там закипает буйная жизнь. Лик Тихого океана медленно прояснялся. Над холмами Сан-Педро восходила полная луна.

Дин долго сидел у окна в неподвижности, позабыв о трубке в руке, и глядел вниз на медленно вздымающийся океан, который пульсировал мощной и чуждой жизнью. Постепенно подобралась сонливость и одолела его. Перед тем как Дин провалился в пучину сна, в мозгу пронеслась фраза да Винчи: «Две самые прекрасные вещи в мире – это улыбка женщины и движение могучих вод».

Он видел сон, и на этот раз сон был иным. Сперва лишь чернота, рев и грохот, словно шум разгневанного моря, и с ними причудливо мешалась туманная мысль о женской улыбке и женских губах, пухлых, неуловимо зовущих… Но как ни странно, эти губы не были красными, нет! Они были бледными, бескровными, как у существа, которое долго пребывало в пучине моря…

Туманное изображение сменилось другим, и на мгновение Дину показалось, что он видит безмолвное зеленое пространство из прошлых снов. За дымкой темные тени двигались быстрее, но вся картина длилась едва ли дольше секунды. Промелькнула и погасла, и Дин очутился в одиночестве на берегу, который в своем сне он узнал: это была песчаная бухта под домом.

Соленый бриз холодом окатил лицо, море сверкало в лунном свете, будто серебряное. Едва различимый всплеск выдал присутствие морского существа, которое потревожило поверхность воды. На севере море омывало неровные скалы, испещренные черными тенистыми полосами и пятнами. Дин почувствовал необъяснимый порыв двигаться туда. И поддался ему.

Перебираясь через скалы, он внезапно ощутил необычное чувство, словно на него нацелен чей-то взгляд – взгляд, который наблюдал за ним и предостерегал! В уме у него смутно возникло угрюмое лицо дяди, Майкла Ли, чьи глубоко посаженные глаза ярко горели. Но все это быстро пропало, и Дин увидел впереди глубокую нишу в скале, заполненную чернотой. Он знал, что ему надо войти туда.

Он протиснулся между двумя выступами и очутился в еще более глубокой, давящей черноте. Однако каким-то образом он понимал, что находится в пещере, и слышал, как рядом плещется вода. Вокруг стоял затхлый соленый запах морских разложений, зловонный дух пустых океанических пещер и трюмов древних кораблей. Дин шагнул вперед, и, оттого что поверхность под ногами круто пошла вниз, споткнулся и упал головой в мелкую ледяную лужу. Он скорее почувствовал, чем увидел, как что-то промелькнуло, а затем внезапно страстные губы прижались к его губам.

«Человеческие», – сперва подумалось Дину.

Он лежал на боку в зябкой воде, и его губы касались чужих податливых губ. Он ничего не видел, поскольку все терялось в черноте пещеры. Неземной соблазн тех невидимых губ прокатился по нему дрожью.

Дин ответил на прикосновение, яростно приник к губам, дал им то, что они жадно искали. Невидимые волны наползали на скалы, шепча предостережения.

Пока длился поцелуй, Дина охватило странное ощущение. Он почувствовал, как сквозь него проходят изумление и трепет, а потом вдруг – дрожь внезапного экстаза, а за нею по пятам пришел ужас. Отвратительное черное безумие, неописуемое, но пугающе реальное, окатило его сознание, заставило содрогнуться от тошноты. Словно невыразимое зло втекало в его тело, его ум, саму его душу через этот исполненный скверны поцелуй на его губах. Дин почувствовал себя омерзительным, нечистым. Он упал навзничь и тут же вскочил.

