Не знаю, что произошло, но боль была сильнее обычной и не утихла даже к вечеру. Я сообщил об этом заглянувшей в палату медсестре, та передала дежурному врачу. Тот разрешил инъекцию обезболивающего.
Укол приглушил боль. Но вскоре у меня начала жутко чесаться правая ладонь. Зуд был настолько сильным, что хотелось напрочь содрать кожу. Внезапно чесотка прошла. И тут же начала зудеть левая рука. Не обращая внимания на болевые ощущения, придавленные лекарством, я начал возить ладонью по гипсу на боку. Это совершенно не помогало.
Так же как и в случае с правой рукой, зуд резко исчез. Чтобы через минуту появиться в районе крестца. Туда я не мог добраться при всем желании. Я ворочался, ругался и звал сестру.
Крики разбудили теперь уже двух больных – после ухода Олеси в нашей палате объявилось пополнение. Дед со сломанной ногой что-то недовольно забубнил. А Егор, с которым мы делили палату раньше, послушав мои стенания, сполз с кровати, подхватил костыли и пошел за сестрой.
Мне же становилось хуже. Неистовый зуд пополз вдоль позвоночника к голове. Я вдруг понял, что происходит что-то совсем нехорошее и попытался крикнуть. С губ сорвался только сиплый хрип. В голове зашумело.
В палате зажегся свет, ко мне кинулись медсестра с доктором. Как сквозь одеяло, донесся тревожный голос врача:
– Анафилаксия! Срочно эпинефрин! Потом хлорид натрия и метилпреднизолон! И сообщите в реанимацию, что…
Мне вдруг стало до одури страшно. А потом свет исчез…
Глава 2
Меня разбудили яркие солнечные лучи, падавшие на опущенные веки. Я лежал, кожей ощущая приятное тепло. Потом медленно открыл глаза и заморгал.
Надо мной нависал железный потолок, выкрашенный светло-серой краской. То, что он из металла, подсказывали чуть вогнутая форма и ровные ряды выпуклых заклепок. Минуты три я непонимающе таращился на них, пытаясь сообразить, где это я.
В памяти начали смутно всплывать последние события. Олеся, уходящая с этим засранцем, сводящий с ума зуд, суетящиеся врачи… и почему-то какая-то взорванная яхта.
Зажмурившись, я пытался собраться с мыслями. Может, я в реанимации? В какой-нибудь барокамере, или в чем там больных держат…
Открыв глаза, я повернул голову. И с еще большим офигением уставился на круглое окошко, похожее на корабельный иллюминатор. Толстое стекло было грязноватым или просто мутным. Но даже так за ним виднелось голубое небо.
Приподнявшись, чтобы улучшить обзор, я увидел покрытую мелкой зыбью синюю поверхность. Море.
Откинувшись на спину, я вновь уставился в потолок. Пытаясь осмыслить происходящее, перебирал варианты, позволяющие объяснить обстановку. Самым логичным было предположение, что у меня галлюцинации, вызванные каким-нибудь препаратом. Но разве глюки могут быть настолько реалистичными? Чтобы и краски, и ощущения, и чтобы все было таким четким?
Прежде я никогда не принимал наркотиков, поэтому не знал, на что похоже их действие. Но если судить по паре видео на ютьюбе, в которых люди, пробовавшие запрещенные вещества, с помощью компьютерной графики показывали происходившее с ними во время трипов, мои видения не вызваны химией. У наркош мир искажается, постоянно меняется, течет, переливается странными цветами. У меня же все стабильно.
Чтобы проверить это, я пересчитал заклепки в одном из рядов. Обратил внимание на одну, выделявшуюся пятнышком ржавчины. Потом закрыл глаза, досчитал до ста. Открыл. Все заклепки были на своих местах, их было столько же, сколько и минуту назад. И одна была плохо прокрашена, из-за чего начала ржаветь.
Нет, это не походило ни на сон, ни на глюки. Но, тогда где я и что происходит?
Отбросив тонкое покрывало, я уселся. Узкая кровать, на которой я находился, совершенно не напоминала больничную. Она была привинчена к стене, вдоль открытого края тянулась невысокая сетка, предохранявшая от падения.
Кроме кровати, в крохотном помещении стояло нечто вроде тумбы с несколькими выдвижными ящиками. На полу лежал старый на вид палас темно-зеленого цвета. В противоположной от меня стене все так же, никуда не исчезнув, был виден иллюминатор. В стенке справа от него темнела обычная деревянная дверь.
Что ж, если есть дверь, то, наверно, нужно просто выйти и найти кого-нибудь, кто все объяснит.
Оттянув сетку вниз, я опустил ноги на пол. И только в этот момент понял, что я нормально двигаюсь и у меня ничего не болит. Замерев, я неторопливо провел рукой по груди и боку. Гипс отсутствовал, неприятные ощущения тоже. Я глубоко вдохнул, наслаждаясь тем, как плавно входит воздух, как расширяются легкие и совершенно безболезненно двигаются ребра.
Я здоров! Только заболев, понимаешь, как это здорово, когда у тебя все в порядке и ничего не болит!
Когда восторг, вызванный фактом исцеления, поутих, я, уставившись перед собой, задумался. Если у меня срослись переломы, и врачи успели снять гипс, сколько же времени я провел в отключке? Где-то месяц? Но разве такое бывает? Хотя, если человек впал в кому… Неужели, именно это со мной произошло?
Я почесал подбородок и нахмурился. Кома, конечно, может объяснить то, что я здоров. Но не иллюминатор и море за ним. Короче, нужно найти медсестру, врача – кого угодно.
Встав с кровати, я босыми ступнями почувствовал слабую вибрацию. Это вполне вписывалось в концепцию, что я на корабле. Вот только, как я на нем оказался? Пока находился в отключке, было ЧП и нас эвакуируют? Да ну, фигня. К тому же ближайшее море расположено в нескольких сотнях километров от города, где я живу. Больницу бы туда не повезли.
Я похолодел от неожиданной мысли: может, пока я находился в коме, случилось что-то, что наш город стал прибрежным?! Нет, не может быть. Для таких изменений нужна глобальная катастрофа. Если бы такое произошло, о больных бы думали в последнюю очередь.
Прошлепав к иллюминатору, я выглянул. За мутным стеклом искрилось бескрайнее море. Где-то на горизонте белел крохотный треугольный парус. Прислонившись к окантовке окошка лбом, я попытался увидеть борт. Это оказалось бесполезным. Но, судя по расстоянию до поверхности воды, я находился примерно на высоте третьего этажа. Ну точно – корабль.
За дверью оказалась каюта раза в три больше той, где я очнулся. Здесь был такой же серый потолок и зеленое напольное покрытие под ногами. У одной стены стояла кровать в полтора раза шире моей и тоже намертво прикрученная. Также в помещении был высокий шкаф с дверцами внизу и открытыми пустыми полками вверху, круглый столик и два кресла. В одном из них, поджав ноги и укрывшись чем-то вроде шали, дремала женщина. Ее лицо закрывали слегка вившиеся длинные белые волосы. Не седые, а именно белые. Если не ошибаюсь, таких называют платиновыми блондинками.
Светлые волосы напомнили об Олесе. Она ведь тоже блондинка, только с золотистыми волосами…
Сжав зубы, я отвернулся. Будить женщину не стал, а направился к двери. Проходя мимо шкафа, заметил движение. Резко остановившись, посмотрел туда. Между рядами полок, судя по всему, было окно наружу. И оттуда на меня глядел какой-то пацан с волосами такого же цвета, как у спящей женщины. Ну, как пацан – шкет лет пятнадцати-шестнадцати. У него были необычно синие глаза. Походу, линзы. Нынче модная фигня.
В свою очередь, парень продолжал в упор рассматривать меня. Смазливый, как девчонка – никогда таких не переваривал. Хотя, челюсть довольно жесткая, мужская.
Я вызывающе дернул подбородком вверх: типа, чего тебе? Мелкий говнюк одновременно со мной сделал то же самое.
Здрасьте! Он, что, думает, мне влом будет выйти?!
Я сделал шаг к шкафу с окном. Синеглазый гаденыш, словно дразнясь, тоже приблизился. Надо сказать, я немного прифигел от такой наглости. Несколько мгновений мы буравили друг друга взглядами.
– Исчезни, – тихо сказал я.
Губы шкета шевельнулись одновременно с моими. После он еще более нагло выставился на меня.
Надо же встретить такого неадеквата: мало того, что пялится, так и еще ведет себя вызывающе! С одной стороны, хотелось выйти и, как минимум, дать ему подсрачник. С другой – еще со школотой я не связывался…
Постояв в раздумьях, я решил, что у меня есть дела поважнее, чем выяснять отношения с малолетним долбоклюем. Не сдержавшись, я на прощание небрежно ткнул в его сторону рукой с выпрямленным средним пальцем и шагнул к двери. И тут же затормозил, краем глаза уловив, что он сделал то же самое. В смысле, показал мне фак.
Возмущенный, я подошел к самому шкафу.
– Слышь ты, – прошипел я, чтобы не разбудить женщину, – совсем страх…
Тут я заткнулся, с запозданием начиная прозревать. Протянув руку вперед, между полок, коснулся стекла. Шкет сделал то же самое.
Не, не, не! Этого не может быть…
Сжав руку в кулак, я последовательно показал пять, два, один и три пальца. Пацан идеально отсинхронил мои действия.
Я покачал головой: невозможно. Это не может быть отражением. Ведь это же не я! Но… как тогда он узнал последовательность жестов?
Уже зная правду, но все еще отрицая ее, я провел последнюю проверку. Широкие полки перекрывали большую часть видимости, и перед моими глазами было лишь лицо парня. Засунув голову прямо в шкаф, я добился некоторого увеличения обзора. И позади белобрысой головы увидел верхнюю часть спинки кресла и белые волосы дремлющей женщины.
Как бы лучше описать мое состояние… я был оглушен. Если раньше у меня имелись хоть какие-то предположения, позволявшие объяснить окружающую обстановку, то отражение в зеркале истолкованию не поддавалось. Если не считать варианта, что я рехнулся.
Совершенно сбитый с толку, я прошествовал к двери, повернул металлическую ручку и переступил порог.
Узкий полутемный коридор тянулся в обе стороны от меня. С одной, он заканчивался серой стеной в заклепках, с другой – металлическими ступенями, ведущими наверх. Выбор был вполне очевиден. Я направился к лестнице, миновав по пути несколько дверей, похожих на ту, из которой вышел.