Откровение и закат

Изошел кроткий Агнец, что скорбь претерпел

Глубочайшую; но следует Тёмный за призраком

Зла, или же влажные крылья он расправляет

К золотому нимбу солнечному, и содрогается

От колокольного звона грудь его, болью истерзанная,

Упование дикое; мрак низвержения пламенного»[8 - Стихотворение Г. Тракля «К Люциферу»].

Так «кем же он всё-таки был» – автор этих «воздыхающих», «болью истерзанных» строк?

«Агнец» и «Тёмный»? … – не узнаём ли мы в этих двух образах – казалось бы, таких несовместимых и, в тоже время, таких нераздельных! – противоречивые лики самого поэта, его «упование дикое» и «отчаянье жгучее» – его дух, его «кровь», его «пламя»? Словно приговор самому себе Тракль произнесёт однажды во истину стоические слова о своём предназначении и участи:

«Я не смею уклоняться от ада» —

не догадываясь ещё о том, что восстание ада уже уготовано ему, и в самом скором времени «мрак низвержения пламенного» всецело охватит его – в смертоносной бойне при Гродеке[9 - Гродек – местечко в Галиции, где во время Первой мировой войны в октябре 1914 г. произошло крупное сражение между русской и австрийской армиями. Г. Тракль был призван в армию в качестве медицинского работника и оказался в санитарной бригаде на смертоносных полях этого сражения].

«ДУХОМ СОШЕДШИ В ТЕМНИЦУ ДУХОВ»[10 - (Власт.)]

Уже в раннем возрасте в поведении будущего поэта наметилась тревожное отклонение от нормы, которое заставляло задуматься о его душевном здоровье и приводило в недоумение жителей города: однажды, без видимой причины, он бросился наперерез бегущей лошади; в другой раз, явно испытывая судьбу, он кинулся на рельсы, увидев приближение локомотива – к счастью, обе попытки не имели каких-либо серьёзных последствий для юного Георга. Как знать, может быть под впечатлением подобных бессознательных «опытов» и появились годы спустя такие поразительные строки в «Себастьяне во сне»:

«И когда под копыта взбешенных коней вороных он бросился камнем

Взошла над ним в беспросветности ночи – звезда».

В этой связи вспоминается ещё один экстраординарный случай, произошедший с Георгом в пятилетнем возрасте, когда он предпринял попытку войти в озеро так, чтобы полностью исчезнуть в его водах – прежде чем Тракль утонул, спасателям тогда чудом удалось найти его только по расположению шляпы, которая плавала на поверхности. И снова годы спустя:

«И выдался мрачный день года, печальное детство,

Когда в прохладные воды Отрок вошёл бестревожно, к серебряным рыбам спустился,

Упокоенье и Лик».

Эта странная «тяга к смерти» усугубилась ещё и тем, что Тракль рано пристрастился к наркотикам, и к 14 годам уже регулярно их принимал, используя хлороформ и сигареты, смоченные в опиуме. Позже, когда он устроился фармацевтом в аптеку «Белый ангел», он приобрёл навыки употребления и других наркотических средств. Чтобы избавлять себя от мучительных видений, порождаемых этим миром, он вводил себя в пограничные состояния сознания к видениям иного порядка, «балансируя на грани между жизнью и смертью, не отдавая предпочтения ни той, ни другой»[11 - Отто Базиль «Георг Тракль, сам свидетельствующий о себе о своей жизни», пер. с нем. М. Павчинской, изд. «Урал LTD», 2000, с.21].

Однажды в беседе с писателем Теодором Дойблером[12 - Теодор Дойблер (1876—1934) – немецкоязычный поэт и культурный критик. Одинаково владел немецким и итальянским языками.] он признался:

«Разновидность смерти неважна. Cмерть так ужасна из-за паденья, и ничтожным покажется всё, что может предшествовать этому и продолжится после. Мы падаем в запредельную черноту. Как может умирание, миг, что ввергает нас в вечность, быть скоротечным?»[13 - «Erinnerung an Georg Trakl: Zeugnisse und Briefe», (Otto Muller Verlag, Salzburg, 1959), 83]

Культуролог и библеист Сергей Аверинцев[14 - Аверинцев Сергей Сергеевич (1937—2004) – русский филолог, культуролог, библеист, переводчик.], рассуждая о природе поэзии Тракля, нашёл для неё удивительно ёмкие слова:

«время, в которое погружены его стихотворения, и есть предсмертная секунда, „вводящая в вечность“ и сама становящаяся вечностью…»[15 - С. Аверинцев, «Георг Тракль: Poite Maudit на австрийский манер», «Вопросы литературы» 1999, №5, c.34]

«Зачарованность самоубийством» во многом определила сюжет судьбы Тракля и превратилась в один из главных мотивов его поэзии – мотив смерти.

