Семён Семёныч и Гулька

– Ты сказал, что купишь мне всё, что захочу, кроме велосипеда. Обещания надо выполнять. Сам говорил. Вот когда купишь, тогда и поведу Гульку в сад.

– Ну, Сёмка. Нельзя же так. Ведь мы с мамой работаем.

– А я учусь. Возьмёте меня с вами в поход, тогда буду водить Гульку в сад. А то обещаете, обещаете и не выполняете. Сколько можно обманывать родного сына?!

– Подожди, а как же Гулька? Она же без тебя не может!

– Не век же ей со мной жить. Вот вырасту, женюсь и уйду из дома. Пора привыкать. И она тоже собирается выйти замуж. За Яна из её группы. Сама вчера сказала.

Папа ничего не ответил, долго смотрел на Сёмку, потом вышел из комнаты. Семён Семёныч поглядел на часы и пошёл спать.

* * *

На следующее утро Семён Семёныча разбудила мама и радостно сообщила, что Гульку в сад отведёт она: сегодня у неё отгул. Семён Семёныч обрадовался, но тут же вспомнил, что Гулька может рассказать маме, как её тошнило. Мама испугается, и что за этим последует – неизвестно. Нужно самому разбудить Гульку и предупредить, что маме нельзя рассказывать про их вчерашний пир. А то им никогда больше не придётся есть цыплёнка табака. Сёмка немного опасался за Гулькино здоровье, но она проснулась весёлая. Он повёл сестру умываться и в ванной объяснил, о чём и почему нельзя говорить маме. Гулька всё поняла, часто закивала головой и зажала себе ладошками рот. Но когда на завтрак мама выдала им ненавистный творог, Гулька отодвинула тарелку от себя и заявила, что есть его не станет. На мамины уговоры ответила, что она уже большая и будет теперь есть только цыплёнка табака. Мама замерла, медленно повернула голову и поглядела на Семён Семёныча:

– Ну-ка, рассказывай. Что за цыплёнок табака? И не вздумай врать!

Семён Семёныч заметался мыслью, но от неожиданности в голову ничего не приходило. И он перешёл в наступление.

– Сколько можно есть эти протёртые супчики, кашки и творожки?! – закричал он. – И фрикадельки с кабачками! Все нормальные люди едят цыплёнков табака. И мы с Гулькой хотим. Раз вы нас одних оставляете, то мы сами будем заботиться о своём пропитании. И вчера позаботились! И потом будем заботиться!

– И тошнить мы больше не будем! – крикнула Гулька, как всегда выступившая на стороне брата.

Мама уронила ложку.

* * *

Через три минуты Семён Семёныч вылетел за дверь квартиры, сопровождаемый маминым возмущённым криком и Гулькиным рёвом. Злой как пёс, он выскочил из подъезда во двор. Недавно прошёл сильный дождь, кругом блестели лужи, а он был в кроссовках, и это не улучшало настроения. Но впереди Семён Семёныч вдруг увидел Вовкину спину. «Попался, гад!» – обрадовался он, надеясь незаметно подобраться к врагу. Но дверь подъезда предательски хлопнула, Вовка оглянулся и увидел Семён Семёныча.

– А где сестра? На горшке забыл?! – крикнул он и бросился бежать напрямую, плюхая резиновыми сапогами по лужам. Семён Семёныч кинулся за ним, обегая лужи, чтобы не промочить кроссовки. «Не догоню, – подумал он. – Надо что-то придумать». На бегу он скинул с плеч рюкзак и метнул его вдогонку Вовке. Рюкзак пролетел мимо, но Вовка шарахнулся от него, поскользнулся, шлёпнулся в лужу, проехался по ней и замер. Семён Семёныч мгновенно добежал до него, схватил рюкзак и встал над поверженным врагом, счастливый от неожиданной удачи.

