Путь к Отцу

Но у них, заново родившихся, возникало и немало вопросов. Иоанн всем давал самый что ни на есть общий ответ: необходимо измениться, и прежде всего изменить свои мысли. Раньше вы думали только о собственных грехах, а теперь обратите все свои мысли к Богу. Бог грядет, а посему всё в вас и вокруг вас, даже самое ничтожное проявление жизни, должно быть осмыслено совсем иначе. Мысли обладают силой, а мысли о божественном – это преобразующие жизненные силы.

Так-то оно так, но как нам теперь жить по-новому? Ведь они не были независимыми людьми, способными отныне выстраивать свою жизнь по собственному усмотрению. Пришли обитатели казарм. Разве теперь мы вправе оставаться солдатами? А если Бог, явившись, застанет нас в этом качестве?

Такого вопроса следовало ожидать. Его задавали грубые римские наемники, сражавшиеся за мировую империю, эти блудные сыновья, опустившиеся ремесленники, подчинявшиеся только железным кулакам своих бесцеремонных начальников. Им никогда и в голову не приходило пойти на богослужение. Любая молитва вызывала у них только смех, читать и писать они вовсе не умели, а о духовности и говорить нечего. Какое тут Царство Небесное! И вдруг они спрашивают: что же нам делать?

Иоанн им ответил: вовсе не требуется уходить из армии. Вы для Бога ничуть не хуже других. Но отныне старайтесь никого не обижать и обходиться со всеми по справедливости. Довольствуйтесь своим жалованьем. Вот и все, большего, пожалуй, и не надо. Такое поведение добропорядочных воинов позволяет им с полным правом ожидать наступления новой эпохи и постигать ее законы.

Или взять, к примеру, мытарей. Эти изолгавшиеся, жуликоватые мелкие служащие ползают на коленях и заискивают перед теми, кто выше их. Но там, где они чувствуют себя уверенно, их дерзости и грубости нет границ, каждый избегает встречи с ними. Они продажны, злоречивы и коварны, общественное мнение уже убило в них все их лучшие побуждения. Самый неприятный класс людей на свете. Наемные кровососы, трусливые мучители народа. Римская социальная политика тех времен прямо-таки приговорила их к бесчестности, этих героев собственной мании величия, глупости и алчности. Что же мог им посоветовать Иоанн?

Только не бросайте свою службу. Оставайтесь теми, кто вы есть, но будьте разумными, никого больше не мучайте и не обманывайте. Бог придет ко всем, а потому нет таких жизненных ситуаций, которые бы Его оттолкнули. Нет никакого прошлого, никакого бесчестия. Каждый человек очень дорог Богу.

До чего же необычайно прост Бог. Будь отныне добропорядочным человеком. Где ты и что ты, неважно. В любом положении обращай свои мысли к Богу. Этого достаточно. На такое у каждого найдется время, никаких жертв это не требует. Поступать так под силу каждому. Никакое вероисповедание, никакая вера тому не препятствуют. Это относилось как к иудеям, так и к римлянам, и они не оставались равнодушными.

Сегодня многие спрашивают: что делать? Что ответил бы Иоанн, например, священникам?

Только не покидайте церковь, относитесь совершенно спокойно к измышлениям модернистов и суду инквизиции. Рассуждайте примерно так: неужели весь этот вздор достигает небес? Богу хорошо известно, как вам нелегко и как тяжелы цепи, выкованные для вас злом и превратным усердием во имя Его, и даже порой стон исторгается вами, творениями Божьими. Но спокойно совершайте свое служение и дальше, только обращайтесь мыслями к Богу, исполняйте это как нечто новое, нарождающееся в старом, и да прольется свет милости Божьей на ваши общины. Бог придет ко всем, и к вам тоже.

Общие наставления получали от него и имущие люди: у кого два платья, одно отдай тому, кто совсем раздет. Так же поступай и с едой. Как много на свете богатых людей! Куда больше, чем бедных! Иоанн вдруг открыл, что их великое множество, и тяготы народа быстро исчезли пред лицом живого Бога.

