Летописи летающих островов. Книга 1. Через тернии к терниям

– Более конкретно можете назвать хоть что-то: страну, материк, остров?

– Темноречье – это город-государство.

– Укажете на карте где именно?

– Я не силен в географии и навигации.

– Чем занимались в Темноречье? – поинтересовался капитан.

– Был фермером.

– То есть вы – не пират.

– Да, – уверенно ответил Фед. – Не пират.

– Откуда нам знать, что он говорит правду? Может он один из них? – тихо шепнув командиру, встрял Свямирский.

– Быть может, но согласно конвенции он попадает под противозаконный статус раба, что предписывает и вынуждает его освободить. Я не думаю, что все невольники – сплошь законопослушные граждане; ха, если бы их всех опрашивали о прошлой жизни. Но никто этим не интересуется, – ответил товарищу Никар, посмотрел на Михева и добавил: – К тому же, как-то не похож он на пирата.

– А кто похож? Внешне и на первый взгляд половина пиратов не похожа на пиратов.

– Прошу, не убивайте меня, я не такой как те пираты; я – не пират! – в страхе вскрикнул бывший фермер, – они жестоки, бездушны, это страшные люди, вы не знаете, на что они способны. Я же никогда не нарушал закон, я всегда жил мирно.

– Что стало с Темноречьем?

– Эти пираты… Я слышал, они то ли с Пиратской Республики, то ли с Северного… Коронограда… Разрушили город, и убили всех, да, может, конечно, и не всех, откуда мне знать наверняка, но я думаю большинство. И если б вы там были, думали б так же. А если кто и спасся чудом и убежал, то тому уже некуда вернуться. Они никого не щадили, убивали всех без разбора, стариков, женщин и детей… А убивали они со страшной жестокостью, издеваясь и потешаясь… Вы не видели их бесчинства. Они убили мою жену… и… сына, – жалобно произнес Фед, по его лицу покатились слезы, – моего маленького сына… и любимую… на моих глазах… Как же я без них буду дальше жить… – голос говорившего окончательно надломился и он тихо заплакал.

Альби посмотрел на Свямирского, последний был озадачен, глаза же командира пылали гневом. Он повернулся к верхней палубе и крикнул: «Отряд!». На клич незамедлительно отозвались нависшие над разношерстной пиратской командой бойцы в единой военной сине-белой униформе, в касках, бронежилетах, берцах, с погонами, знаками отличия и эмблемами. Командир поднял правую руку и изобразил ею условный знак, похожий на пренебрежительный. Тут же раздались выстрелы, прозвучавшие почти одновременно, с мельчайшими, в доли секунд, интервалами друг от друга. И практически синхронно с почти единым залпом, все стоящие на коленях пираты упали с простреленными головами, запачкав и запятнав палубу своею кровью.

– В идеале, если по всем правилам, ты чуток поспешил,– немного строго, но в целом снисходительно сказал Свямирский. – Ну да ладно.

– Что с ними возиться? Тем более у нас и так пленных пиратов хоть отбавляй.

– Так-то да… Хе-хе. Думаю, у тебя есть задатки стратега, но политик из тебя вышел бы плохой.

– Хорошо, что я не политик.

Экипаж «Fury» силами специального «уборочного» отряда обшарили, раздели и после выбросили за борт, трехголовое чучело-Франкенштейн по приказу Никара Альби оставили с целью показать Республике и всему Миру пиратскую жестокость и представить устрашающее доказательство пиратского произвола, имущество корвета инвентаризировали, сам корабль был взят на буксир «Карателем». Феда освободили, разрешили одеться в любую пиратскую одежду или найти свою, а так же вернуть себе, если он отыщет, принадлежащие ему ранее вещи. Фермер постарался и нашел свои, а может и не свои, пожитки: армейские ботинки; джинсы, рубашку, кожаную черную куртку-авиатор с серым меховым воротником; бронежилет; автомат АК-74, пистолет Токарева, пистолет Балтиец, патроны к ним; боевой нож; чуть меньше полуметра цельнометаллический топор с асимметричным, с небольшим изгибом в верхней части и значительным в нижней, лезвием и, обтянутым у основания резиной, топорищем. И некоторое другое добро, в том числе монокль-гогглы, который фермер незаметно взял у трупа пиратского капитана, когда «уборщики» еще не раздели и не обыскали лежащего, а занимались другими.