INCESTUS

«О, ты – кровь от моей крови, стезя ты и Грезящая в лунной ночи».

Г. Тракль

Но невозможно обойти вниманием ещё одну явную странность в поведении Тракля – зачарованность своей младшей сестрой Гретой, которая была на пять лет младше его. Со всей очевидностью можно сказать, что только к сестре Грете на протяжении всей своей жизни Георг испытывал настоящую привязанность и глубокую любовь. Но эта любовь к самому близкому существу на свете, своей спасительнице и святой, «Невесте сладчайшей», которая словно

«Мирт Непорочный над восторженным ликом склоняется Мёртвого»,

пробуждала в душе Георга и демонические чувства:

«Ненависть поедала огнём его сердце, сладострастие, когда в зеленеющем летнем саду молчаливое дитя он насиловал, в лучистом сиянье которого он свой лик, окутанный мраком, узнал».

Надо признать, что несмотря на многочисленные рассуждения биографов о имевших место кровосмесительных отношениях между братом и сестрой, до сих пор не представлено никаких заслуживающих доверия свидетельств в подтверждение этих домыслов – разумеется, кроме лирических «откровений» самого поэта.[16 - Переписка между братом и сестрой, которая могла бы «прояснить» отношения между ними, исчезла при странных обстоятельствах.] Известный биограф и исследователь творчества Тракля, психиатр Теодор Шперри[17 - Theodor Spoerri, «Georg Trakl: Strukturen in Personlichkeit und Werk» (Bern: Francke Verlag, 1954), 41] утверждал, однако, что обнаружил неопровержимые доказательства предосудительной связи, но отказался раскрывать свой источник, объясняя это тем, что на тот момент были ещё живы некоторые члены из семьи Траклей, чувства которых эта информация могла бы травмировать. [18 - Обнаружить из открытых источников дополнительные сведения по факту утверждения Шперри мне не удалось. Можно предположить, что существует часть архивов семьи Траклей, закрытая по воле наследников.]Но какой бы ни была истина, нельзя отрицать, что инцест является ещё одним главным мотивом в поэзии Тракля, с особой остротой принимая на себя весь трагический пафос архетипического грехопадения и изгнания из рая:

«Виновные бродят в саду

В диких объятиях тени,

Так что древо и зверь в могучем на них обрушились гневе».

Запретная любовь, которую испытал лирический герой, порождает в его душе комплекс вины и чувство страха:

«Временами он вспоминал своё детство, наполненное болезнями, мраком и ужасом, потаенными играми в звёздном саду…»,

и тогда

«из голубого зеркала проступал истонченный облик сестры, и он замертво проваливался во тьму».

Но после каждого провала во тьму и приступов раскаяния в душе героя наступает и спасительное просветление, «гармония нежная» в «волнах хрустальных», когда

«розовый ангел из погребенья влюблённых ступает».

Маргарета ненадолго пережила брата. Благодаря влиянию Георга, у неё сформировалась очень ранняя и сильная зависимость от наркотиков; после неудачного брака и выкидыша в 1914 году, в условиях крайней нужды, испытывая длительные приступы депрессии, она в возрасте 25 лет покончила с собой на вечеринке в Берлине в 1917 году.

«СТОНЫ РАЗОРВАННЫХ УСТ»

«И Он излил на них ярость гнева Своего и лютость войны» (Ис.42:25)

Ад, который предрёк себе Тракль, разверзся в его судьбе в августе 1914 года, в начале Первой мировой войны, когда он в порыве патриотических чувств вызвался добровольцем на фронт и в качестве медицинского работника был отправлен в Галицию. В битве под Гродеком встретились русские и австрийские войска, и разыгралось одно из самых кровопролитных сражений этой войны, схлестнулась

«тёмная ярость народов».

Австрийцы были разбиты и отступали в беспорядке. При полном отсутствии полевых хирургов Траклю было приказано заботиться о множестве тяжелораненых, которых сносили страдать и умирать в обычный амбар.

«Битвы пурпурный прибой»

не стихал в течение двух нескончаемых суток. Тракль слышал только, как «от убийственных залпов орудий» гудели «леса среди осени, золотые равнины, и озёра лазурные» и как страдали умирающие —

«дикие стоны разорванных уст».