Того, что мы называем социальным вопросом, тогда еще не существовало. Ведь Царство Небесное пока не наступило, оно лишь приближалось. Социальный вопрос – величайший вопрос человечества, и пробуждение внимания к нему есть плод забрезжившего осознания Царства Небесного.

Иоанн и тем более Иисус видели в каждом человеке как таковом дитя Божье, и неважно, кем он был. Стоит только осознать эту истину, как и общественное положение людей неизбежно начнет преображаться. Не то чтобы произойдет беспорядочное уравнивание внешних условий жизни – никто такого не захочет. Скорее, одинаково уважительное отношение к ним вызовет глубокую переоценку ценностей в человеческом обществе.

Если бы эта истина Иисуса, из-за абсолютно неправильного понимания его целей, не была возведена в ранг религии, то социальный вопрос встал бы перед людьми, по-видимому, намного раньше. На самом же деле вопрос этот оказался, к сожалению, совершенно не связан с Иисусом, но стал результатом постепенного понимания людьми его насущности. И что же тут удивительного, если его решение никак не сообразуется с Царством Небесным. Но возник он под влиянием Царства Небесного – это сомнений не вызывает.

Уже тогда Иоанн делал первые робкие попытки как-то сгладить существующие различия между людьми. Он призывал обновленных и счастливых людей на борьбу с бедностью. Ведь одно из свойств Царства Небесного заключается в том, что оно делает нас богаче. Кто думает о маммоне, тот, в сущности, постоянно считает себя бедным. А тот, кто думает о Царстве Небесном, вдруг замечает, что стал намного богаче, чем ему казалось, и что осознание собственной бедности к нему больше никогда не вернется.

Бог воистину смилостивился. Это подтверждала та безграничная, обращенная ко всем простота, которая всегда была самым надежным признаком божественного. Опять наступила эра милосердия. С помощью Иоанна нужно было всем своим существом ощутить живого личностного Бога. Теперь люди могли сколько угодно проповедовать, приносить жертвы, молиться, благословлять друг друга, петь, кадить, трубить в трубы: ведь Бог смилостивился. Грядет новая эпоха. Иегова войдет в Свой храм, и установится новый порядок.

Илия

Евангелисты лаконичны в своих повествованиях об Иоанне и его движении. Это вполне понятно, ведь их цель – сообщить нам о событии более великом. Они ограничиваются всего лишь такими словами: «Тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои». Мы увидели также, что это движение затронуло все сословия и стало исключительным по своему размаху. Иоанн и весть о нем проникали во все уголки, где только господствовала иудейская религия. Даже спустя примерно двадцать лет апостол Павел обнаружил общину иоаннитов в Эфесе, то есть далеко отсюда, в Малой Азии.

Такое явленное в Иоанне милосердие Божье означало ни много ни мало как духовное преображение всего Израиля, но преображение без каких-либо внешних ритуалов и религиозных формальностей. Все как бы внутренне вслушивались в то новое, великое, что в скором будущем сотворит Иегова, – без всякой сектантской обособленности, вне рамок фарисейства, саддукейства и иных идейных направлений. Бог приходит именно так, никогда не прибегая к внешним ритуалам.

Не будь Иоанна, Иисус никогда бы не был понят. Но поскольку все, кто вообще способен к духовному вниманию и не застывает самодовольно в своем облике, в котором, по его мнению, ему будет блаженно и умереть, и все хотевшие жить были устремлены к Богу, и Его уже ощутили в Иоанне и очищении водой, то тем самым к приходу Иисуса люди были готовы. Была подготовлена почва, на которой великие деяния Иисуса могли быть восприняты как деяния Бога, поскольку уже существовавшая вера немедленно стала бы верой в Иисуса. Для каждого не останется незамеченным тот факт, что позже Иисус все чудеса и исцеления приписывал исключительно вере страждущих, а не своим действиям. Как могло случиться, что в народе оказалось так много спасающей веры? Никакой заслуги фарисеев и книжников в этом усмотреть не удастся. И в то же время народ зримо ощутил, что Бог смилостивился. Корнями такой веры была проповедь Иоанна.

