– Вскачь несется начальник! – говорили они между собою. – Верно, хочет поглядеть, нет ли поблизости какой корчмы. Пора коней пасти, пора!
Но прошло полчаса, час, два, а Ковальский все, видно, ехал вперед, потому что его не было видно. Лошади очень устали, особенно упряжные, и еле тащились. На небе закатывались звезды.
– Скачите кто-нибудь за начальником, – приказал вахмистр, – надо сказать, что лошади нога за ногу плетутся, а упряжные и вовсе стали.
Один из солдат поскакал вперед, однако через час вернулся один.
– Начальника и след простыл, – сказал он. – Наверно, уж на целую милю умчался вперед.
Солдаты стали роптать.
– Ему хорошо, он себе днем отоспался, да и на телеге дрыхнул, – а ты, несчастный, трясись в потемках из последних сил.
– Тут корчма в полуверсте, – сказал солдат, который ездил догонять Роха, – я думал, там его найду, какое там! Послушал, не долетит ли топот… Ничего не слыхать. Черт его знает, куда он ускакал.
– Остановимся в корчме и без него, – сказал вахмистр. – Надо коням передохнуть.
Перед корчмой они остановили телегу. Солдаты соскочили с лошадей, одни пошли стучаться в дверь, другие стали отвязывать притороченные к седлам вязки сена, чтобы хоть с рук покормить лошадей.
Когда телега остановилась, узники проснулись.
– Где это мы едем? – спросил старик Станкевич.
– Темно, не разгляжу, – ответил Володыёвский, – но только едем мы не на Упиту.
– А в Биржи из Кейдан надо ехать на Упиту? – спросил Ян Скшетуский.
– Да. Но в Упите стоит моя хоругвь, а князь, видно, опасался, как бы она не восстала, и приказал поэтому везти нас другим путем. Сразу за Кейданами мы свернули на Дальнов и Кроков, а оттуда поедем, наверно, на Бейсаголу и Шавли. Небольшой крюк, зато Упита и Поневеж останутся правее. По дороге нет никаких хоругвей, князь все стянул к Кейданам, чтобы иметь под рукой.
– Собирался пан Заглоба какую-нибудь штуку придумать, а сам спит сладким сном, похрапывает, – сказал Станислав Скшетуский.
– Пускай себе спит. Устал он, видно, пока разговоры разговаривал с этим дураком-начальником, к которому навязался в родичи. Видно, хотел переманить его на свою сторону, только пустое это занятие. Кто не отступился от Радзивилла ради отчизны, тот ради какого-то дальнего родича наверняка от него не отступится.
– А они и впрямь родичи? – спросил Оскерко.
– Они? Такие же, как мы, пан, с тобою, – ответил Володыёвский. – Даже то, что пан Заглоба толковал ему про одинаковый герб, и то неправда, я знаю, что прозвание Заглобы Вчеле.
– А где же пан Ковальский?
– С людьми, наверно, или в корчме.
– Я хочу попросить у него позволения сесть на лошадь одного из солдат, – сказал Мирский. – Все члены у меня занемели.
– Ну на это он вряд ли согласится, – заметил Станкевич. – Ночь темная, дай только шпоры коню – и поминай как звали. Разве догонишь!
– Я ему дам слово кавалера, что не сбегу, да, наверно, и светать уже скоро начнет.
– Эй, солдат, а где же ваш начальник? – спросил Володыёвский у ближнего драгуна.
– А кто его знает?
– Как так: кто его знает? Коли я велю кликнуть его, так изволь кликнуть.
– Да мы и сами не знаем, пан полковник, где он, – ответил драгун. – Как слез с телеги и поехал вперед, так по сию пору не воротился.
– Ну когда воротится, скажи ему, что мы хотим поговорить с ним.
– Слушаюсь, пан полковник! – ответил солдат.
Узники умолкли.
Только громкие зевки слышались время от времени на телеге, да рядом лошади хрустели сеном. Солдаты около телеги дремали, опершись на седла. Иные разговаривали вполголоса друг с дружкой или подкреплялись чем придется; выяснилось, что корчма заброшенная и никто в ней не живет.
Уж и ночная тьма стала редеть. Чуть-чуть посерело на востоке темное небо, медленно гасли звезды, светясь неверным мерцающим блеском. Но вот посветлела и кровля корчмы, засеребрились деревья, росшие подле нее. Лошади и люди словно выплывали из ночной тени. Через минуту можно было различить лица и желтые епанчи. Шлемы отразили утренний блеск.
Володыёвский расправил руки и потянулся, отчаянно при этом зевая, затем глянул на спящего Заглобу и, внезапно отшатнувшись, крикнул:
– А чтоб его! Господи боже мой! Нет, вы только поглядите!
– Что случилось? – спрашивали полковники, открывая глаза.
– Гляньте! Гляньте! – кричал Володыёвский, показывая пальцем на спящего.
Узники посмотрели, и изумление изобразилось на всех лицах: под буркой Заглобы и в его шапке спал сном праведника Рох Ковальский. Заглобы на телеге не было.
– Бежал, клянусь Богом, бежал! – воскликнул изумленный Мирский и огляделся по сторонам, точно все еще не веря своим глазам.
– Ну и хитрюга же, черт его дери! – крикнул Станкевич.
– Снял с этого дурака шлем и желтую епанчу и бежал на его же собственной лошади!
– Как в воду канул!
– Он и посулился, что найдет уловку и убежит.
– Только его и видели!
– О, вы еще не знаете этого человека! – с восторгом говорил Володыёвский. – А я сегодня могу поклясться вам, что он и нас освободит. Не знаю как, когда и каким способом, но, клянусь вам, освободит!
– Право, не верю своим глазам! – говорил Станислав Скшетуский.
Но тут солдаты заметили, что случилось. Поднялся шум. Драгуны бросились к телеге и вытаращили глаза на своего одетого в бурку и рысий колпак начальника, спавшего мертвым сном.
Вахмистр стал без церемонии трясти его:
– Пан начальник! Пан начальник!
– Я Ковальский, а вот… пани Ковальская, – бормотал Рох.