– Нет, не говорил, – поняла Валя.
– Ну ты даешь!.. – сказал Федя. – Раз, два и готово. И с концами в воду! – Он продемонстрировал спуск концов в воду и торопливо вышел из кухни.
– Значит, она даже не знает, – задумчиво сказала Валя. – А как же теперь будет?
Коля помрачнел.
– Что будет?
– Как ты ей скажешь об этом? Как ты ей в глаза смотреть будешь?
– Как, как. Очень просто. Возьму и скажу. И в глаза буду смотреть. Она мне еще не такое говорила и тоже в глаза смотрела. Так что обойдется.
Валя промолчала: видно, понимала. Коля нервно прикурил от окурка новую сигарету. На ходу надевая пиджак, вернулся Федя.
– Ты-то куда?! – взъелась на него Валя.
– Мне за сигаретами надо, и вообще, что я дома сидеть обязан. – Он слил в стакан остатки пива и жадно выпил.
Валя поджала губы и промолчала.
– Значит, – сказал Коля, – в таком случае, до свидания.
– До свидания, – сказала Валя, – может, теперь и не увидимся больше, дай-ка я тебя поцелую на прощание…
– Да он вечером уезжает, – вмешался Федя, – еще успеешь двадцать раз попрощаться.
Валя расцеловала Колю в обе щеки и прослезилась.
– Ну не надо, не надо, – сказал Коля жалобно, – чего там.
Они вышли во двор, как уже давно не выходили, рядом, вместе, довольные друг другом. Федя придержал дверь, пропуская Колю, и гордо огляделся по сторонам.
Орали дети, полоскалось белье на ветру, в беседке скучало молодое поколение допризывного возраста.
– Ты кому-нибудь говорил? – спросил Федя.
– Нет, – покачал головой Коля. – Вы первые.
Федя удовлетворенно кивнул.
– Понял. Я в тебе никогда не сомневался. Ты настоящий друг.
– Спасибо, – сказал Коля.
– Не за что. Лучше пошли.
– Куда?
– К тебе, – сказал Федя. – Будем собираться.
Он деловито взял Колю под руку и потащил через двор к противоположному дому.
– Коля!
Коля растерянно оглянулся. Из открытого окна третьего этажа махала рукой Валя. Для простого, будничного воскресенья это было более чем необычно. В ответ Коля слабо махнул рукой и смутился. Он уже чувствовал, как внимание двора неотвратимо сосредотачивается на нем.
– А тебе уезжать не жалко? – покосившись на Валю, спросил Федя. – Все-таки столько лет здесь жил. Прижился, можно сказать, и вот на тебе, адью, съехал. А?
Коля опустошенно посмотрел на Федю, потом на вереницу развешенных пододеяльников, на беседку, на галдящих в песочнице детей и неопределенно пожал плечами:
– Не знаю. Как-то сразу не разберешься.
– Это просто ты еще не понял, не прочувствовал, – изрек Федя. – А когда поймешь, прочувствуешь. – Он задумался на мгновение, потом решительно сплюнул. – Хотя, конечно, Дальний Восток, с другой стороны – новая жизнь и все такое… Ты уже, наверно, весь там, в делах, в заботах. Везет же тебе. Я даже завидую. Веришь? Никогда тебе не завидовал, а теперь завидую. Ну и дела.
Они неумолимо приближались к подъезду, рядом с которым грелись на лавочке старухи и сидела Татьяна Иванна, мать Натальи. Сидела прямо и неподвижно, словно в фотоателье, когда фотографируют на паспорт.
– Ну чего? Испугался? – Федя дернул за рукав остановившегося Колю и потащил его дальше, упрямо и прямо к подъезду. – Ничего, пусть знают наших, пошли, со мной не пропадешь.
Старухи уже давно с любопытством смотрели на них, а Татьяна Иванна давно делала вид, что не смотрит.
– Здрасте, наше вам, люди добрые, – Федя отвесил поклон старухам и Татьяне Иванне персонально.
– Здрасте, здрасте, – закивали старухи.
Татьяна Иванна только кивнула. Ее холодность Федя решительно проигнорировал.
– Слыхали, бабули? – Он хлопнул Колю по плечу. – Слыхали, что наш Коля выкинул? А? Не ведаете? Сейчас опупеете!
– Не трепи! – возмутился Коля. – Помолчи, слышь!
– А чего? Чего такого? – обиделся Федя. – Сказать нельзя? Тоже мне. Всё равно узнают.
Татьяна Иванна окинула их быстрым взглядом, напряглась, привстала:
– Чего это он еще выкинул?!
Федя расхохотался:
– Во, видишь, уже интересуются.
– Опять?! – Татьяна Иванна рванулась к Коле и вцепилась в него мертвой хваткой. – Когда же ты успел, погубец! Когда?! Я ж из тебя все потроха вытряхну!
– Да нет, Татьяна Иванна! Не ходил я! Не ходил! – отбивался Коля. – Да постойте вы, черт побери!
Татьяна Иванна неуверенно отступила.
– Уезжаю я, – тяжело дыша, сказал Коля. – Уезжаю! Понятно?