Графиня Шатобриан

После победы при Павии Ланнуа, видя восторг, который король Франциск внушил императорским солдатам своей храбростью, и ожидая с их стороны попытки к освобождению пленника, перевел его в крепость Пиччигетоне у реки Адды, между Лоди и Кремоной. Вместе с тем неаполитанский вице-король хотел удалить Франциска от всяких сношений с Пескарой и Бурбоном, считавшими себя победителями при Павии, а равно и от французов, которые, под разными предлогами, старались проникнуть к королю. Таким образом, надежда правительницы доставить утешение своему сыну приездом дорогих для него людей не могла осуществиться. Маргарита, из благоразумия, осталась в Марселе, а графиня Шатобриан и Бюде отправились вперед, чтобы узнать, возможно ли будет добиться свидания с королем Франциском. Но Ланнуа не счел нужным уступить их просьбам, а вслед за тем они с ужасом узнали, что в ночь, 8 июня, пленника увезли из Пиччигетоне.

Ланнуа удалось, без особенного труда, убедить Франциска в благородстве императора Карла, так что пленник решил последовать его совету и доверить свою судьбу великодушию победителя. Поведение императора, после битвы при Павии, могло ввести в заблуждение даже человека более хладнокровного и трезво смотрящего на вещи, нежели король Франциск. Император, по словам Ланнуа, не велел ни зажигать победных огней, ни звонить в колокола и объявил, что победа настолько велика, что честь должна принадлежать одному Богу. Помимо этого, добавил Ланнуа, архиепископ Осма посоветовал императору как можно скорее возвратить вам свободу: по его мнению, неудобно держать вас в постоянном заточении, и если будут предложены слишком тяжелые условия, то вы нарушите их и снова начнется война, исход которой весьма сомнителен, несмотря на победу при Павии, потому что во Франции еще много нетронутых сил…

Таким образом, Франциск, под непосредственным влиянием Ланнуа, написал императору самое дружелюбное письмо: «У меня нет другого утешения в несчастье, кроме надежды на ваше великодушие, – писал Франциск. – Победа не может ослепить такого победителя, как вы! Я убежден, что могу вполне довериться вашему честному слову. Высказав сострадание к участи несчастного пленника, вы приобретете в нем преданного вам раба!..»

Письмо это вполне соответствовало характеру короля Франциска; унижение, которое слышалось в последней фразе, не могло быть поставлено ему в упрек, потому что в тот момент, когда он писал письмо, он был весь проникнут мыслью оказаться достойным того великодушия, которое он ожидал со стороны императора, и сам готов был принести все жертвы, какие могли потребовать от него. Его самообольщение и главная ошибка заключались в полном непонимании европейской политики и взаимных отношений различных государств, вследствие чего он смотрел на свою борьбу с императором Карлом, как на ссору частных лиц, которая могла быть прекращена из-за рыцарского побуждения. Вместе с тем благодаря неволе, он чувствовал болезненную потребность деятельности; заточение мучило его до отчаяния; у него зрели самые фантастические планы. Это настроение скоро принесло свои плоды и заменилось горьким разочарованием, когда получен был ответ от императора.

Карл V требовал для себя уступки Бургундии и Пикардии; Прованс и Дофине, с включением прежних бурбонских земель, должны были перейти к Карлу Бурбону, а Нормандия, Гиенна, Гасконь – к королю английскому. Таким образом, французское королевство теряло всякое значение и должно было вернуться к прежнему ничтожеству. Франциск, прочитав письмо императора, обнажил свою шпагу и, не помня себя от гнева, крикнул посланному: «Передайте вашему императору, что я скорее умру, нежели соглашусь на подобные условия!» Вслед за тем пленник хотел убить себя, так что окружающие с трудом отговорили его от этого намерения.

За этим бешеным порывом наступил для Франциска период полного уныния, продолжавшийся несколько недель. Наконец, после долгого колебания, он приказал передать императору, что готов отказаться от своих прав на Италию и Фландрию, возвращает Бурбону его прежние владения и дает ему в супруги сестру свою Маргариту, так как герцог Алансонский не пережил своего постыдного бегства при Павии. В заключение Франциск просил руки сестры императора, вдовы португальского короля, обещая отдать ей Бургундию, как наследственное владение, которое должно перейти к ее детям.

Король Франциск сделал и этот шаг, хотя знал о приезде графини Шатобриан от Ланнуа, который поспешил сообщить ему это известие, чтобы еще более возбудить в нем желание свободы.