– А ты сам на горшок перед выходом сходил? – спросил он ласково. – Да? А почему тогда штаны такие мокрые? Меня испугался? Иди скорей домой, простудишься. А я скажу твоему классу, что ты описался по дороге и побежал домой менять штаны. И поэтому опоздаешь, а может быть, и совсем не придёшь. Ну-ну, не реви, воды и так хватает.

– Убью, гад! – всхлипнул Вовка. – Матери скажу. Тебя из школы выгонят.

– Давай, давай, – крикнул Семён Семёныч и в прекрасном настроении побежал в школу.

* * *

Домой он возвращался с большой опаской, не зная, дома ли мама и в каком она настроении. Осторожно повернул ключ, надеясь незаметно просочиться в свою комнату и сразу сесть за уроки: вид трудолюбивого сына за рабочим столом всегда успокаивал маму. Войти и раздеться удалось почти бесшумно. В столовой раздавались голоса… Ага, папа тоже дома. Спорят о чём-то. Говорит папа. Семён Семёныч прислушался:

– Правы они, Маша. Хочется есть то, что вкусно. Восемьдесят процентов удовольствия человек получает от еды.

– По-твоему, я готовлю невкусно?!

– По-разному. Но даже вкусная еда, если она всё время одна и та же, приедается. Ты бы видела, какие они были довольные с этим цыплёнком табака. А мне как понравилось!

– Вот-вот! То-то Гульку тошнило!

– Ну и что? Детей, бывает, тошнит. И вообще, не будут же они всегда сидеть на твоей супердиете. Им в жизни придётся есть всякую пищу, и организм должен к ней привыкнуть. Сама в походах тушёнку из банок ещё как уплетаешь, и всякие концентраты неизвестно какого происхождения. Ягоды, грибы. И ничего. А когда Сёмка с Гулькой подрастут, им тоже придётся есть отнюдь не диетическую пищу. Ты обратила внимание, что Сёмка не по возрасту взрослый и ответственный? И постоянно озабоченный. Он даже улыбается и смеётся реже других детей. А почему? Да потому что мы на него переложили все заботы о Гульке. Одно дело – просить помочь, а другое – повесить на него все заботы о сестре. А отдых у бабушки?.. Мы с тобой в походе развлекаемся, а он работает и няней, и сиделкой. Привыкли, что он ответственный мальчишка и сделает всё как надо. И при этом мы обращаемся с ним как с ребёнком чуть старше Гульки. Вот так. И получается, что в зависимости от того, как нам удобно, он то маленький ребёнок Сёмочка, то взрослый Семён Семёныч. Не знаю, может, для него в будущем это к лучшему. Крестьянских детей рано к серьёзной помощи старшим приучали. Вспомни Некрасова: «А кой тебе годик? Шестой миновал». Впрочем, может, и нет. Время сейчас другое.

Мама молчала.

– Он очень хочет пойти с нами в поход. По-моему, мы уже вполне можем взять его с собой.

Сенька не выдержал, влетел в комнату с криком:

– Да, я уже взрослый! И меня можно брать в походы! Папа и мама вздрогнули.

– Ты откуда взялся? – удивился папа. – Подслушивать нехорошо. А насчёт похода подумаем.

– Я видела, какой ты взрослый! – отчеканила мама. – Кто тебе разрешил покупать жареную курицу и давать её маленькому ребёнку? Ты что, не мог проследить, чтобы Гулька не объелась, взрослый человек?! А с кем её оставить, если мы уедем все трое? Бабушке одной с ней тяжело. И без тебя Гулька будет очень скучать. Нет! Никакого похода! А сейчас собирайся и иди за ней в сад.

Семён Семёныч был возмущён до глубины души. Что он, Гулька, что ли, чтобы с ним так разговаривать? Его мнением даже не интересуются! Он им нужен, только чтобы освободить их от заботы о Гульке! Ну уж нет!

– Во-первых, ещё рано, а во-вторых, сама иди. У тебя сегодня свободный день, а я категорически не могу: у меня много уроков! – крикнул Семён Семёныч и ушёл в свою комнату.