Если кто-либо усомнится в радикальном влиянии Иоанна, то нижеописанное событие тех времен наверняка рассеет его сомнения. В Иерусалиме фарисеи обратили внимание на неожиданного соперника, появившегося в долине реки Иордан и мешавшего им проповедовать. Духовные вожди народа чутко уловили значение этого малопонятного движения. В общинах, наверное, постоянно раздавались вопросы о новом проповеднике, его удивительном пророчестве и необычном обращении с людьми, а посему тем, кому были адресованы эти вопросы, не оставалось ничего другого, как со всей серьезностью сформулировать свое отношение к данному событию. О набирающем силу движении стало известно и в кругах священников. Потому-то и было решено снарядить в пустыню на встречу с пророком-крестителем целую следственную комиссию, образованную из самых искусных фарисеев.

Фарисеи прибыли с большой торжественностью. Представились как посланцы синедриона, пришедшие специально для изучения нового движения и вынесения о нем ясного суждения. Иоанн молчал. Тогда последовал неизбежный вопрос: «Как ты относишься к Священному Писанию, этому всем понятному документу нашей веры? Объявляешь ли ты себя Христом?»

«Нет, я не Христос». – «Кто же тогда? Илия?» Как известно, Ветхий Завет заканчивается пророчеством о том, что на землю провозвестником пришествия Иеговы вернется Илия. Таким образом, вопрос был закономерен и тщательно продуман. Прояви Креститель малейшую неосторожность – и его, согласно существовавшим законам, убили бы, подкрепив свои действия какими-либо ссылками на Писание.

«Я не Илия». – «Ты пророк?» Тогда как раз ожидали пророка, который бы разрешил все сомнения.

«Нет». – «Так кто же ты, и что ты скажешь о самом себе?»

«Я всего лишь глас вопиющего в пустыне: „исправьте путь Господу“, как сказал пророк Исайя».

«Что же ты крестишь, если ты не Христос, не Илия, не пророк?» «Я крещу водой, но тот, кто придет за мной, будет крестить вас Духом святым и огнем».

Он весь – надежда и ожидание величайшего события: пришествия Бога. Его самая главная цель состоит в непрестанном движении к Господу. Отсюда та мощь его воздействия на пришедших, которая просто смяла всю изощренность вопросов. Интересно, какой отчет они представили в Иерусалиме о новом движении?!

Но после этого события сторонников движения становилось все больше. Ничто так не поднимает дух и не привлекает симпатии народа к новому делу, как безрезультатность чиновничьих расследований. Почему наше духовенство во время столь великих божественных событий проявляет такую сдержанность? Почему при новом откровении в первых рядах не те, кто всем своим существованием постоянно радеет за дело Божье? Что же тут плохого, когда признаются в своих грехах и смывают их крещением в воде?

Какого ответа следовало от них ожидать? Во всяком случае, отчет следственной комиссии никакого обвинения для Иоанна содержать не мог. Но и хранить гробовое молчание тоже было нельзя, и противопоставлять себя этому движению смысла не имело. И все острее вставал вопрос: выходит, наши представители не на стороне живого Бога?

Тогда они решили выйти из положения невероятным образом, доселе неизвестным истории: самим примкнуть к этому движению и принять крещение.

Такое решение далось им нелегко, но на кону стоял наиважнейший вопрос: кто будет держать в своих руках Израиль в будущем – они или мы? Так что давайте поначалу пойдем с ними вместе, а потом немного подправим их дело на свой лад. И они пришли в числе тех, кто хотел креститься.

Как повествует Библия, Иоанн в тот день проповедовал дольше, чем когда-либо, и проповедь его была в этот раз самая суровая. Он принародно обратился к своим высокочтимым слушателям, назвав их змеиным отродьем, порождениями ехидны, и вылил на них целый поток чудовищной беспорядочной злобы. Что ж, когда Бог действительно собирается вмешаться в ход человеческой истории, то, как правило, основным препятствием для Него становится именно религия. Ибо никто так отчаянно не сопротивляется всему новому, как застывшее в старом.