Но император не довольствовался предложениями пленного короля и ответил ему уклончивым отказом. Прошло еще несколько недель томительного ожидания. Франциск настолько упал духом, что Ланнуа, посетив свою жертву, решил нанести последний удар. Он уверил Франциска, что все затруднения происходят от неточной передачи словесных поручений через послов и министров и что все устроится к лучшему, если оба государя будут вести личные переговоры. Эта мысль так понравилась королю Франциску, что он с радостью ухватился за нее. Сознавая вполне свои личные преимущества, он надеялся, что без труда добьется своей цели, если ему удастся увидеться наедине с императором. Он живо представил себя среди великодушных испанских грандов, олицетворявших собой рыцарские традиции; не менее занимала его мысль увидеть испанскую столицу при таких исключительных условиях и показать себя гордому народу в гордом величии несчастья. Ко всему этому примешивалась томительная жажда перемен, которые нарушили бы невыносимое однообразие его жизни в крепости Пиччигетоне. Если бы Франциск мог хотя один раз поговорить с Бюде, который в это время жил с графиней Шатобриан в загородном доме у реки Адды, то канцлер без труда отговорил бы его от злополучного свидания с императором.

Бюде, сообразно желанию правительницы, завел деятельные сношения со всеми сколько-нибудь значительными лицами в Италии, кроме Ланнуа, и знал, что готовится вооруженное восстание под предводительством Пескары с целью освобождения Италии от власти императора. Таким образом, можно было смело рассчитывать, что король Франциск будет на свободе в самом непродолжительном времени. Но пленник не имел никакого понятия о том, что делалось за стенами крепости, а Ланнуа сумел представить ему путешествие в Испанию таким романическим и заманчивым, что король Франциск, согласно своему рыцарскому характеру, быть может, отказался бы от попытки к освобождению, если бы ему предложили ее в этот момент, лишь бы осуществить предполагаемую поездку.

Приказ правительницы отправить французские галеры, под начальством двух адмиралов, для крейсирования у итальянских берегов с целью освобождения короля был в точности исполнен. Ланнуа не решился бы сопровождать своего пленника в его поездке в Испанию, если бы сам Франциск не вызвался послать письменный приказ французским адмиралам, чтобы они не препятствовали переезду Ланнуа и отправили бы шесть галер для его охраны к испанской границе.

Таким образом, неаполитанский вице-король выехал, ночью 8 июня, со своим пленником из Пиччигетоне прямо в Геную.

Была одна из тех чудных итальянских ночей, которые так часто изображаются на картинах; месяц тихо поднимался по небу в беловатом тумане, освещая предметы своим фантастическим светом. Между виноградниками и маисовыми полями виднелись группы гуляющих. Франциска и Бюде были в числе их. Слышался говор и пение. Из крепости Пиччигетоне выехала толпа всадников; они со всех сторон окружали пленника, но предчувствие подсказало Франциске, что между ними король; она узнала его по горделивой манере держать голову и по шляпе с белым пером, и, не обращая внимания на Бюде, который хотел удержать ее, бросилась вперед и громко вскрикнула: «Франциск!» Всадник с белым пером оглянулся, но поезд продолжал свой путь.

На следующее утро всем сделалось известно, что король Франциск увезен из крепости Пиччигетоне. Бюде с графиней Шатобриан отправились в Милан, так как пронесся слух, что пленник увезен туда и отдан под охрану Пескары. Но его не оказалось в Милане; Пескара был, видимо, удивлен этим внезапным исчезновением и после некоторого раздумья сказал, что слышал о намерении Ланнуа перевезти пленного короля в Неаполь.

– Поедем в Неаполь, мой дорогой Бюде! – сказала с живостью графиня Шатобриан.

Но и здесь их поиски оказались напрасными. Пескара и Бурбон были одинаково обмануты. Ни тот, ни другой не знали, куда увезен пленник.

Король Франциск высадился в Валенсии; ожидание не обмануло его: он был встречен на берегу множеством красивых женщин и знатных грандов, которые отнеслись к нему с видимым участием. Все преимущества были на его стороне при сравнении его наружности и обращения с серьезным и молчаливым Карлом V, который был вечно занят своими политическими планами и не обращал никакого внимания на внешний блеск. Карлу не понравились овации жителей Валенсии пленному королю; он приказал перевезти его в Мадрид из крепости Ксатива, где он был временно помещен и где можно было опасаться попытки освободить его со стороны моря.

Короля Франциска перевезли в Мадрид и поместили в крепости Альказар; сад был назначен местом для его прогулок; ему предложили также мула для верховой езды по окрестностям с сильным конвоем; но пленник наотрез отказался от этого предложения. Между тем испанский король и римско-германский император Карл, на которого Франциск возлагал такие блестящие надежды, не появлялся ни в Мадриде, ни в Альказаре. Он оставался в Толедо, объясняя свое отсутствие важными государственными делами. Как рассудительный политик, он хотел извлечь, возможно, большую выгоду из настоящего положения дел и не без основания опасался, что при личном свидании с королем Франциском он должен будет выказать великодушие победителя.