Последнее, что он услышал, – это слова папы: «Вообще-то в том, что Гулька объелась, моя вина. Сёмка предупреждал, чтобы я не давал ей больше ни кусочка, но она просила, и я не удержался».

Что ответила мама, Семён Семёныч уже не слышал. Кажется, ничего не ответила.

* * *

Семён Семёныч сидел в своей комнате над раскрытой тетрадью и переживал. Он всегда переживал, когда родители сердились на него, но сегодня он сердился на них. То есть не сердился, а испытывал чувство глубокой несправедливой обиды:

«У них отпуск, им, видите ли, нужно отдохнуть после года тяжёлой работы. Опять пойдут в байдарочный поход, вернутся весёлые, загорелые, станут рассказывать про всякие приключения, показывать снимки, смеяться и вспоминать, как им было хорошо. А нам с Гулькой останется сидеть, слушать и завидовать. А пока они там будут отдыхать, мы с Гулькой будем здесь работать: “Сёмочка, сходи в магазин, купи продукты, вот списочек я составила. Сёмочка, погуляй с Гулечкой, девочке нужен свежий воздух. Как это она не хочет, а ты её уговори, ты ведь старший брат, она должна тебя слушаться. Что-то я устала, подай мне лекарство и водички, запить. Да нет, не это, а вон то, в жёлтой упаковке, когда же ты запомнишь. Сёмочка, пойди посмотри, что там Гуленька делает на кухне, я, кажется, забыла убрать варенье. Сёмочка, хватит смотреть мультики, насмотрелся уже, переключи телик на Пятый канал, там сейчас начнётся конкурс молодых артистов балета.”

И во двор не выйдешь один погулять с ребятами, с теми, кто не уехал, Гулька сразу в рёв, бабушка в крик: “Возьми её с собой! Ничего с тобой не случится. Поиграешь с ребятами, а она посмотрит.” Как же, поиграешь. И посмотрит она, как же. Да и не будет почти никого во дворе, все с родителями разъедутся. Вовка, гад, в прошлом году со своей мамашей в Турции на море побывал. Передо мной надувался как пузырь: “Море – это прекрасно! Ты на море не был, тебе не понять”. Кто я им, сын или обслуживающий персонал?! Домработник! Нянька Гулькина! Мне скоро и учиться будет некогда. Школьная программа всё сложнее и сложнее, двоечником стану. Всё им скажу!»

На тетрадку упала капля, за ней другая. Семён Семёныч растерялся: это что, слёзы?! Он яростно потёр кулаками глаза, глубоко подышал и стал делать уроки.

* * *

Хлопнула входная дверь, раздались голоса. «За Гулькой ходили. Вдвоём. Так им и надо», – подумал Семён Семёныч. Захотелось выскочить навстречу, но он удержался.

В комнату ворвалась Гулька:

– Ой, Сёма, сегодня Яна в садике не было. Петя радовался, говорил, что, наверное, его кто-то побил и он теперь в больнице. А Сонька сказала, что его, наверное, прогнали из детского сада. А Петьке никто не поверил. А я сказала, что он тоже ел цыплёнка табака и его тоже тошнило, и мне все поверили. А Валентина Петровна сказала, что звонила мама Яна и сказала, что он заболел, потому что съел очень много мороженого. Сёма, а ты мне купишь мороженое? А что ты делаешь? Уроки? А ты уже сделай все уроки и почитай мне книжку.

– Иди давай, – ответил Семён Семёныч сурово. – Пусть тебе мама читает. Или папа. Мне уроки надо долго делать.

Гулька внимательно посмотрела на него, огорчённо вздохнула и вышла.

* * *

Весь вечер Семён Семёныч молчал. Молча проходил мимо папы с мамой – они тоже молча провожали его взглядами. Молча лёг спать. Наутро мама вошла в их с Гулькой комнату и весёлым голосом заговорила:

– Ну что, Семён Семёныч, свёкор, ворчун старый? Не устал ещё дуться на нас с папой? Вставай, пора Гульку вести в сад.