Попытка креститься ими больше не предпринималась, и вопрос об Иоанне остался открытым. Правда, вскоре возникла иллюзия, будто его вообще нет: Ирод велел заключить недолго проповедовавшего неосмотрительного Иоанна под стражу и даже, как известно, разрешил его убить. Но вся эта ситуация по-прежнему отягощала иудейских священников, и когда позже Иисус спросил их, пришел ли к ним Иоанн как посланник Бога или сам по себе, никто из них не осмелился дать ответ. С первым они, по понятным причинам, соглашаться не хотели, а признать второе у них не хватало смелости. И тогда они дали примечательный ответ: мы этого не знаем. Духовенство, все еще не разобравшееся в вопросе, волновавшем тогда всех. До чего же их сознание было затуманено собственным пониманием религии!..

Итак, Иоанн – тот же Илия, которого предвещал последний пророк Малахия. А какое самое великое деяние совершил Илия? Однажды он предстал перед всем своим народом – царем, священниками, религиозными людьми – и прямо спросил их: а кто же такой Бог? Тот, кого правящие круги обозначают религиозным понятием «Ваал», или живой Бог Иегова? Богом является тот, кто способен низвергнуть огонь с небес. И вот этот могущественный человек, Илия, навязал народу свою волю и своего Бога, убедил людей в этом собственным авторитетом и собственной верой, в результате чего весь народ и все правители прониклись осознанием Иеговы. Вот каковы были мощь и величие Илии!

Но чего он не смог, так это ознаменовать новую эпоху. Его самый великий день был одновременно и самым жалким. Увидев, как возжегся божеством огонь на жертвеннике и народ пал ниц, восклицая: «Иегова есть Бог, Иегова есть Бог!» – могущественный Илия велел схватить 400 жрецов Ваала и 400 жрецов Астарты и казнить их у подножия горы Кармил. Жуткое кровавое побоище во имя Иеговы! Ужасное заблуждение!

Поэтому никакой новой эпохи не получилось. Низвергнуть огонь с небес – дело нетрудное, а вот стать орудием нового, благого, исходящего от самого Бога, оказывается, очень непросто. В этом смысле Иоанн оказался подобен Илии. Он верил в Мессию, который мстит и карает. «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь». «Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым». «И не думайте говорить в себе: „отец у нас Авраам“, ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму».

Это гнев Илии, ненависть священника. Однако спасение существует для всех, в том числе и для жрецов, пусть даже они продолжают усердно служить Ваалу. Но к Иоанну приходил тот, кто духовно воспринял совершаемое им, в то время как Илией завладели мысли о смерти. И он не по своей воле отправился в пустыню и дошел до горы Божьей Хорив, где познал, что суть Иеговы не в грозе, не в большом и сильном ветре, не в огне и не в землетрясении, а в тихом и нежном дуновении Духа. Иоанна же ждало одиночество темницы, и ему осталась неведомой сущность Иеговы – ее открыл людям Иисус. Но пока он чахнул в заточении, на смену ему пришел новый помощник, который действительно расширил горизонты владычества Бога, продолжив и довершив истинным образом дело, начатое Иоанном и Илией.

Что Иоанну надлежало, то он и исполнил: весь народ подготовил для постижения Иисуса. Его тюрьма оказалась для него милостивой наградой. В полном одиночестве он пытался – наверное, еще при жизни – проникнуться подлинной сутью нового. Как знать, возможно, оно все же открылось ему прежде, чем его голова скатилась к ногам палача и новое навечно приняло его в себя.

В пустыне

У Иоанна

Могучие валы Иоаннова движения достигли и Галилеи. Там жил некий молодой человек, тоже всецело погруженный в мысли о Боге.

Оба они имели одну-единственную цель, но во всем прочем совершенно не походили друг на друга. Единые в духе и полные противоположности в облике. Чем больше человек ощущает свое единение с Богом, тем отчетливее проступает его отличие от других людей. Одинаковость всегда подозрительна и служит признаком скрытой удаленности от Бога. Каждый человек – явление в своем роде уникальное и лишь в Боге становится тем, кто он есть на самом деле, и, следовательно, достигает своей неповторимости. Пытаться копировать кого-то другого – сродни самоубийству. Богу отрадно как раз многоразличие, а не однообразие.