Лето и осень прошли печально для обманутого короля; им овладело меланхолическое настроение, несвойственное его сангвиническому темпераменту; лицо побледнело и осунулось; его гордая походка сделалась нерешительной. По вечерам он выходил в сад; слуги обыкновенно выносили за ним кресло и ставили на открытом воздухе, потому что он настолько ослабел, что, пройдя несколько шагов, должен был отдыхать. Могло ли быть иначе? Франциск, баловень судьбы, не мог помириться с утратой счастья, которое было необходимо ему, как солнце цветку; он видел торжество людей, которых презирал, унижение всего того, что составляло для него сущность жизни. Измена Бурбона увенчалась победой; император, обманувший доверие пленника, вопреки всем правилам рыцарства пользовался небывалым могуществом. «Низкие люди управляют светом, а рыцарские идеи о чести сделались химерой!» – мысленно повторял себе Франциск в минуту тяжелого раздумья.

Вечерние часы, которые он проводил в саду в продолжение последних месяцев, имели для него особенную прелесть. Его товарищи по заключению, Шабо де Брион и Монморанси, с неудовольствием замечали, что он всегда удаляется от них в это время дня, предполагая, что он ищет уединения, чтобы на свободе предаться отчаянию. Но не так было на деле: король в эти часы наслаждался пением с простодушием увлеченного юноши, потому что оно напоминало ему счастливые минуты, проведенные им в Блуа. Это был тот самый романс, который так часто пела Франциска на балконе его сестры, а он, под очарованием первых дней любви к робкой бретонской графине, слушал ее с террасы. Он не знал, был ли это испанский романс, распространенный в Мадриде, или тут скрывалась более близкая связь с ним, но он смутно чувствовал, что пение, напоминавшее ему об утраченном счастье, сулило ему новые наслаждения в будущем. Таинственность, окружавшая певицу, еще более усиливала прелесть приключения для пленного короля. Голос доносился из старинного замка, стоявшего в конце сада; по временам на балконе левого флигеля показывалась женская фигура. Франциск мысленно решил, что это сама певица, хотя она никогда не пела в этих случаях и всегда появлялась в темные вечера, а не в лунные. Несколько раз он заговаривал с ней, потому что только железная решетка отделяла его от узкой площадки перед дворцом, но никогда не получал ответа, так как она тотчас же исчезала с балкона.

У решетки не было стражи и королю дозволяли бывать в замке, где жили Брион и Монморанси, которые пользовались сравнительно большей свободой и часто посещали его. Но Франциск, зная, что император смотрит на него как на пленника, хотел придать своему заточению еще более строгий характер, нежели было на деле, и никогда не входил в замок. Он слышал от прислуги, что во дворах, окружавших замок, и около рвов расставлены многочисленные караулы и что герцог Инфантадо, хотя и неофициально, но исполняет роль его тюремщика. Много раз герцог приглашал его на обед и на партию в шахматы, но король Франциск отвечал гордым отказом, говоря, что он узник в Альказаре и, не желая нарушать покой римского императора, не сделает ни одного шагу из своей тюрьмы. Если испанский гранд желает обедать с французским королем, то может пожаловать в Альказар.

Брион и Монморанси не могли сообщить королю никаких сведений о таинственной певице; они знали только, что герцог Инфантадо действительно имеет красивую дочь, но он отправил ее в какой-то отдаленный монастырь, потому что совершенно равнодушен к ней; а в замке, насколько им известно, нет ни одной молодой дамы, которую можно было бы принять за певицу.

Между тем, король Франциск с каждым днем чувствовал себя хуже; доктор, позванный к нему по приказанию герцога Инфантадо, объявил, что больной страдает изнурительной лихорадкой, и если не найдется какого-нибудь средства возбудить в нем нравственную энергию, то дело, вероятно, кончится смертью. Герцог, недовольный, как и все испанские гранды, поведением императора относительно несчастного французского короля, послал гонца в Толедо с письмом к императору, в котором писал, что его величеству грозит опасность потерять важного пленника, так как дни последнего, по-видимому, сочтены. Слух об этой болезни быстро распространился в Мадриде, и тотчас же представители испанского дворянства, как будто сговорившись, отправились толпами в церкви и монастыри молиться о здоровье французского короля. Все осуждали императора и рассказывали со злорадством, что за несколько дней перед тем он получил письмо от Эразма, самого ученого человека в христианском мире, и что Эразм употребил все свое красноречие, чтобы расположить Карла V в пользу храброго французского короля, доказывая ему ответственность, которая падет на него перед целой Европой, если свет вследствие его жестокости лишится такого просвещенного государя, как король Франциск.