В принципе, после Катаклизма (или же Апокалипсиса, – этот термин упоминался реже), когда объем кислорода, температура и давление на Земле резко изменились, и появилась болезнь, которую назвали ветряной, мало кого этим предметом можно было удивить, если бы не некоторые его особенности…

Эти резкие повышения и уменьшения отрицательно подействовали на неприспособленные к новым условиям жизни организмы. В результате, многие умерли, конечно, были те, на кого эти изменения существенно не подействовали, но их было не так уж и много. Время шло и мало-помалу количество таких людей стало увеличиваться – организм приспосабливался. Но сейчас значительное число людей все ещё не адаптировалось. Подверженность к изменениям Катаклизма – как раз и есть, так называемая, «ветряная болезнь».

Эта болезнь в той или иной степени «воздействует» либо на глаза, либо на дыхательную систему и проявляется в ухудшении зрения и удушье от недостатка или избытка давления и кислорода. Вредному и гибельному воздействию подвергаются в зависимости от восприимчивости либо только глаза, либо только легкие, либо то и другое. При этом, степень влияния болезни различна не только у разных людей, – это само собой разумеющееся, – но и для одного и того же человека на разных летающих островах и рейсах. Бывает, человек абсолютно не восприимчив к болезни на одном острове, а на других или другом либо во время перелетов – подвержен ей.

Именно поэтому довольно быстро получили широкое распространение различного вида респираторы, противогазы и гогглы (классические и переделанные, например, мотоциклетные и авиационные очки, которые, унаследовав название, образовали новые виды гогглов). Причем имелись они даже у людей, не страдающих «ветряной болезнью» – так, на всякий случай, вдруг пригодятся обладателям.

Так вот, взятый Федом монокль-гогглы состоял из большой круглой линзы, оправы, резинового ремешка, с помощью которого оптический прибор удерживался на голове, и был оснащен разнообразными маленькими приспособлениями, устройствами, а так же дополнительными линзами, располагающимися за главной-внешней, в оправе. Причудливая необычная конструкция гогглов могла породить внимание и интерес у окружающих к данному объекту и поэтому послужила причиной утаивания факта заимствования у капитана.

Фед с частью республиканской команды остался на корвете. Во время плавания республиканцы относились к нему довольно хорошо, но, конечно, не с любовью, скорее нейтрально. Воспринимался он как невинно пострадавший гражданский, и, понятное дело, как незнакомцу ему не доверяли, поэтому своё оружие он сдал, на линкор его не пустили и за ним посматривали.

Глава 2.

Через несколько дней плавания «Fury» с ведущим «Карателем» причалили к Срединному острову, к городу Хмуровску. Республиканцы Феду вернули его вещи, дали немного денег из захваченной пиратской казны и высадили, дав ему возможность свободно распоряжаться своей будущей судьбой.

Некоторое время он пробыл в Хмуровске, затем, купив место на торговом судне «Купец», пассажиром без происшествий добрался до города Северный Короноград, столицы Северо-Короноградской (официально), – если обыденно – Короноградской, – Свободной Республики, раскинувшейся на Северо-Западном архипелаге.

«Купец», пройдя санитарно-карантинный досмотр, пограничный контроль и таможенное оформление на подходе к самому городу, вошел в полный всяческих видов, форм и конструкций летательными транспортными средствами порт, где в пункте пропуска был повторно проверен и оформлен контролирующими органами. А именно в первый грузовой район «Большого порта», откуда открывался удивительный вид на вытекающие из города и падающие в пропасть водные потоки рукавов Быстроречья (Большое Быстроречье, Голодная река, Глиняный Канал), берущего начало в Волнистом озере. После Катаклизма старые морские порты переоборудовали и переоснастили в воздушные. Это было намного проще, менее трудоемко, дешевле, в целом, наиболее выгодно и оптимально для всего и вся, ну или, по крайней мере, для большинства, чем строить новые порты.

