Сын Ветра

Сын Ветра
Генри Лайон Олди

ОйкуменаБлудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя #3
Отщепенец, беглец, Сын Ветра – Натху Сандерсон сумел обмануть высоколобых экспертов и матёрых офицеров разведки. Феномен укрылся в феномене, дитя раздора – в Саркофаге, неприступном бастионе прошлых времён. Три могучие цивилизации – аскеты-брамайны, волки Великой Помпилии и просвещённый Ларгитас – сбили ноги в поисках. Союзники и враги, они ищут сразу всё: чудо-мальчика, козлов отпущения, малейший повод для войны. Свободную Ойкумену и тюрьму-Саркофаг роднит главное: где бы ты ни был, твоя жизнь не стоит и выеденного яйца.

«Блудный сын» – пятый роман эпопеи «Ойкумена», давно заслужившей интерес и любовь читателей. «Космическая симфония» была написана Г. Л. Олди десять лет назад, а в «одной далекой галактике» год идет за два – не зря у нового романа есть подзаголовок «Ойкумена: двадцать лет спустя».

Что дальше? Вселенной никогда не быть прежней.

Генри Лайон Олди

Блудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя. Сын Ветра

Пролог

– В каком состоянии находилось ваше тело до вашего рождения?

– Вещество, из которого я теперь состою, было рассеяно в воздухе, воде, и почве.

– Значит, до рождения вы были мертвы?

– По всей вероятности.

– Но раз вы были мертвы, а теперь ожили, то стало быть, вы воскресли из мёртвых?

– Выходит, что так. Все окружающие нас люди суть воскресшие из мёртвых.

– Как вы думаете, можете ли вы снова ожить после смерти?

– В той же точно форме это невозможно. Но в другой форме весьма естественно.

– Но ведь это произойдёт через миллионы лет!

– Не беда! Времени в природе сколько угодно. Чувствовать и сознавать время вы не будете: миллионы лет пройдут, как одно мгновение, и вам покажется, что после смерти вы немедленно родились.

Константин Челковцев, «Грезы о земле и небе»

– Детка, чего ты ломаешься?

И правда, подумал Боров. Чего она ломается?

– Еще рыбы?

– Да, – согласилась Мирра.

Её действительно звали Миррой. И фамилия похожая: Шухайни. Она даже паспорт показала: всё сошлось. Паспорт мог оказаться подделкой, на Тилоне подделывали всё, включая генный код, но Боров чуял: сегодня ему повезёт. Вчера он этого не чуял, и правда – молодая брамайни Мирра Чакраварти оказалась внутриутробным транссексуалом Миррином Чакравартином. Напившись, Миррин разоткровенничался, и Боров постарался распрощаться с ним как можно быстрее. Для цели, которую ставил перед собой старший механик Вандерхузен, транссексуал не подходил. Даже готовый на все – нет, не подходил.

Завтра утром «Вкусняшка» стартовала на Шадруван. Надо было спешить.

– Вот, смотри: сет на двоих. Барабулька, цаца, сардины…

– Сам ешь свою барабульку! Мне лосося со спаржей в грейпфрутовом соусе. И устрицы «Белый жемчуг»…

Зараза, вздохнул Боров. Вслух, разумеется, он ничего не сказал, боясь спугнуть удачу.

– Официант!

Серокожий тилонец возник у столика: сама услужливость.

– Лосося даме! Со спаржей. И устриц…

– Что будете пить? К лососю я бы порекомендовал розовое игристое. Оно придаст рыбе элегантности…

– Фрак надень! – не сдержался Боров. – На лосося.

– Простите, зачем?

– Для элегантности. Мне барабульку с цацей.

– Целый сет? На одного?!

– Ты меня видишь?

– Вижу, сэр. Вы правы. Записываю: на одного.

– И ячменной водки!

– У вас отличный вкус, сэр.

– Ты лапочка, – фыркнула Мирра, когда официант сгинул. – Ночью храпишь?

– Нет.

– Ты дважды лапочка, ларги?. Так на чём мы остановились?

На лососе, чуть не брякнул Боров. Ресторан «Мама Акула» был ему не по карману. Чтобы сводить сюда Мирру, старший механик Вандерхузен занял сперва у Глиста, а потом, скачав в вирте меню с ценами и картинками, у всей бригады механиков. Ему занимали с радостью. Во-первых, он всегда возвращал долги, а во-вторых, это было меньшее, чем члены экипажа «Вкусняшки» могли расплатиться с Боровом за спасение своих драгоценных задниц. Капитан вернул ему приставку «старший», что означало повышение жалованья, вернул отдельную каюту – черт возьми, капитан бы тоже занял герою деньжат, рискни Боров обратиться к капитану с такой просьбой.

– Мы грузимся осьминогами, – напомнил Боров, ковыряя салат. Зелень он ненавидел. – Каракатицами, гребешками, всякими гадами. Завтра старт. Я беру тебя на борт.

– Где я прячусь? – деловито поинтересовалась Мирра.

Вопрос выдавал большой опыт. А аппетит, с которым молодая брамайни прикончила свой салат и отобрала у Борова его остатки – большой голод. Похоже, с физическими страданиями в жизни Мирры царил полный ажур, а значит, и с накопленной энергией. Поначалу Боров пригласил девушку в «Бычка-чувачка», кушать говяжьи стейки – и выслушал целую лекцию на тему страданий. Если верить Мирре, грязным пожирателям коров светили безрадостные перспективы: и при жизни, и после. «Само имя коровы указывает, что ее нельзя убивать. Как же назвать того, кто способен ее убить? Бесспорно, тот, кто убивает корову или быка, совершает отвратительное злодеяние!..»

К убийству лосося девушка отнеслась с пониманием. К убийству спаржи – тоже.

– Всё официально, чин чинарем. Прятаться не придётся.

– Врёшь!