Между тем пленник чувствовал себя хуже, чем когда-либо, и, полулежа в своем кресле в саду Альказара, предавался своим печальным думам. Месяц высоко поднялся на безоблачном небе; воздух был необыкновенно прозрачен; ничто не нарушало торжественной тишины южной ночи. Но эта тишина еще более усиливала тоску, наполнявшую сердце Франциска. Он так долго томился в плену, чувствуя полноту сил, жажду жизни и творческой деятельности, а теперь, когда силы начали изменять ему, он не видел для себя иного исхода из своего мучительного положения, кроме смерти. Он решил никогда не покидать тюрьмы, если свобода должна быть куплена такими тяжелыми жертвами, которых требовал от него император. Но и здесь фантазия его не оставалась праздной; она создала ему целый мир надежд и желаний, где образ таинственной певицы играл главную роль. Он представлял себе ее в виде знатной испанской дамы необычайной красоты, которая должна была усладить для него томительные дни заключения и со временем возвратить ему свободу каким-нибудь способом, согласным с его рыцарскими правилами о чести. Мечтая о певице, он невольно устремил глаза на балкон, где несколько секунд спустя появилась женская фигура в белом платье. Сердце Франциска усиленно забилось от радости; он вскочил на ноги и быстро подошел к решетке в надежде, что наконец разрешится тайна, так долго занимавшая его.

– Объясни мне, кто ты, ангел, посланный мне для утешения в моем горе! – сказал король Франциск, обращаясь к даме своего сердца на кастильском наречии, голосом, дрожащим от волнения.

– Я желала бы утешить вас! – ответила она на чистом французском языке. – Если бы я была ангелом, то давно помогла бы вам, а теперь могу только сообщить узнику, что для него скоро наступят лучшие времена.

– Эти времена уже наступили с появлением прекрасной вестницы.

– Император, вероятно, скоро приедет сюда, так как ему писали о вас. Вы объяснитесь с ним при личном свидании; ваша судьба должна измениться к лучшему…

– Скажи мне твое имя!

– Вооружитесь терпением и выслушайте меня! Ваша сестра Маргарита просила императора о пропуске в Испанию и Альказар. Она получила на это разрешение и едет сюда, чтобы утешить вас и ухаживать за вами в болезни. Она уверена, что ей удастся освободить вас. Вместе с нею приедет…

– Последуешь ли ты за нами, если мне посчастливится уехать отсюда? Нет, милое дитя мое, это невозможно! Путь через Пиренеи слишком длинен и тяжел для пленного французского короля, а император не выедет из Толедо; нелегко тронуть его сердце, для этого нужны слишком радикальные средства. Для меня не существует иного утешения, кроме сердца женщины.

– Вы скоро увидите женщину, сердце которой предано вам!

– Я желал бы теперь видеть ее!

– Может быть, завтра она будет здесь.

– Отчего не сегодня и не сейчас! Я не могу ждать, мне недолго осталось жить! Пусть эта женщина утешит меня теперь же! Дай мне твою руку; ваш император предоставил мне столько свободы, что я могу прикоснуться к твоим пальцам, чтобы снова оживить мою похолодевшую кровь!

– Вы не спрашиваете меня, кто приедет с вашей сестрой?

– У меня нет будущности, дай мне насладиться настоящим!

– Тише! Кто-то идет!

С этими словами таинственное видение быстро исчезло с балкона. Король Франциск неподвижно стоял у решетки в надежде снова увидеть свою собеседницу. Но все было тихо, никакой шорох не нарушал ночного безмолвия. Прошло четверть часа, а на балконе все еще не видно было ни малейшего признака жизни. Но вот из темной комнаты за балконом послышался знакомый голос. На этот раз певица вместо обычного романса пела кастильскую песню таким медленным протяжным тоном, что он мог расслышать каждое слово:

Ехал король из-за гор
На вороном коне.
Он был красивее всех
Среди красивой свиты!

Он остановил своего коня
У замка на утесе
Под каменным балконом:
«Зачем ты, бледная девушка,
Не при моем дворе,
Не в объятиях твоего короля?»

Никто не видел бледной девушки.
Он только слышал ее голос:
«Боюсь я, о мой король!
Любви наслаждений и горя,
Боюсь любви короля!»

Бледная девушка не верит
Постоянству короля и солнца:
Они видят столько женщин.
И столько сердец обмануто
Блеском солнца и короля!»