И сейчас, когда от входа внутрь пещеры прокрался бледный луч тонущей луны, Дин впервые увидел отвратительное существо, которое он поцеловал. Перед ним восстало нечто – чудовище, похожее на пресмыкающееся, с телом тюленя. Оно свивалось кольцами и сжималось, двигалось к нему, поблескивая гадостной слизью. Дин вскрикнул, повернулся, чтобы бежать от кошмара, терзающего его мозг, и услышал позади тихий всплеск, словно нечто тяжелое соскользнуло обратно в воду…

Глава 2

Визит доктора Ямады

Дин проснулся. Он по-прежнему сидел в кресле перед окном; луна бледнела в преддверии серого рассвета. Дина трясло от тошноты, мутило от отвратительной реалистичности его сна. Одежда его промокла от пота, а сердце яростно колотилось. Дина как будто охватила непреодолимая апатия, из-за которой лишь огромным усилием ему удалось подняться с кресла и добрести до кровати, куда он упал и урывками проспал несколько часов.

Поднял его пронзительный дверной звонок. Дин все еще испытывал слабость и головокружение, но пугающая апатия несколько отступила. Когда Дин открыл дверь, стоявший на крыльце японец было коротко поклонился, но его движение резко прервалось, как только пронзительные черные глаза вгляделись в лицо Дина. Посетитель резко втянул в себя воздух.

– Ну что? – с раздражением спросил Дин. – Вы хотите меня видеть?

Гость, невысокий худощавый человек с копной жестких седых волос и узким бледным лицом, покрытым паутинкой морщин, все всматривался в него.

– Я доктор Ямада, – наконец представился посетитель.

Дин озадаченно нахмурился. Он сразу вспомнил полученную накануне дядину телеграмму. В нем начало расти необъяснимое раздражение, и он сказал резче, чем хотел:

– Надеюсь, этот визит не связан с вашей работой. Я уже…

– Ваш дядя – вы же мистер Дин? – ваш дядя прислал мне телеграмму. Он изрядно встревожен. – Доктор Ямада украдкой огляделся.

Дин почувствовал, как внутри зреет отвращение, и его раздражение усилилось.

– Боюсь, мой дядя слишком эксцентричен. Ему не о чем тревожиться. Мне жаль, что вы впустую потратили время.

Доктора Ямаду обхождение Дина, похоже, не задело. Наоборот, на его маленьком лице на мгновение неожиданно проступило сочувствие.

– Вы не возражаете, если я войду? – спросил он и уверенно шагнул вперед.

Дину никак было не остановить его, кроме как встать на пути, и он угрюмо проводил гостя в комнату, где провел последнюю ночь, указал на кресло, а сам занялся кофейником.

Ямада сидел неподвижно и молча наблюдал за Дином. Затем безо всякого вступления сказал:

– Мистер Дин, ваш дядя – великий человек.

– Я видел его лишь однажды, – отмахнулся Дин.

– Он один из величайших оккультистов современности. Я тоже изучал потусторонние явления, но по сравнению с вашим дядей я дилетант.

– Дядя эксцентричен, – сказал Дин. – Оккультизм, как вы выразились, меня никогда не интересовал.

Маленький японец бесстрастно смотрел на него.

– Мистер Дин, вы совершаете широко распространенную ошибку. Вы считаете оккультизм развлечением для сумасбродов. Не возражайте, – он поднял худую руку, – недоверие у вас на лице написано. Что ж, оно понятно. Это суеверие, которое пришло к нам из давних времен, когда ученых называли алхимиками и колдунами и сжигали за сделки с дьяволом. Но на самом деле нет ни колдунов, ни ведьм. В том смысле, который придают этим словам. Есть мужчины и женщины, которые овладели мастерством в определенных науках, не вполне подчиняющихся общепринятым физическим законам.

На лице Дина появилась скептическая ухмылка. Ямада спокойно продолжал:

– Вы не верите, потому что не понимаете. Немного есть тех, кто может – или кто хочет – воспринять эту великую науку, не скованную земными законами. Но для вас, мистер Дин, имеется дополнительное затруднение. – В черных глазах блеснула искорка иронии. – Вы можете сказать, откуда я узнал, что вы в последнее время страдаете от ночных кошмаров?