Огонь небесный (сборник)

Лишь Теко стоял над всеми.

Никто из живых не мог просить Сану. Есть один закон племени: дочь вождя – богу. Другого закона нет. Как придет тепло в восемнадцатый раз в жизни Саны – так быть ей вознесенной на небо.

На огромном костре должны сжечь Сану – иначе проклятие и смерть племени!

6

А Теко стоял над всеми.

Никто не смел просить Сану. А он посмел. Он без нее что племя без огня. Отдадут ему Сану – отдаст и он огонь, будет жить племя. А нет – так всем смерть.

– Мы подумаем! – ответил Бенчо. – Слышишь, воин!

– Да, вождь, – ответил Теко. – Слышу.

7

Три старца и вождь, в отдельной пещере, задумались. И думали долго…

И решили: не могут они отдать дочь вождя.

Но самый мудрый сказал:

– И все-таки у него есть огонь. Но нет Саны.

– Да! – согласились.

– Значит, Теко сильней. Так пусть пока будет сильней!

И решили отдать ему Сану, тем взять у него огонь. Но в тот день, когда в восемнадцатый раз придет для Саны тепло, схватить Теко и огласить приговор: за ложь, за смерть людей племени, за насмешку над их законами – смерть Теко!

И тогда, после смерти Теко, на огромном пламени принесут Сану в жертву богам – и тем искупят вину. И тем спасено будет племя.

На том и порешили.

8

К ночи около всех пещер пылали костры. Люди племени, взявшись за руки, ходили вокруг костров и протяжными, тягучими возгласами выражали свою радость.

– Слава огню! Слава жизни! – пели они.

– Слава, слава!

А Теко, как будто второй вождь, стоял вдали от всех с Саной и улыбался.

Вдвоем, они стояли лицом к лицу, и Теко, подняв тяжелую руку, нежно гладил Сану по плечу.

Потом Теко разорвал на Сане одежду до пояса, но ни к чему не притронулся, а только смотрел.

И ей сказал:

– Смотри, Сана! – и показал на племя. – Они счастливы!

И она посмотрела на людей и ответила:

– Ты дал им счастье!

– Нет, – сказал он, – это ты!

Он поднял Сану на руки и понес в пещеру.

9

А утром новое испытание ожидало людей: Теко и Сана исчезли. Куда могли сбежать эти двое, зачем убежали? – ведь всюду их ждет смерть: без людей, без огня, без крова.

А что будет с племенем? Что ждет его? Смерть и проклятие: они не смогут принести дочь вождя в жертву! И новая печаль застыла над племенем. У них был огонь, но не было надежды.

И снова начали думать старцы и вождь Бенчо, но ничего придумать они не могли. Они выслали бы погоню, но куда послать, в какую сторону, не знали; в какую бы кто ни пошел – смерть везде…

И когда страх совсем сковал людей племени, когда совсем не знали они, что делать с собой, с огнем и надеждами, вдруг один неприметный, но храбрый человек сказал:

– Братья! Будем жить! А там – посмотрим…

Дарья-бессмертная

Быль

Вчера приехал в деревню – здесь горе: умерла Дарья Ивановна Притулина. 93 года старушке, сухонькая, маленькая, сам вечером видел: лежит в гробу, как девочка, держит в тонких руках горящую свечу. А сегодня утром, проснувшись, потянулся к папиросам, выглянул в окно: что такое? – Дарья Ивановна по двору идет, несет на правом плече тяжеленькое такое бревнышко… Меня озноб прошиб: может, спятил я? Толкнул жену в плечо, та глаза распахнула: что такое? Показываю за окно. Жена спросонья не поняла меня: мол, чего спать не даешь, ну, вижу, Дарья Ивановна идет… А как осознала картинку, так закричала на всю избу: «А-а!..» Хорошо, сына с нами не было, а то бы его точно кондрашка хватила.

Я рот-то раз – и закрыл жене ладонью. Кричать перестала, а глаза смотрят в окно – ну точно сумасшедшие: круглые, безумные. Как так?! – вчера Дарья Ивановна в гробу лежала, а сегодня бревна таскает на дворе…

Выбрался я из постели, чиркнул дрожащими руками спичкой, закурил «беломорину». В окно смотреть боюсь, а тянет… Покосился через плечо: нет, точно, Дарья Ивановна как ни в чем не бывало одно за другим бревна носит. Да какие? С такими и здоровый мужик нелегко справится, а она раз только – вспорхнула бревно на плечо и пошла… Баньку, говорят, задумала строить на старости лет, да вот – померла…

Но как – померла?!

Вон она ходит по двору, живей нас с женой будет, молодых…

Вышел я на улицу, рань стоит, даже край солнца не выкатился еще для нового дня… Огибаю наш плетень, подхожу к дому Дарьи Ивановны. Точно – работает. И что удивительно: на ней не шерстяное и новое платье, с темно-бордовой опушкой по манжетам и вороту, в котором вчера лежала в гробу, а обычный сарафан-хламида, любимый ею в работе. Подхожу, говорю:

– Бог в помощь, Дарья Ивановна!

Бревнышко-то шасть с ее плеча – да на землю, в траву.

– Эк, напугал, – проворчала бабка, резко обернувшись и опалив меня гневным взглядом. Но, узнав во мне соседа, который приезжает сюда, в деревню, только редкими летними месяцами, отходчиво улыбнулась. Мы, когда приезжаем, всегда привозим с собой коньяка и угощаем Дарью Ивановну. Она выпьет малую стопку, вспыхнет щеками, поблагодарит и уйдет с поклоном. Иногда говорит: коньяк этот молодость ей напоминает, когда жарко целовалась, – ой, жгучий какой, в краску бросает, как поцелуй… Мы усмехались. Вот старуха: о поцелуях говорит в такие-то годы… Ну и ну!

И сейчас, узнав меня, Дарья Ивановна усмешливо спрашивает:

– Не привез нынче целовального?