Иисус, конечно же, пришел к Иоанну. Рядом с Иоанном ощущалось присутствие Бога. Близость Бога просто пугала людей, поскольку она неизбежно преображала всё – и внутри, и снаружи. А это внушает людям страх. Новшества они, правда, любят, но не выносят ничего истинно нового.

Но, с другой стороны, стало понятно и то, как Бог относится к людям. Их прегрешения совлекаются пред Ним подобно воде, скатывающейся с тела, а безграничная вера Бога в людей пробуждает в них самое лучшее, и оно проявляется с предельной отдачей сил. Бог видит в людях доброе и хорошее, Он не говорит об их грехах. Религиозные служители, напротив, предпочитают говорить именно о грехах и полагают, что знают людей, поскольку им известны их плохие стороны. Так что разница принципиальная.

Бог завладевал мыслями крестившихся и наполнял их сердца радостью – это и влекло к Иоанну Иисуса. На своем пути он встретил немало загадочного и неизведанного. До тридцатилетнего возраста этот человек сам пробирается сквозь мглу неясностей. Лишь позже его бытие начинает медленно озаряться светом, и путь приобретает более четкие очертания. Но для Иисуса мрак неизвестности был непрогляднее, чем для других людей.

Его неотступно преследовала мысль об Отце. Но люди были далеки от понимания своего Отца. Еще мальчиком он понял это в храме, а позже оказалось, что такое прискорбное явление не редкость и за его пределами, и пределам этим нет конца. Вскоре он увидел отблески славы Отца в полевых цветах и птицах, славы небывалой и недостижимой. Но вот в людях чуть ли не повсюду чувствовалась некая отчужденность, непонятливость, что-то вроде стремления не замечать Отца или даже сознательного пренебрежения Им. Подчас их слова, мысли, поступки и даже жизненная позиция в целом будто не имела никакого отношения к Отцу. Ведь, по сути, все заключено в Отце, и отрешиться от Него человеку по своей природе просто невозможно. Однако же на самом деле, оказывается, это происходило, проявляясь в виде грехов и проступков.

Такое отречение от Отца вначале казалось Иисусу непостижимым, но затем он испытал крайне мучительное чувство. С годами он сделал прямо-таки ужасное открытие, которое, пожалуй, больше всего удручало его и чуть было не обессмыслило все его существование: такая отчужденность носит всеобщий характер. Она не обошла стороной и не пощадила лучших людей, даже Иосифа и Марию… Сокрушительное открытие ребенка, увидевшего воочию ошибки и заблуждения своих родителей. Для всех нас однажды наступает сей трудный час, не миновать его и нашим детям. И это час неслыханных страданий.

Как сильно подействовало это на Иисуса! И тут он увидел нечто необъяснимое, некую преграду, отделявшую от Отца всех людей, всех, кого он знал, иных больше, иных меньше, но с неминуемой очевидностью и тех и других. Оно лишило их радости и жгучего желания прийти к Отцу… Своего рода душевная болезнь… охватившая всех поголовно, принижающая всех до уровня рабов! Где же Отец? Как можно это изменить? Как нам, людям, снова обрести единство с Отцом? Кто избавит нас от бремени одиночества?

И тут кто-то рассказал ему об Иоанне, о том, что можно смыть грехи в Иордане. Вот куда ему нужно пойти! Перед этим Иоанном ему обязательно нужно раскрыть свою душу. Как он стыдился всеобщей отчужденности от Бога, свидетелем которой стал. Такое бедственное положение людей бременем легло на его душу. Что всех тяготило, в том он и исповедовался от их имени, чтобы, взяв на себя грехи людей, смыть их.

Так еще никто не исповедовался. Каждый стыдится своих пороков, а этот человек изнемогал под тяжестью грехов всего мира и принял на себя его позор. Иоанн же удерживал его и говорил: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» И вдруг Иоанну стало ясно: он тот, кого так ждали. Его крещение подтвердило данную истину.