Военные, грузовые, торговые суда; кто бегал, кто стоял, кто работал, кто отдыхал; где было оживленно и со спешкой, где всё шло мерно и медлительно… разнообразная и в то же время однообразная пропитанная потом, алкоголем, порохом и товаром; обветренная, обдутая и продутая портовая жизнь ветрового порта встретила и поглотила вошедший и не противостоящий этому слиянию корабль.

В полдень Фед вместе с несколькими другими пассажирами, среди которых была одна девушка, сошел с «Купца» на причал. В той же одежде, что и немногим раньше; его тело также как и на «Карателе» неизменно защищал бронежилет, но на поясном ремне у левого бока с помощью специальной петли уже висел топор, а у правого – в кобуре, пистолет; за спиной – рюкзак. Автомата у него не было видно – штурмовая винтовка уместилась в заплечной сумке. По всей видимости, ему было известно, что согласно закону Западного Союза «Об оружии» гражданам, за исключением представителям силовых структур, в черте любого союзного города запрещено носить огнестрельное крупнокалиберное и длинноствольное оружие в боеспособном и неразборном виде.

В период Катаклизма: когда земные плиты растрескались, раздвинулись, а после кусками оторвались и поднялись ввысь, образовав, сделав из Земли скопление огромного множества летающих, порой на разных уровнях, маленьких и крупных островов, островов-материков, архипелагов над бескрайним водным океаном, охватывающим ядро планеты, старый мир, который являлся и миром порядка, разрушился, и создался новый мир, который по совместительству был миром хаоса и анархии.

Мир, континенты, материки, страны, народы разделились со всеми множественными следующими от этого последствиями, в том числе с прерыванием взаимосвязей между районами, людьми. Многие умерли от порожденных смещением плит землетрясений и оползней или от свирепствующей ветряной болезни. Тех, кто выжил, ждали сразу начавшиеся постапокалипсические борьба за жизнь, гражданские и не только гражданские войны и противостояния. Период, последующий сразу после Катаклизма, был назван «периодом индивидуальных войн» или «периодом борьбы только за выживание». Этот этап характеризуется войной всех против всех[1 - Война всех против всех (лат. bellum omnium contra omnes) – понятие социальной философии Томаса Гоббса, которое описывает естественное состояние общества до заключения «общественного договора» и образования государства.], каждого с каждым, когда люди борются за личное выживание и выгоду в условиях отсутствия какой-либо действующей государственной власти.

Постепенно на разрозненных островах образовывались различные государства и союзы. Наступила эпоха постапокалипсических государств. Примерно полвека спустя после катаклизма Златокаменная Свободная Республика (ЗСР), Северо-Короноградская Свободная Республика (СКСР), Атлантида, Пятиречская Республика и некоторые другие государства западных R-х островов объединились в Союз Свободных Западных Республик – ССЗР. Это государственное образование также, неформально, прозвали «Западный Союз» и «Западная Республика». Чуть позже, к союзу присоединились Черноземская Социалистическая Республика (ЧСР) и ещё некоторые другие. Со временем в состав ССЗР вошли практически все западные территории бывшей R (относительно острова-материка Исполинская Твердь, располагающегося в центре старого государства), и название страны изменилась на новое: Свободная Западная Республика, она же СВР и СвоЗаР. Параллельно этому восточные территории бывшей R объединились и образовали Великую Восточную Республику (ВелВостР). Несмотря на то, что СвоЗаР и ВелсВостР по многим и различным причинам находились в конфронтации, они заключили меду собой договор о мире.

Что касается Исполинской Тверди, то Западная и Восточная Республики не имели хорошего представления о том, что сейчас там происходит, единственное, что было известно наверняка: география этого острова по картам R двухсотлетней давности (откуда можно было сделать вывод, что эта земля очень богата полезными ископаемыми), что на Исполинской Тверди нет единой власти, и его делят множество разрозненных государств.

Одно из основных положений Конституции СвоЗаРа провозглашало и гарантировало право граждан на хранение и ношение оружия. Условия его применения и использования регламентировал закон «Об оружии».

Лет через сорок в стране появилось общественное движение, которое высказывало мнение, что если граждане намерены создать цивилизованное государство и общество, то относительно владения оружием необходимо вернуться к версии конституции и соответствующего закона до катаклизма.

Несмотря на то, что эти взгляды не пользовалось широкой популярностью, и само объединение было довольно малочисленно, правительство откликнулось на призыв движения и рассмотрело поднятую проблему. В результате, в связи с обоснованностью некоторых положений и утверждений объединения, правительство внесло поправки в нормативные правовые акты и ограничило право граждан на обладание оружием (о чем писалось выше). Такой исход породил слухи, что выдвинутая идея разоружения на самом деле исходила и принадлежала правительству, а развернувшиеся события – результат его многоходовой игры.

Но, пожалуй, мы немного отвлеклись и поэтому вернемся к нынешнему, а не прошлому, основному повествованию.

Солнце, прощаясь с грязным, пошлым и жестоким человеческим миром, покидало небосвод, и тьма, получая сопротивление от окон домов, немногочисленных притушенных электрических и множественных огненных фонарей, – электричество экономили, – стала пытаться заполнить улицы. Наступал вечер. Время романтиков, убийц, грабителей, маньяков, пропойц и самое главное – время гуляк, – гуляк, ищущих компании, общения, забытья, веселья, вдохновения, продажной или мимолетной любви и быть может ещё чего.

На углу набережной Глиняного Канала и Лифляндского проспекта стоял большой шестиэтажный желтого цвета дом, которому администрация района присвоила номер-имя – 217а. Большую часть его нижних двух этажей занимал бар «Череп», а остальную часть здания – гостиница «Над черепом».

В свете ближайшего фонаря от входа здания появился человек с надвинутым вперед капюшоном. Он откинул его и направился к фейсконтролю бара. Посмотрев на его, читатель сразу признал бы в нём человека, назвавшегося Федом Михевым.

Вышибалы узнали приблизившегося и поэтому удивились, поздоровались и беспрепятственно впустили того внутрь.

Первый этаж бара, исключая хозяйственные помещения, состоял из нескольких отдельных комнат и одного большого прямоугольного, почти квадратного, главного зала, куда и направился Фед.

У меньшей стороны зала, занимая один из углов, расположилась барная стойка. Напротив, но уже посередке стены находилась сцена, на которой выступала какая-то малоизвестная, наверное, как и все непомерно талантливая и подающая большие надежды, но сейчас прозябающая и по праву пока непризнанная группа, исполняющая какую-то грустную монотонную песню.

Остальное пространство занимали небольшой танцпол у сценической площадки и множество столиков с приставленными к ним стульями, на которых сидели посетители, занятые напитками, едой и разговорами. Сейчас, при тусклом свете, через густые табачные облака можно было увидеть, что народу в зале очень даже много. Вход был в большей стене совсем недалеко от барной стойки.

От громко переговаривающихся, иногда кричащих, посетителей и от их обслуживающих, мелькающих бегающих туда-сюда хорошеньких и не очень, молодых девушек-официанток в одинаковых чистых белых рубашках и черных коротеньких юбках среди этого разношерстного народа в зале стоял неравномерный громкий гул.

Фед, не сворачивая с намеченного им прямого пути, не на что и не на кого не отвлекаясь, встречая удивленные взгляды некоторых людей, пересек зал и оказался у сцены. Затем он поднялся на неё и, жестом показав играющим остановиться, взял у солиста микрофон.

Как только музыка бесцеремонно прервалась на середине, все присутствующие обратили свои взгляды и внимание на сцену. Послышались отдельные удивленные недоумевающие возгласы и последовало полуминутное замешательство, воспользовавшись которым музыканты быстро удалились. Оставшийся один, человек на сцене заговорил: